— Как же так, Митя? Разве могут эти вопросы зависеть от решения твоего отца?

— Все дело в его отношении к тебе. Он считает, что я плохо к тебе отношусь. И решает финансово меня за это наказать.

Катя вздохнула. Вот уж не ожидала, что из-за нее бедный Митя лишится своего благополучного образа жизни. Снова она виновата. Решила его успокоить, хотя сочувствия уже к нему не было.

— Ну, ладно. Что может изменить развод? Я просто думала, что тебе нужна свобода. Если же пока дело терпит, подождем с ним. Тебе надо заканчивать с этой зависимостью от отца. Или ты питаешь надежды на наследство?

Митя не узнавал Кати. Так жестко она с ним никогда не говорила.

— Я понимаю, что ты ко мне теперь чувствуешь. Презрение, да?

— Митя, это твоя жизнь. Я к ней теперь не имею отношения. Кроме формального — наш брак закреплен на бумаге. И пожалуйста, не покупай больше дорогих подарков, никаких подарков — я их не приму.

— Ну, я вообще-то и сам зарабатываю. И не считай меня маленьким сыночком. Да, я привык так жить, отец всегда был щедр ко мне.

— Ты поэтому вернулся? Потому что закончилась отцовская щедрость?

Теперь наступила очередь Мити вздохнуть. От изменившегося отношения Кати к нему. От изменения в ней самой.

— Зря я тебе все это рассказываю. Но тебе лучше знать, как обстоят у меня дела. Ты делаешь свои выводы, не лестные для меня. Я заслужил это. Но я вернулся, потому что обещал тебе.

— Митя, ты отец нашему ребенку. Этого не изменить. Но ты мне муж и я тебе жена — только на бумаге. Пожалуйста, имей это в виду.

Больше она не хотела его слушать. Да и Мите расхотелось говорить на эту тему.

Катя позвонила Роману Никитичу, попросила его встретиться. Гуляя с сыном в парке, увидела его издалека и улыбнулась — есть, оказывается, человек, которого ей хотелось видеть, разговаривать с ним, оставаться собой, прежней. Он тоже улыбался. Показался подвижным, моложавым. Значит, здоров, слава богу…

— Рад видеть тебя и малыша. Когда у него появится братик, а у меня внучок?

— Я тоже рада. Скоро-скоро.

Так не хотелось Кате разрушать хорошее настроение. И все-таки заговорила:

— Роман Никитич, Митя сказал, что вы его наказали из-за меня. Мне не хотелось бы, чтобы он был ущемлен только потому, что наш брак… дал трещину. Быть виноватой в этом не хочу.

— Это не ты, а он виноват.

— Но выходит-то по-другому.

— Значит, ты просишь быть к нему снисходительным?

Катя обрадовалась, закивала головой.

— Представьте себе, ваш сын всегда заслуживал уважительного отношения к себе. Вы таким его вырастили, воспитали. А теперь он лишится самоуважения. Я не хотела бы видеть его жалким. И все от чего? Потому что стал меньше меня любить?

— Катя, а ты его любишь?

— Если честно, уже нет. У него новая привязанность. Вернее, старая. — Катя решила довериться мудрому человеку. — Я его отпустила, его уже нет в моем сердце.

— Так быстро? А может быть, ты его не любила?

— Нет, любила. В него трудно было не влюбиться. И я рада, что мой сын будет походить на него. Митя хороший человек, трудно ему сейчас приходится. Не добивайте его.

Роман Никитич, стряхивая снег с Катиной шубки, наблюдая за возней Санечки около детского домика, задумчиво проговорил:

— Странный у нас разговор. Другой бы на моем месте подумал, что ты имеешь интерес к материальному положению своего мужа. А ты его имеешь, но совсем с другой стороны. Заботишься о человеке, который принес тебе одни страдания.

— Митя останется моим другом. А еще будет хорошим отцом.

— Дурак он, мой Митька!

— Что поделаешь? Мы не властны над своими чувствами.

— Ох, Катя, Катя! Это ты хороший человек, а не мой сын. Но подумай и о себе! Что ты все входишь в положение других!? О своем положении позаботься.

Катя уверила его, что будет думать теперь прежде всего о себе. И на этом расстались. Хотя Митин отец ничего не обещал, Кате стало легче от мысли, что он прислушается к ее просьбе. Вот здесь-то, чтобы не чувствовать себя виноватой перед его сыном, она заботилась о себе. В этом заключался ее эгоизм.

Костя, сидя за своим рабочим столом, крепко задумался. Его волновал вопрос о состоянии Мити. Вот уже два раза виделся с ним после его заграничной командировки. Было жалко на него смотреть.

— Митя, авось, все наладится, и придете к согласию. И Катя, и ты сам… — Больше не знал, как успокоить друга.

— Я дурак, пошел на поводу своих жалких чувств — и потерял Катю. Миле только один раз сказал, что отец отказался от финансирования моих личных затрат. Этого оказалось достаточно, чтобы наступило ее охлаждение. Такая пошлая ситуация — и она произошла со мной!

— Ты ожидал другого?! Ох, Митька, ты действительно дурак! Но сейчас же ты в норме, все понимаешь — и это уже хорошо.

— Да, отцовское решение было кстати… Чтобы я образумился наконец. Не потому, что стеснен материально. А потому, что заставил взглянуть на себя со стороны…

— Да, ладно! Ты не виноват, что у тебя состоятельные родители. Я ведь тоже во всем обязан отцу. Мы наследники своих отцов, что поделаешь тут?!

— Катя меня заподозрила, что я жду, когда наследством обзаведусь… Вот это был удар! Она изменилась, ты не заметил?

— Я давно ее не видел, — уклонился от ответа Костя. — Когда она родит? Мама говорила, как тяжело ей становится. Скорей бы закончилось это ожидание…

— Она изменилась. Показалось, что стала какой-то черствой, что ли… Раньше даже когда на меня обижалась, была мягкой, сочувствовала… А теперь заговорила о разводе.

— Ну, тут она торопит события. Подожди… как только у вас появится ребенок, все пойдет по нужному руслу.

Костя приехал домой и с радостью увидел Санечку. Подхватил его и почувствовал себя счастливым. Жалко было, что редко с ним виделся. Иногда на прогулке с Лидией Ивановной, иногда вместе с отцом устраивали посреди рабочего дня посиделки в детском кафе, прогулки на детскую площадку, чтобы разделить радость общения всей семьи. Лидия Ивановна все не могла налюбоваться на соединение дорогих ей мужчин, как она говаривала, представителей трех поколений.

По озабоченному виду матери было заметно, как она переживала о том, что Катя изменилась. Ее удручала сухость в их отношениях. Катя даже могла позволить себе быть резкой, выразить недовольство по пустякам. Лидия Ивановна об этом жаловалась Косте, и оба одинаково расстраивались.

И тут она услышала телефонный звонок.

— Костя, Катя уже в роддоме! — обрадовала его мама.

Он восхитился, стал звонить Мите. Тот уже был взволнован, мерил шагами коридор роддома.

— Да, как только мне сообщат, я позвоню тебе.

Что ж, оставалось ждать радостного события. Чего я-то так возбужден? — спросил себя Костя. Вспомнил, как узнал о рождении Санечки. Только через Митю. Лучше всего помнил момент, когда узнал о том, что скоро станет отцом. За месяц перед его рождением. Помнил, каким потерянным и чуть ли не несчастным тогда был.

Наконец Митя позвонил и радостно сообщил — родился мальчик, крупный, все с ним в порядке. И с Катей все хорошо.

Костя не сразу после выписки Кати с ребенком навестил счастливых родителей. Пришел, когда страсти улеглись. Познакомился с сыном своих друзей в отсутствие Мити, был рад, что увидел Катю без свидетелей, поздравил ее.

Катя, уставшая, но по-домашнему жизнерадостная и милая, встретила его с улыбкой. Санечка танцевал от радости.

— Папа, ты пришел посмотреть на братика? У меня теперь есть братик.

— Да, поздравляю и тебя с рождением брата! Как вы его назвали?

Сын пошел с ним в ванную комнату и говорил-говорил:

— Мама хочет назвать его Романом. А дядя Митя хочет дать простое имя — Алеша. Я тоже придумал. Его можно назвать Кирилл, и я его буду звать так — Кир. У меня есть друг в нашем доме, его так зовут. — Сыну нравилось четко выговаривать букву «р».

И вот Костя видит новорожденного, еще безымянного. Он не спит, шевелит маленькими ножками и ручками, вертит головкой. Такой крошечный!