Митя с сочувствием и жалостью смотрел ей вслед.

Вернулся в дом. Увидел Лидию Ивановну, вопросительно смотревшую на него. Вежливо поздоровался и поднялся к Косте. С удивлением увидел, что он сидит в кресле, схватившись за голову. Куда делась его безупречная выдержка и не менее безупречная прическа?! Сел напротив и взглянул в лицо друга.

— Что с тобой?

Костя невидяще смотрел куда-то в сторону, глаза были несчастными.

— Костя! — позвал его Митя.

Наконец друг отозвался:

— Не думал, что будет так тяжело… Митя! Я ведь, правда, не помню ничего. Какая-то дыра в памяти! Я смотрел на ее фотографии в телефоне. Незнакомая девушка… Почему я ничего не помню?

— Костя, дорогой, мне так жаль тебя! Если бы ты так не переживал, я бы тебе отвесил пару крепких выражений… Все равно скажу, ты не думай, что хочу тебе сделать хуже, чем есть… Надо было помягче вести себя с Катей. Представь, как ей сейчас плохо…

— Да нет мне дела до нее, что ты за нее переживаешь!? Мне плохо, понимаешь? Мне плохо… Плохо так, что жить не хочется…

Митя изумленно уставился на друга. И постепенно осознал, что он страдает, что это нешуточное страдание. С этой минуты понял: должен быть с ним рядом, чтобы помочь ему пережить это состояние.

— Слушай, дружище… Я рядом… Как всегда. Все сделаю, чтобы ты пришел в себя. Ничего страшного, ты здоров физически. А психическое нездоровье пройдет, и все постепенно придет в норму. Ты мне веришь? Веришь, что готов тебе помочь, сделать все, чтобы ты быстрее успокоился и принял как данность эту твою дыру в голове. Может быть, нужна консультация психолога?

Но друг не слушал, видимо, мучительные мысли не давали успокоиться.

— Митя, я был неправ, да? С Катей?

И снова Мите пришлось несказанно удивиться. Нет, друга трудно, невозможно понять…

Катя стояла на автобусной остановке. Слез не было, было какое-то тупое спокойствие. Чего она ожидала? Сбылось ее предчувствие, то, чего она так боялась. И вдруг поймала себя на мысли: ей было очень жаль Костю. Конечно, было жалко и себя тоже, и их будущего ребенка. Но бедный Костя! Он лишился таких воспоминаний! Они, такие яркие и счастливые, остались только у нее.

После длинных праздников, ставших особенно мучительными, начались рабочие будни. Новостей каких-либо не было. Кроме одной: их издательский дом заканчивает строительство первого дома и по имеющимся заявлениям профком скоро обнародует список тех, кому в первую очередь дадут возможность приобрести по льготной цене квартиру. Катя в свое время написала такое заявление, ни на что не надеясь. Ведь ее стаж был небольшой. Но все, кого мучил квартирный вопрос, писали, и она тоже решилась написать.

Придя домой, она заговорила с тетей о ее доле в их квартире. Объяснила, почему ее интересует эта тема — хочется по ипотеке приобрести свое жилье. На что получила неожиданно правдивый ответ:

— Ну, наконец-то… Надоело мне терпеть это твое пребывание в столовой. Да еще ребенка задумала завести. Давай, дерзай! Я выдам тебе твою сумму.

Кате не поверила тетиному заявлению, настолько она легко его добилась. Но тетя продолжала:

— Ко мне уже обращались из опекунского отдела в связи с тем, что ты уже не учишься, и пособие на тебя, сироту, уже не получаю… Всучили мне копию договора. Государство тебе не обязано выдать бесплатное жилье, потому что есть эта треть твоей доли в моей квартире. Так что готова тебе передать эту сумму, как только начнешь оформлять ипотеку. Да, накопила за эти годы.

Да, за десять лет планомерно тетя откладывала и ее пособие, и ее зарплату, даже часть стипендии. И теперь уже у Кати не было обиды на родственницу. Да и всегда Катя старалась оправдывать тетю: не так-то легко было терпеть нелюбимую родственницу, эту многолетнюю обузу, доставшуюся после смерти сестры.

Но радость уменьшилась, когда на консультации в банке узнала, какую сумму ей надо будет выплачивать за квартиру много лет, даже при условии, что у нее есть начальный взнос, да и то на жилье в Подмосковье. С этими переживаниями поделилась со своей заведующей Екатериной Ильиничной. Они были тезками, о чем любила та повторять.

— Да, вот если бы ты не была замужем, — участливо произнесла заведующая, — я бы пошла просить за тебя к директору или в профком. Знаю, что ты живешь в условиях никудышных, при том, что коренная москвичка. Тебе надо оформлять развод и как можно быстрее. Кто знает, может быть, выгорит эта возможность купить квартиру в новом доме…

Катя про себя усмехнулась: «Что ж, надо благодарить Костю за его решение

покончить с их неудачным браком». Все завертелось, и с Митиной помощью она подписала бумаги о разводе, а вскорости уже считалась свободной, незамужней женщиной. Ветка, ее подруга, назвала по-другому этот статус — теперь она разведенка. А Катя подумала: и скоро буду мать-одиночка.

И еще вдруг повезло, да так, что трудно было поверить в это везение — их проект победил в конкурсе, получил многомиллионную дотацию на его выполнение. А Катерина Ильинична сбегала куда надо и получила согласие самого президента-босса на то, чтобы и Катю внесли в список будущих жильцов дома. Плата за ипотеку была вполне сносной, так что срок конечной выплаты был всего несколько лет. Катя думала: «Спасибо мамочке за то, что помогла!» Ведь это было ее наследство — доля в тетиной квартире. Кстати, тете не рассказывала всей правды, решила рассказать, только когда убедится, что получит документы на квартиру.

Гладя себя по животу, разговаривала со своим 5-месячным сыном — о том, что она носит мальчика, узнала недавно. Говорила: «Ну, вот родишься, и если повезет, начнешь свою жизнь в новой, настоящей квартире своей мамочки». Все боялась, что сорвется вопрос с квартирой, что снова наступит невезение и рухнет ее мечта.

Начальство прознало про ее беременность и забеспокоилось: ведь работа над проектом должна быть исполнена в те сроки, когда ее фактический руководитель и исполнитель предполагает уйти в отпуск по рождению ребенка. И вот — проходили собрания, совещания на разных уровнях, брали с Кати клятвенные заверения, что не подведет, намекали на благосклонность в получении будущей квартиры. За нее радовалась Екатерина Ильинична, все повторяла пословицу: «Одна удача идет — другую ведет». Имела в виду победивший проект и скорое получение квартиры.

Об этом думалось еще в связи с появлением в ее жизни одного человечка, который мог как-то скрасить ее одиночество. И это был мужчина, конечно, молодой мужчина, да еще мужчина — своего рода мечта любой женщины. Вот когда сказывалась правота ее тети о легком поведении шалавы-племянницы. И вовсе не тогда, когда у нее был один-единственный мужчина. Знала бы тетя, что Катя в этот раз вовсе не обольщалась — этот ее новый друг был самый настоящий Казанова, которого никакая умная женщина не возьмет в расчет.

Как-то Катя в воскресный день гуляла по любимой набережной, думала о привычном — о наступлении скорых забот о ребенке, которые могут сказаться на ее обязательствах по проекту. И при этом приходилось запрещать думать о грустном. О грустном — означало о Косте. О том Косте, которого уже нет, о том, каким он был.

Воспоминания об этих счастливых моментах изменились и окрасились такой печалью, что начинало болеть и ныть сердце. Ведь того Кости, любимого и любящего, нет, и его не вернуть. Катя запрещала себе вспоминать о нем, не говоря уже о том Косте, каким он стал, каким был в их последнюю встречу. Запретила сожалеть об этом, и стала думать о другом — что скоро будет жить в другом районе, что часто посещать любимые места уже не будет возможности.

Недалеко начиналась трасса, и Катя здесь поворачивала обратно, чтобы — не дай бог! — вредные газы не попали в ее легкие, а значит, были бы вредными ее сыночку. Навстречу шел молодой мужчина, одетый в какую-то легкую сверхмодную курточку. А ведь здесь мартовские холода усилены ветром с реки. Это на улицах можно было ходить без головного убора. Катя на прогулку одевалась потеплее. А в такой курточке да без головного убора, как у мужчины, можно сразу же насмерть замерзнуть.