Суббота.

Всем хочется движухи.

Не дождавшись гостя стучу каблучками к ступенькам, наслаждаюсь ласкающим кожу теплым ветром…

За спиной с визгом тормозит машина, что вырулила из-за угла.

Я ее боковым зрением заметила, я бы даже в темноте эту машину увидела.

Серебристый Бентли.

Открывается дверь и из салона выходит Виктор.

Я просто чую, что мне нужно бежать, но мешкаю почему-то, смотрю на его высокую фигуру, и в груди сердце отстукивает рваный ритм.

Даже если это не он был сегодня ночью в бане со мной - все три брата уже точно знают, что я отдалась одному из них, нет у них тайн друг от друга, они знают, эти мысли несутся в моих мозгах со скоростью света.

- Веники и полотенца, отлично, - отстраненно говорит Виктор, шагнув на меня, и не смотрит даже, его взгляд направлен поверх моей головы. Он машет рукой на авто, - загружай все в машину.

Машинально подхожу ближе. Подмышкой зажимаю веники, в руках держу полотенца и бутылку виски. Чувствую на себе его взгляд и открываю двери, и обмираю, представив, что это он был в бане у бассейна со мной.

Но он ничего не говорит, а ведь должен, но я слышу лишь гогот мужиков на крыльце и их смех. Бросаю на задние сиденья полотенца и веники. И вскрикиваю, когда Виктор задирает к бедрам мою тонкую юбку и шлепает голую ягодицу.

- В машину, Алиса, - приказывает и толкает, и я валюсь в салон, и каблуки туфель отбивают пятки, когда по ним хлопает дверь.

Не успеваю подняться даже, Виктор садится за руль. Щелкает кнопкой блокировки дверей, и Бентли резво срывается с места.

Виктор

В машине негромко бубнит аудиокнига, слушал, пока ехал сюда, но хоть убей не помню - о чем там говорят, мысли весь день разбегаются, не собрать.

Убавляю громкость.

Выруливаю на дорогу и добавляю скорость.

В зеркале ловлю взгляд голубых глаз.

Она ерзает по сиденью и поправляет узкую юбку вишневого цвета. Форменная.

Давно она в юбках не ходила, а ведь какие ножки. Еще и на каблуках.

- Мы с Тиной расстались.

Она подается вперед, навострила уши. Продолжения не дождалась, да и что тут еще говорить, это главное. Я ведь жениться собирался.

Невестам не нравится, когда их называют чужими именами, на меня выплеснули кофе, и крик пару минут стоял на все кафе.

- Это твое личное дело, Виктор, мне про твою Тину неинтересно, - деловито заявляет Алиса. - Я на работе, - она подхватывает полотенца и веники с пола, прижимает к груди. - Возвращайся.

- Зачем тебе там работать? - сворачиваю на светофоре, не вернусь я, пусть не надеется. - Деньги есть.

- Ты для чего приехал? - она поправляет спадающий на грудь хвостик. На щеках румянец, длинные ресницы быстро хлопают. - Если на счет ночи - то ничего не было.

- Чего не было?

- Ты знаешь.

Я знаю. А она нет. Что из-за нее мы с братьями друг друга нахрен послали сегодня, и это для нас событие, когда что-то в привычном укладе ломается - это удар. Как для ребенка, который перестал в деда Мороза верить или как для старшеклассника, который видит, что из-под носа уводят ту самую красивую девочку с косичками.

- Алиса, у нас с тобой сложные отношения, - если это можно так назвать. - И пора что-то решать.

- Я уже все решила, - она, пару раз стукнув веником по моему креслу, повышает голос. - В ваш дом я не вернусь. Я начинаю новую жизнь.

- Сколько пафоса, - усмехаюсь.

- Мне ваша троица вот где, - веником она показывает на горло. - То, что в бане случилось - я, вообще, не помню. Это было бессовестно, вот так вот пользоваться моим состоянием. Еще и рассказывать всем эту тайну. Останови машину, я выйду.

- Нет.

Смотрю в зеркало, как она размахивает этим своим веником, и глаза сверкают, она сейчас мини-версия ведьмы на метле, такая же злая.

- Ты за собой вины не чувствуешь, никакой, Алиса? - перевожу взгляд на дорогу, торможу на светофоре. - Нас трое. А ты никого не отталкивала, всем всё можно.

- Я виновата? - она ввинчивается между сидений. - А у меня разрешения спрашивали? Поцеловать, потрогать, - она раздувает щеки и со свистом выпускает воздух, - никто не спрашивал! Привыкли брать, и брали, за проститутку меня держали, куда ты меня везешь? - она выкрикивает, - выпусти!

Замахивается веником.

И бьет бамбуковыми ветками по моей щеке.

Снаружи сигналят, давно пора ехать, но я стою на светофоре. Разворачиваюсь и перехватываю ее руку, сжимаю.

Она вскрикивает мне в лицо, пытается замахнуться снова.

Хватаю второе запястье и рывком дергаю на себя.

- Послушай меня, - цежу. - Я предупреждал, что не надо так со мной?

- А как с тобой надо, если ты веришь, что все позволено, ты хорошего и не заслуживаешь, тебя хлестать и хлестать палками, до синяков!

Это говорит мне она.

Когда ей самой, хорошего и не надо, раз нам позволяла с собой делать все, когда сама сидит, и шея в засосах, а она ересь несет, что не считается это, не было ничего.

Бросаю ее руки, и она от неожиданности падает на сиденье.

Газую и вперед гоню, потираю покрасневшую щеку.

Я как идиот последний. Приперся с новостями, что свободен теперь, но она же по-доброму не понимает ни черта, как и большинство людей признает лишь власть, лишь силе подчиняется, и зря я решил, что по-другому можно.

Сворачиваю на кольцо, справа и слева от дороги темными стенами возвышается лес.

Алиса затихла, я уже не и смотрю, иначе крышу снесет окончательно, проезжаю железную будку остановки и сбрасываю скорость.

Фарами освещаю дорогу к лесу.

- Куда мы? - не выдерживает она, голос дрожит. - Выпусти меня из машины, Виктор.

- Выпущу, как и обещал, - киваю. - Пару километров по лесу заодно прогуляешься. Природа. И свежий воздух.

- Ну ты же это не всерьез.

- Я похож на шутника, Алиса?

Она молчит.

С асфальта свернул на кривую дорогу с ямами и кочками, ветки с сухим треском ломаются под колесами. Опушка с пожухлой травой и облетевшими листьями, вокруг березы и сосны, и темень под звездным небом.

- Выходи, - торможу и щелкаю блокировкой.

Она сидит.

- Выходи, Алиса, - повторяю и оборачиваюсь.

Она кусает губы, смотрит на меня исподлобья. Бросает взгляд в окно, изучает лес. Неуверенно берется за ручку и открывает дверь.

В салон бросается свежий ветер, ее место занимает. Каблуки ее туфель продавливают мягкую землю, завязанные в хвост светлые волосы развеваются, смешиваются с ночью.

Она идет медленно, чуть расставив в стороны руки для равновесия, спотыкается и за кусты держится.

Без денег и связи, одинокая фигурка по лесу. В пальцах машинально сжимает свой веник, так и не выпустила его из рук, словно оружие.

Чертыхаюсь и выхожу следом, хлопаю дверью.

Не бросил бы ведь здесь, кому я вру.

Она оборачивается и ускоряется, чувствует мои мысли, меня.

- Девушка, не поздно одной гулять? - негромко зову ее, и она бежит от меня, будто я проклят, налетает на куст и вскрикивает.

В несколько быстрых шагов нагоняю ее, хватаю за бедра и разворачиваю к себе. Спиной вжимаю в дерево.

- Вот так вот то есть? - наклоняюсь к ее лицу. - Даже по лесу одна побежишь, только бы не со мной?

- Ты сам меня выгнал, - она цепляется в мою куртку, - выставил, ты…это ты был ночью?

- А ты не помнишь? - спрашиваю в губы.

А ведь она, правда, не помнит, большими блестящими глазами смотрит на меня, и на лбу собираются морщинки.

- Я это был, - говорю прежде, чем успеваю подумать, ладонями сползаю по ее юбке, задираю по бедрам выше, - и я еще хочу.

Сдираю узкие трусики по гладким ногам. Сдавливаю круглые ягодицы, подбрасываю ее повыше, поближе к себе. И расстегиваю брюки.

- Постой, - она ерзает и выставляет веник перед собой, - что ты творишь, отпусти.

Выбиваю его из ее рук. Ладонью накрываю бархатистые складки, потираю. Вжимаю ее в дерево и достаю из боксеров напряженный член.