— Нет, — говорю я, подняв руку, чтобы его остановить. — Нет. Дело не в этом, Мак. Это не связано с обвинениями десятилетней давности, это касается жизни, которую ты вел после.

— Я не понимаю, — произносит Мак. — Элли, я не могу понять, что именно тебе не нравится из того, что я сделал со своей жизнью. Просто скажи, и я все исправлю. Что бы тебя ни беспокоило, я все исправлю.

— Ты все исправишь? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь сдержать горький смешок, но мне не удается. — Тебе не удастся все справить, Мак. Не удастся исправить, потому что дело не в тебе, а во мне.

— Элли, — снова произносит Мак, на этот раз сурово. — Я не понимаю.

— Знаю, — говорю я. — Знаю, что не понимаешь. Да и как ты можешь понять? Ты — мистер Совершенство. Тебя обвинили в чудовищном преступлении, и вместо того, чтобы скатиться вниз, ты взял свою жизнь под контроль. Ты отгородился от общества и начал кормить голодающих.

— Что же в этом плохого? — кричит он. Его терпение закончилось. — Какого хрена, это проблема? Я думал, что ты будешь гордиться мной. Думал, что ты будешь счастлива, что на самом деле я — хороший парень, а не тот ублюдок, которым ты меня представляла.

— Мак, я горжусь тобой. Это идеальный поворот, правда? Но у меня богатое воображение. Помнишь, все те иллюзии и воображаемые дети?!

— Элли, просто остановись. Я же говорил, что мне нравится эта часть тебя.

— Возможно, — говорю я. — Но я ее ненавижу.

— Что?

— Я ее ненавижу. И знаешь, что? Тебе стоит гордиться тем, что ты — мистер Совершенство. Ты на самом деле заслужил этот титул. Мак, а ты знаешь, в чем состоит мой самый большой вклад в общество? В покупке дизайнерской одежды в магазине, который торгует подержанными вещами и отдает выручку на благотворительность. Если только ты не назовешь важным делом — удовлетворение эго знаменитостей. Или то, что я притворяюсь такой умудренной жизнью женщиной, которая может помочь разобраться людям с их важными жизненными целями, — на этот раз я даже не пытаюсь скрыть хмыканья. — Я так жалко нелепа.

— Элли, — говорит Мак чуть мягче и кладет руки мне на плечи. — Это не соревнование. Мы с тобой разные. Я могу раздавать деньги налево и направо, потому что унаследовал огромное состояние.

Я вздыхаю и киваю головой, пялясь на свои туфли:

— Да, ты прав. Мы с тобой очень разные. Ты уже состоялся, а я даже еще не начала свой путь.

Я снова поворачиваюсь и иду к машине. Я не оборачиваюсь, но знаю, что Мак не следует за мной. Разблокирую двери, в надежде проскользнуть за руль и умчаться без дальнейших разговоров. Но Мак не дает мне сбежать просто так.

— Знаешь, что, Элли Хэтчер? Все это время я был прав.

Я смотрю на него, стоящего у парковки: руки вытянуты вдоль тела, спина прямая, голова высоко поднята.

— В чем? — кричу я в ответ, со всей силы открывая дверцу машины. — На счет меня?

Мак качает головой, слегка опустив плечи:

— Никогда не кажись слишком идеальным. Сорок шестой Закон верен. Людям не нравится совершенство, они больше предпочитают подделки.

— Ну, — говорю я, и последний грустный смешок слетает с моих губ, — тогда, вероятно этот закон предупреждает тебя о том, что нужно держаться подальше от меня, Маклин Каллистер. Потому что это я придумала фальшивый мир, помнишь? Я — еще один знак на твоей дороге жизни, говорящий, что тебе нужно двигаться дальше. Я — не то место куда ты направляешься. Я даже не достойна остановки.

Я сажусь в машину, завожу ее и уезжаю.

Он не понял ничего из того, что я пыталась сказать. Ничегошеньки. И я не могу его за это винить, ведь я сама не уверена в том, что хоть что-то понимаю. Знаю лишь, что все кажется… неправильным. Эта работа, моя книга, выдуманная жизнь, о которой я мечтала, чтобы заполнить пустоту в моем сердце.

Я проезжаю по красиво ухоженной дороге и добираюсь до своей квартиры. Еще одно напоминание того, как мало я нажила после окончания колледжа. Как мало достигла.

Мака обвинили в изнасиловании и убийстве, и он уехал, чтобы накормить мир и что-то изменить. Я же застряла на непыльной работенке в корпорации номер один в Америке по условиям труда, и закончила тем, что писала бредовые сообщения мужчине, который совсем не интересовался мною.

Так держать, Хэтчер. Твои родители гордились бы тобой.

От этой мысли я начинаю плакать. Сильно. Слезы катятся по моим щекам, и вместо того, чтобы заехать на свою парковку, я продолжаю путь, пока не оказываюсь у автострады. Сворачиваю на нее и еду на восток. Примерно через двадцать минут городской ландшафт сменяют растянувшиеся фермы и ранчо с лошадьми. Два часа спустя я выезжаю на пустынное двухполосное шоссе, ведущее на юг, пока дороги не становятся грунтовыми, а пастбища не сменяются кукурузными полями высотой по пояс.

Я глушу двигатель на вершине холма и выхожу, летний ветер треплет мои волосы по лицу, когда я поворачиваюсь спиной к солнцу и смотрю вниз на фермерский дом, в котором выросла.

Он расположен в полумиле от того места, где я стою, но мне не нужно находится ближе, чтобы видеть то, что мне нужно. Широкое переднее крыльцо. Дети играют во дворе. Вокруг бегают собаки. Когда я была маленькой, мы разводили овец, а не только сеяли кукурузу. Но новые хозяева никогда не разводили животных. Только засеивали поля. Они даже снесли амбар, чтобы выжать из этой земли все до последней капли урожая.

Я жила здесь, на ферме моих бабушки и дедушки со своим отцом, после того как уехала моя мама. А после их смерти мы все продали. Все равно я тогда училась в колледже. Но мне было очень грустно все это продавать. Это было единственное место, которое ощущалось домом. Где я могла быть самой собой. Как долго я живу своей воображаемой жизнью? Дольше, чем писала те сообщения Хиту, это уж точно.

Уже очень давно я не была самой собой. Почему все эти годы я оставалась в «Стоунволл»? Эта карьера не та, о которой я мечтала. Я же не зря получила степень по психологии. Я всегда хотела помогать людям, и у меня всегда была мечта стать лайф-коучем. Знакомство со знаменитостями должно было стать трамплином, но вместо этого превратилось в тупик.

Я рада, что кто-то купил эту ферму. По крайней мере, она не пустует и в этих стенах живет новая семья.

И они выглядят счастливыми.

А я рада за них. Я была счастлива, когда росла здесь, это уж точно.

Я вытираю слезы с глаз, забираюсь в машину и на несколько секунд кладу голову на руль. Наверное, именно поэтому я люблю свой иллюзорный мир больше, чем реальную жизнь. Наверное, я просто пытаюсь вернуть ту часть своей жизни, которую оставила позади, когда уехала отсюда. Пытаюсь заполнить ту дыру в моей груди, которая грозит показаться каждый раз, когда я замедляюсь и у меня есть несколько минут, чтобы действительно задуматься о своей собственной жизни. О своих собственных надеждах и мечтах.

Я — самое настоящее посмешище. Как я вообще могла подумать, что смогу помогать другим людям преодолевать трудности в их жизнях, когда даже не могу взглянуть в лицо реальности своей собственной ситуации?

У меня в сумочке звонит телефон. Я достаю его и провожу большим пальцем по экрану, чтобы принять вызов.

— Привет, — говорю я.

Это Мин.

— Я только что узнала о том, что случилось, Элли. Что происходит?

Я начинаю плакать, и Мин делает все возможное, чтобы вытащить подробности, кусочек за кусочком. Я сижу на обочине дороги и смотрю фактам в лицо, когда ей все рассказываю. Обо всем, чего хотела от жизни, и обо всем, чего так и не произошло.

Мин терпеливо слушает, как и полагается лучшей подруге, поддерживая меня и тихо что-то говорит, чтобы сгладить мои оскорбленные чувства.

— Возвращайся, — говорит Мин. — Ты можешь на некоторое время остановиться в моем доме.

— Нет, — говорю я, все еще прерывисто дыша из-за рыданий. — Я не могу, Мин. Мне нужно понять, какого черта мне делать. Мне нужно все для себя решить. Я не могу продолжать притворяться, что все хорошо. Черт, — я смеюсь в последний раз, всхлипывая, — все даже близко не в порядке.