— Да, они прекрасны. Я никогда не забуду этот завтрак. И разве не это главное? Разве наш опыт — это не воспоминания о процессе его создания? Почему бы не сделать его особенным?
Он разливает по чашкам кофе, затем протягивает мне сливки и сахар. Мне хочется съесть то, что на этой тележке. Хочется отведать эти покрытые ягодами блинчики. Да и кофе вкусно пахнет. Вероятно, я попробую еще и французский тост.
— Он может быть особенным и без обнаженки, — говорю я, разрезая блинчики вилкой, и сую их в рот.
— Ох, — смеется Мак. — Особенная часть будет позже. Когда я толкну тебя к этому окну, и ты будешь прижата щекой и сиськами к холодному стеклу, я стяну вниз твои брючки и буду трахать пальцами эту киску, пока ты не кончишь. Вот эту часть ты точно не забудешь, Элли. Ты никогда не вспомнишь, какой на вкус была эта еда. Хорошей, сладкой или нет. Но утро, когда твой босс трахнул пальцами тебя, прижатую к окну твоего же офиса? Вот под это воспоминание ты будешь мастурбировать многие годы.
Боже мой. О чем я только думала?! Он мне не по зубам.
— А потом я засуну пальцы в твой рот, пока они еще будут скользкими от твоего удовольствия, и буду мастурбировать, глядя тебе в лицо, и кончу на твои сиськи. Вот почему я хотел, чтобы ты была топлесс. Чтобы я мог есть и представлять все то веселье, которое вскоре предстоит. Все эти воспоминания мы начнем создавать через десять минут.
Думаю, я только что потекла. Я даже не уверена, откуда взялось это выражение. Я никогда раньше его не использовала, но сейчас оно пришло на ум. Именно это сейчас происходит. И оно подходит. Потому что я мокрая. Я мокрая из-за его слов.
Так, значит, он выигрывает, не так ли? Потому что, хотя я и должна беспокоиться о том, как относиться к «топлесс-завтраку» со своим боссом, но все, о чем я могу думать — это его пальцы во мне. О его горячем дыхании на моем плече, в то время как он будет играть с моим клитором, пока я не кончу.
Мак смеется.
— Элли, прекрати. Ты ведь не такая уж чопорная, не так ли?
Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. Он наклоняется вперед и подносит к моим губам вилку с кусочком французского тоста. Я открываю рот, и принимаю его, улыбка Мака больше напоминает улыбку человека, одолеваемого похотью, чем на улыбку того, кто думает о завтраке. Его другая рука находится под скатертью. Я слышу звяканье пояса, затем он закрывает глаза и начинает двигать рукой туда-сюда.
Он мастурбирует.
Я ошеломленно молчу.
— Поиграй с собой, Элли. Пока ешь. — Его глаза открываются, он отрезает себе кусок французского тоста и кладет его в рот, пока я смотрю на его губы, и начинает медленно жевать. — Пожалуйста, — тихо шепчет он.
Пожалуйста. Хммм. Это застает меня врасплох. И какого черта. Я сижу здесь, уже топлесс. Уже во всем участвую. Почему бы просто не… принять это.
Я с трудом сглатываю и начинаю массировать сосок левой рукой, а правой рукой нарезаю блинчики. Все это время я, не отрываясь, смотрю на него. Он улыбается и кивает.
— Вот видишь.
Я действительно вижу. Я понимаю, что МакАллистер Стоунволл мне определенно не по зубам. Но даже если бы я и захотела, сейчас я ни за что не осталась бы наблюдателем.
Я в деле.
Глава 17
Мак
Мне требуется каждая крупица силы воли, которая у меня есть, чтобы не отшвырнуть в сторону эту гребаную тележку и не перегнуть Элли через диван. Я хочу трахнуть ее, как сумасшедший. Но знаю, что не получится никакого траха в ближайшем будущем, если я не смогу следовать ее правилам и нормам.
Мне нужно правильно все разыграть. С Элли Хэтчер важен каждый момент.
— Вот видишь, — говорю я. — Это весело. Тебе ведь нравится веселиться, да, Элли? Ты ведь совсем не зануда, правда? — и я ей даже подмигиваю.
Она вздохнула, и мой взгляд останавливается на ее губах. Блядь. Сколько всего мне хочется сделать с этими губами.
— Мне нравится веселиться, Мак. Но мне нравится веселье, которое не навредит мне, а ты… ты такой… идеальный. Это плохой знак.
— Плохой знак? — спрашиваю я. — С каких пор, совершенство — это плохо?
— Ладно, никто не идеален. Значит это иллюзия.
— Я никогда не говорил, что я идеален, Элли.
— Да, но у тебя есть все это. Ты богат, ты очень… красив. И у тебя много власти.
— Ты тоже не бедствуешь, Элли. Я знаю, сколько ты зарабатываешь, а этого достаточно для очень комфортной жизни. И ты намного красивее, чем я.
— Отлично выкрутился, — смеется она.
— Серьезно. В тебе есть то очарование «девушки по соседству», которое сводит с ума таких парней, как я.
— Каких таких парней? — спрашивает она. — Какой ты парень, МакАллистер Стоунволл? Потому что я поискала информацию о тебе в Интернете, и ты практически не существуешь. Думаю, это подозрительно.
— Значит, не идеален, верно? — Совсем не идеален. Она просто пока еще не знает, насколько я неидеален.
— Нет, конечно, нет. Я понимаю, что совершенства не существует. Я всего лишь говорю о том, что ты кажешься идеальным, а оказалось, что это обман.
— Продолжай говорить, — подталкиваю я. — И продолжай прикасаться к себе, пока это делаешь.
Она закатывает глаза и опускает руку:
— Я чувствую себя нелепо.
— Почему? Ты не хочешь меня завести?
Она широко улыбается, закрывает глаза и откидывает голову назад, открывая мне свое горло. Черт, возможно, я не переживу этот завтрак.
— Я Вас завожу, мистер Стоунволл?
— Мисс Хэтчер, я не могу перестать думать о Вас. С тех пор, как начал читать те сообщения, я стал одержимым.
Я встаю и толкаю в сторону тележку. Элли вздрагивает, затем выпрямляется и смотрит мне в глаза. Она выглядит… блядь… Прекрасно. Это она идеальна, не я. Я делаю шаг вперед, и она прислоняется спиной к окну.
— Давай пропустим еду. Мы можем повторить попытку позже. Но сейчас я просто хочу прикоснуться к тебе. Наблюдать за твоим лицом, пока буду доставлять тебе удовольствие. — Она не может отвести от меня глаз, когда я сжимаю в кулаке член и снова начинаю скользить по нему вверх-вниз. — Встань на колени и повернись. Лицом к окну.
Она прикусывает губу, будто обдумывает это. Но мы оба знаем, что она это сделает. Она бы ни за что не завтракала топлесс, если бы не собиралась во всем участвовать.
— Сделай это, — говорю я, просто чтобы она перестала об этом раздумывать.
Она тяжело сглатывает и встает. Секунду я ласкаю ее грудь, прежде чем она поворачивается, затем опускается на колени на диванчик спиной ко мне.
— Положи руки на окно.
Она слушается, кладет ладони чуть выше ее головы. А потом она наклоняется вперед и упирается лбом в стекло, словно ей нужна поддержка. Я провожу кончиком пальца по ее позвоночнику до тех пор, пока ее спина не изгибается, и в этот момент отвлечения подталкиваю ее голову вперед, надавливая достаточно, чтобы ей пришлось прижаться к стеклу щекой.
Я не сбавляю обороты, хотя и вижу, как она глазами ищет меня. Вероятно, я просто нахожусь за пределами ее поля зрения, поэтому она не слишком много может видеть.
Дотянувшись до ее брюк, расстегиваю их, затем веду рукой вниз по животу до тех пор, пока не обхватываю киску.
— Боже, Мак.
— Что? — спрашиваю я хриплым голосом. — Скажи мне.
— Я просто… я просто не знаю, почему это делаю.
— Потому что это приятно, Элли. Тебе это нравится. Просто это весело. Почему ты так смущаешься возможности веселиться и наслаждаться собой? — я делаю небольшой круг вокруг ее клитора, проталкиваю кончик пальца внутрь влажного отверстия, и затем быстро выхожу. — Скажи мне, что тебе нравится. — Она громко выдыхает и качает головой. — Почему?
— Я не такая девушка, Мак. Я не из тех девушек, которые трахаются со своим боссом, говорят пошлости, или что-то в этом роде.
— Именно это делает тебя такой желанной для меня. Мне нравится выталкивать тебя из твоей зоны комфорта. Теперь скажи, что тебе нравится, и я это сделаю. Я сделаю все, что ты скажешь. Просто хочу это услышать.