Пауза. Медея поджала высохшую и потрескавшуюся нижнюю губу. Оторвала вновь застывший взгляд от знакомой точки в стене и прикрыла глаза.

— А она отпустит? — еще тише, с надеждой спросила она.

— Нет, — честно ответил Анноэф без тени эмоций в голосе.

— Я… я…

— Не нужно делать вид, что ее не существует, — строго сказал временник, — И тем более, не нужно ее бяться.

— Но как не бояться? — в голосе Медеи проскользнули нотки отчаянья.

— Я научу. Бесконечность не так жестока, как ты думаешь.

— Но когда она приходит, становится очень страшно.

— Ты трусиха?

— Нет… Не трусиха… Если только немножко…

С трудом перевернувшись на правое бедро, Медея оказавшись лицом к лицу с собеседником. Стали заметны небольшие точки на ее лице и руках, отмечающие маста изначальной дислокации введенных внутрь наноботов. Двигаться было все еще тяжело, но никакой боли уже не ощущалось.

— Кстати, — тихо произнес Анноэф, — Тому дубу меньше трехсот. Ему ровно двести семьдесят четыре года.

Полумрак помещения не помешал двум взглядам встретиться. Взглядам, в которых вечность навсегда оставила свою метку. Медея смотрела широко раскрытыми, отчаянно бирюзовыми глазами на сидящего напротив мужчину. Легкая улыбка скользнула по бледному, почти детскому лицу.

Вышедший из палаты Анноэф чуть не сбил с ног Фальха, буквально перерезавшему ему путь. Временник, все еще пребывающий в своих мыслях, не сразу заметил вопрошающий взгляд ученого.

— Ну, что? — с нетерпением спросил Фальх, волнение которого удивляло не меньше, чем то, что он прибыл в больницу без охраны.

— Все будет, Фальх, — широко улыбнувшись, сказал утвердительным тоном Анноэф, — И даже больше, чем ты думаешь.

Поселение «Пентреф» являлось одним из многочисленных мест, которых так же называли муравейниками. Такое прозвище было выбрано не случайно. Невысокие гладкие дома возвышались над землей, отражая солнце зеркальной поверхностью. Закрытые наглухо, без балконов, внешних парящих капсул и, зачастую, даже прозрачных окон. Многоэтажки становились похожи на закругленные сверху пули, стремящиеся порвать небо. Таковых, по обыкновению, насчитывалось всего несколько штук, ибо население муравейников никогда не превышало тысячу человек. Высокая концентрация Жнецов могла нанести вред другим жителям, хоть те и имели, в большинстве своем, сопротивляемость. Собранные в кучу и расположенные вплотную друг к другу, дома огораживались по периметру прозрачной энергетической стеной. За ней находились различные хозяйственные постройки и гаражи, разбросанные вокруг на сотни метров.

Правительство иногда финансировало постройки подобных населенных пунктов по стандартному проекту, но чаще всего Жнецам приходилось доводить их до ума своими силами. На то имелись веские причины, ибо в муравейниках, в частности и в «Пентрефе» жили, в основном, семейные. Повышенные меры предосторожности призваны были оградить членов семьи Жнецов от нападений. За столетия противостояния их с Тенями последние вынесли для себя одно полезное знание: если нельзя победить врага напрямую — отними у него то, что ему дорого больше всего. Так начиналась охота на родственников: жен, родителей, детей. И те Жнецы, что выбирали не Олимп, вынуждены были селиться в подобных местах, чтобы всегда держать в поле зрения не только свою семью, но и семьи других соратников, находящихся в это время на работе. Последняя, по большому счету, заключалась в том, чтобы проявлять тварей на каких-нибудь на задрипанных аренах, ибо ходить на жатвы становилось слишком опасно. Лишнее внимание никому еще не сослужило хорошую службу, а сам факт того что ты — Жнец, был потенциально опасен сам по себе. Поэтому приходилось вкалывать за небольшую плату, сидеть тихо и не высовываться.

Морган заглушил байк, остановившись в нескольких десятках метров от ближайшего мелкого здания. По внешнему виду было трудно определить, для чего оно предназначалось. Аккуратный каменный короб, скошенная крыша которого плавно стекала вниз, образуя нечто вроде гладкой горки. Мужчина оглянулся вокруг. Вдалеке виднелись закругленные верхушки домов, отражавшие солнечные блики. Без видимых окон и чего-либо, за что мог уцепиться глаз. После хаотично рассыпанных построек в том месте, где жил сам Морган, виды казались совсем непривычными.

В этой части планеты весна в долгие шесть месяцев уже заканчивалась, и на плодородной, только что оттаевшей почве уже пестрела толстая шапка травы. Желтый океан одуванчиков плотным непрерывным потоком тянулись до самых ворот с энергетическим щитом, плавно огибая вокруг все встречаемые по пути препятствия. Кое-где основательно примятые, а кое-где и вовсе стоптанные, они разделялись, разве что, прямыми линиями дорожек между постройками. Веселое поле беспечных желтых солнц упиралось в небольшую рощицу орешника, полностью закрывающего обзор справа.

Где-то недалеко, по всей видимости, находилось озеро или какая-нибудь речушка, ибо вместе с бодрящим весенним ветром доносился и приятный запах отдохнувшего за зиму водоема. Несмотря на то, что температура воздуха стояла около пятнадцати градусов, из-за постоянного потока воздуха, к слову, в этой местности практически никогда не прекращающегося, ощущалось все десять. Морган поежился, закутавшись поплотней в куртку. После жаркой пустыни такой перепад воспринимался малоприятно. К тому же, сильный ветер периодически нагонял тучи, полностью скрывающие солнце.

Морган явился на полчаса раньше назначенного времени. Принюхавшись, он уловил отчетливый запах гари. Вскоре стало понятно, почему. Очевидные догадки подтвердило первое же пятно выжженной до черноты травы. Пепел с кончиков обуглившейся растительности уносился вдаль вместе с промозглым ветром. Темный стебель одной из былинок сломался пополам, когда его чуть коснулся тупой носок ботинка. Жнец вздохнул, ненадолго засунув руки в просторные карманы штанов. Затем поднял взгляд, в нескольких метрах сразу уловивший от еще одно пятно, а потом — еще. А за ними — черную полосу голой земли, на которой от травы не осталось даже пепла. Полностью сожженное невысокое здание, по-видимому, чей-то бывший гараж, и все большая площадь выжженной земли намекали о том, что он уже почти на месте. Где-то поблизости отчетливо чувствовалось колебание нестабильного Пламени, а пару раз даже его интенсивные всплески.

Морган пождал губы: удержать в себе Пламя — дело не из легких, особенно когда внутренняя самодисциплина дает слабину. Сначала это кажется чем-то далеким и тебя вовсе не касающимся… Живешь силой с младенчества и воспринимаешь это как данность, нечто совсем естественное, само собой разумеющееся. Чувствуешь себя с Пламенем единым целым и вглядываешься в него, словно на свое отражение в зеркале. С возрастом все начинает меняться. Стоит только ослушаться внутреннего голоса и начать отвлекаться на внешние обстоятельства, как идет жесткое расхождение. Ощущение, больше похожее на раздвоение личности плотно селится внутри Жнеца, разрывая душу в клочья. И, порою, этой душе с Пламенем становится не по пути.

Долго идти не пришлось. Больного держали вдали от жилой зоны, и две человеческих фигуры около чего-то, похожего на склад, стояли у стены рядом со входом и курили. Хорошо вычищенная тропинка вела прямо ко входу, а на ее поверхности иногда встречались нелепые рисунки не поддающихся опознанию животных. Даже дождь не смог смыть разноцветные каракули местной ребятни, то и дело сбегающей из своих скучных жилищ. Видимо, они облюбовали все местные пристройки, несмотря на всю строгость родительского присмотра. Совсем не праздный взгляд то и дело натыкался на полуразобранные автомобили, видимо, вытащенные из гаражей с целью ремонта, груды бесполезного металла и заплесневелые бочки с дождевой водой.

В узких продолговатых окнах постройки полыхнуло. Жнец сделал глубокий вдох, когда волна силы прошила его насквозь, вызвав звон в ушах. Трава около твердых плит тропы колыхнулась и прильнула к земле, словно боялась быть соженной так же, как и соседние одуванчики. Караульные, даже не затушив, мгновенно побросали сигареты. Они скрылись в дверном проеме так быстро, что Морган не успел сказать и слова. Жнец растерянно встал около лежащих в траве сигарет, которые еще дымились и не знал, что делать дальше. Зайти внутрь он не решался, а стоять и глазеть по сторонам было как-то неловко. Встав ровно на то место, где курили караульные, мужчина тоже вытащил сигарету из-за пазухи и сделал вид, что занят делом. Правда, было совсем неясно, для кого предназначался этот спектакль. Тем не менее, Морган успешно притворялся минут десять. Ровно до того момента, пока не услышал рев двигателя.