— Только так я смогу помочь. Расскажи мне.

— Об отчаянии? О том, что со мной сделали то, чего я не заслужила? Я страдала так долго, что забыла, как это — жить на свободе. Эта тюрьма меня сломала. Я жила… нет, я существовала хуже, чем могу тебе рассказать, и дольше, чем ты можешь себе это представить.

— Теперь ты в безопасности. Со мной.

— Безопасности не будет, пока они охотятся на таких, как я.

— Таких как ты нет. Ты — уникальна.

— Так страшно… Не хочу больше прятаться и трястись от ужаса! Спаси меня от их тяжелых мечей!

— Храмовники не проверяют канализацию во время ливней.

— Скоро дождь прекратится.

— Это предательство… Теперь они везде, и следят за каждым моим шагом. Исследования закрыли, лаборатория уничтожена. Как и все остальные… Нам с тобой туда ходу нет.

— Неужели нельзя ничего поправить?

— Я этого не говорил. Мы сделаем все сами. Верь мне.

— Я верю.

— Ты очень красива.

— Кто тебя предал?

— Разве это важно?

— Важно то, что может дать ответы.

— Я уже давно не ищу ответов, почему люди предают. Я просто вычеркиваю их из своей жизни.

— И не оборачиваешься?

— Никогда.

— Тогда я понимаю, почему ты все это делаешь.

— Я верю в науку и ее безграничность.

— Неправда. Ты делаешь это, чтобы больше не быть одиноким.

— Азари…

— Не волнуйся, Фальх. Я не предам тебя. Никогда.

Спасительный полицейский дрон волочился позади, освещая путь скудным синеватым лучом. Каждые десять минут он возвещал об опасности предпринятого путешествия. В воздухе высвечивался обратный отсчет до полета миражей, камер нигде не было видно. Это могло означать только одно: сила предстоящей стихии достигнет такой силы, что и один-единственный кадр начнет туманить сознание смотрящего. А если таких смотрящих миллионы… Даже погоня за красивой картинкой не могла выдержать конкуренции со страхом перед полетом миражей. Цифры тут не имели значения. Иллюзия не спрашивала разрешения, чтобы накрыть Марс своей разрушительно волной. И всегда приходила внезапно.

Пронзительный холод заставлял дубеть конечности. Медея не знала, откуда у нее брались силы идти дальше. За эти часы она перестала чувствовать все, кроме ноющей боли в ногах и колкого, пробирающего до костей мороза. Изо рта шел тут же растворяющийся в воздухе пар. Куртка не спасала, так что пришлось распустить волосы и затолкать их под ткань, чтобы хоть как-то согреться. Последние пару часов дались совсем нелегко. Девушка уже не чувствовала пальцев ног. И даже не всегда понимала, идет ли она вообще.

Когда небо начало светлеть, Медея чуть не заплакала. Колкий мороз начал потихоньку отступать, предвещая долгожданный рассвет. Непроглядную тьму начали сменять предрассветные сумерки, явно не торопившиеся пустить в себя новый день.

Датчик начал мигать чаще. Медея старалась идти след в след байку, и до наступления тьмы быть предельно внимательной. После пересечения границы девушке начало казаться, что она ходит кругами. Просмотр истории маршрута подтвердил, что это было действительно так. Полностью обессиленная, землянка рухнула на камень и сидела так очень, очень долго. Не стараясь спрятаться от предстоящей стихии и даже не предпринимая каких-либо попыток подняться.

После таких радикальных методов отметка на карте замерла. Медея встала. Она знала, что это была последняя точка назначения.

Предрассветные сумерки нависли над тонкой нитью кровавого зарева, окрасившего горизонт. Практически невидимая полоска света предпринимала жалкие попытки прорваться в высь. Блестящие звезды, планеты и спутники, словно пригвоздив полотно ночи к небу, не давали сорвать плотную завесу холодного мрака. В воздухе начало остро ощущаться напряжение. Медея почувствовала, как ее волосы стали тихонько потрескивать. Словно от мелких электрических разрядов, покалывали и подушечки пальцев. Внутри что-то задрожало. Смертельная усталость необъяснимым образом сменилась на лихорадочное возбуждение.

Впереди замаячило небольшое плато с огромными валунами. Искрометно рыжий цвет камня прорывался сквозь мутноватую серость сумерек. Практическая монолитная плита кое-где расходилась широкими трещинами, в которых зацепились кудрявые мятлики и размашистые метелки полыни.

Ощущение нереальности происходящего усилилось. Будто безвременье, разлучившее ночь с утром, заставило застыть и саму жизнь. Вокруг настала неестественная тишина. Даже полынь, казалось, замерла, грустно склонившись над рыжим камнем соскучившимися по воде побегами.

Девушка оглянулась. Никого. Под ногами валялся датчик, размеренно мигающий предупредительным красным сигналом.

Жнец должен был быть где-то здесь. Очень близко.

Высокие рыжие валуны, словно языческие идолы, аккуратной вереницей огибали плато. Некоторые из них были скошены у основания. Рукотворные изваяния, замаскированные под чудаковатые творения природы, были удобным укрытием от надвигающейся стихии. Тонкая плоть век, походные фильтры или толстые стволы деревьев не были преградой для полета миражей. Его натиск мог остановить только камень.

Навстречу так никто и не вышел. Медея послушно стояла, испытывая дикое желание вновь опуститься на камень. Колени начали дрожать. Но не от страха или от усталости. Необъяснимое возбуждение, лихорадочное и нервозное, наполняло все тело. Куда-то ушла боль. Растворилась усталость. Осталось только ощущение неосязаемого электричества, колким потоком текущего по жилам.

Вдруг Медея сорвалась с места. Вдалеке, под одним из валунов, она заметила черный сверток. Внезапная догадка острой мыслью вонзилась в мозг. За одно мгновение девушка оказалась рядом с телом Фидгерта, дрожащими руками схватив плотную ткань черной куртки. Мальчик не двигался. Сердце ушло в пятки. Резким движением откинув полы куртки, девушка приложила пальцы к нежной хрупкой шее. Под дрожащими оледенелыми подушечками почувствовалась ритмичная пульсация артерий. Глубокий, полный облегчения выдох вырвался из усталой груди. Белое лицо мальчика, слега задетое сонным румянцем, излучало спокойствие. Фидгерт спал.

Плотно закутав мальчика, Медея сняла куртку и дополнительно накинула сверху. Отступать было некуда, а на себе она его все равно бы не утащила. Холодно — пусть не замерзнет, а ей уже не к чему.

Глухой стук. Что-то упало на холодный камень, когда Медея начала подниматься. Крест. Небольшой, деревянный, с короткой цепочкой из гладких бусин. Видимо, выскользнул из кармана, когда она с силой одернула куртку. Замусоленный и потертый, он выглядел до абсурдности просто, будто его приобрели на распродаже какой-нибудь базарной лавки. Темно-коричневое дерево блестело, отполированное постоянным прикосновением. Медея сглотнула тугой ком, застрявший в горле: этот человек его не заслуживал. Не заслуживал встать на одну ступень с Эсхекиалем — самым достойным человеком, которого она знала в своей жизни и воином, отдавшем свою жизнь за других. Тонкие бледные пальцы потянулись к вещи, принадлежащей другому.

— Не трогай, — послышалось за спиной холодным, упавшим голосом.

До начала стихии оставалось еще более получаса. Морган оттягивал момент встречи со своими призраками до последнего. Где-то в глубине души теплилась призрачная надежда, что полет миражей накроет красную зону раньше. Но, как обычно, он оказался беспощаден и не спешил облегчить участь Жнеца. Слукавить не получилось — страх было не обмануть. И снова придется взглянуть в его глаза, оставшись один на один с бездной.

Испуганно одернув руку, Медея резко встала. Раньше, еще во время изнурительного пути, у нее возникали мысли поговорить. Может быть, даже извиниться. Теперь она осознала, что это бесполезно. И человек, стоящий за спиной, не стоил такой чести.

Обернулась. Стоит, руки нарочито беспечно спрятаны в карманы. На лице никаких эмоций. Ни усталости, ни заинтересованности, даже ненависти нет. Только шрам и спокойный взгляд белесого глаза.