Когда монстр метнулся к дальней стене блока, никто и не предполагал, что он взял дистанцию для разбега. Реакция сотрудника, отвечающего за дополнительную защиту, оказалась слишком медленной. Иная форма жизни протаранила энергетическую преграду, расколов ее на мелкие осколки. Остаточные частицы лопнувшего щита накрыли тварь, заставив ее отчаянно завибрировать и вжаться в угол. Но только на несколько секунд. Бесследно растворившись в пространстве, облако невидимых частиц перестало быть единственным, что сдерживало голодного монстра. Поняв, что ему теперь ничего не угрожает, он ринулся к заключенным. Рэйдерман отчаянно завопил. Сорвавшись с места, Ханнанбар за долю секунды оказался рядом со входом в камеру.

— Открыть! — громко приказал храмовник.

Дверь послушно отворилась. Еще до того, как она наполовину отошла вбок, храмовник проскользнул внутрь. Тварь уже успела облепить захлебывающегося в беззвучном крике приговоренного к казни. Плотно присосавшись к коже, она начала стремительно высасывать из него кровь. В пространство впились тоненькие красные струйки. Они пульсировали, наливаясь так быстро, что вскоре слились воедино и стали походить на один большой мешок с кровью. За время, потребовавшееся храмовнику, чтобы преодолеть путь от черты и до испытуемого, тварь успела практически все из него высосать. Молвир подскочил, схватил тварь голыми руками за упругий кровавый мешок и с силой дернул на себя. Ванд вздрогнул безжизненным телом. Монстр взвыл. Это был гортанный, булькающий рев, пронизанный болью. Крестоносец не стал церемониться. Проткнув тварь мечом насквозь, он выпустил из нее не только всю кровь, но и кишки. За доли секунд непроявленная плоть наполовину обрела свой облик, показав острые, словно бритва, шипы. Черно-алая жижа полилась на пол, запачкав приставучей липкостью белоснежную поверхность. Сжав ладонь в кулак, на которой зияла кровавая, до самой кости, рана, крестоносец наблюдал, как вслед за жижей по полу начал стелиться плотный иссиня-черный смог. Сущность пришельца возвращалась туда, откуда пришла. Крестоносец знал, куда именно. Но это было уже совсем не важно.

— Экстренная госпитализация первого испытуемого, — отдал приказ Фальх, у которого на лбу выступил холодный пот, — И медика для господина Ханнанбара…

Подойдя вплотную к раненому, Молвир внимательно на него посмотрел. На бледной груди, ближе к правому плечу, отпечаталась огромная рана в виде глубокой присоски треугольной формы. Приговоренный обмяк. Он был настолько бледен, что уже походил на мертвеца. Лишь слабые показания приборов говорили о том, что в его теле все еще теплится жизнь.

— Не так быстро, господа ученые, — осадил храмовник Фальха.

Повернувшись спиной к испытательному блоку, напарник Молвира вынул из-за пояса оружие и наставил его на приблизившихся вплотную медиков.

— Никто не подходит ближе, — потряс пухлыми щеками крестоносец, выпятив грудь так, что прежде нее умудрился выкатиться живот.

Медленно и с толком, будто обдумывая каждое свое движение, Ханнанбар всадил перепачканный в крови и слизи меч обратно в ножны. Отстегнул оружие от пояса и крепко сжал его в левой руке. Холодное металлическое дуло коснулось бледного виска Ванда. Приговоренный так ничего и не почувствовал.

— То, что вы хотите сделать, господин Ханнанбар — незаконно, — процедил сквозь зубы Фальх, не в силах сдивнуться с места, — Это самосуд!

Буквально буравя взглядом крестоносца, Фальх чувствовал, как изнутри подкатывает нечто тяжелое, мрачное, безысходное. Сейчас должно было случиться то, что поставит точку в его долгих, усиленных поисках. И точка эта будет означать вовсе не уникальное открытие, знаменующие победу науки. Точка будет поставлена фанатиком, не видящим ничего дальше собственного носа.

— Не вам решать, кому жить, а кому умирать, — холодно сказал Фальх, чувствуя, что в этот момент в нем рождается глубокое и фундаментальное чувство — ненависть.

— Не нам, — спокойно ответил крестоносец, — но больше некому.

Щелкнул предохранитель.

— Ванд Рэйдерман, вы приговорены к смерти через расстрел согласно решению верховного суда Объединенной Марсианской Конфедерации за массовое убийство будущих граждан планеты, — отчеканивал каждое слово крестоносец, — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Исполнение — немедленно.

Выстрел в голову. Громкий писк Лаи, выронившей из рук блокнот, заглушил даже громкое гудение приборов. Фальха захватила тихая, холодная паника. Его взгляд не мог оторваться от металлического дула оружия, скользившего от одного виска к другому. Когда оно оказалось над головой Сендил Валери, Фальх не выдержал.

— Не смейте этого делать, — не сдерживаясь, зашипел Диттэ, — Я вас раздавлю.

— Сендил Валери, вы приговорены к смерти через эвтаназию согласно решению верховного суда Объединенной Марсианской Конфедерации за массовое убийство в ходе террористического акта на почве расовой нетерпимости. За неимением иной возможности приведения приговора в действие исполнение производится через расстрел. Немедленно.

— Пожалуйста… — на смуглых щеках Валери появились крупные, пронзительно прозрачные слезы, — Я не хочу умирать…

Выстрел.

Фальха будто обдали кипятком. Все его тело объяла мелкая, неестественная дрожь.

После двойного убийства в лаборатории повисла гробовая тишина. Даже гудение приборов, казалось, растворилось в воздухе. Некоторые из них мгновенно заглохли, уступая тишину словам, которые должны были определить все их будущее.

Молвир Ханнанбар вышел из опытной камеры. С трудом найдя в себе силы, Фальх на ватных ногах сделал несколько шагов навстречу крестоносцу. Он даже и сам не понимал, зачем. Когда они поравнялись, ученый уже знал, что в следующую секунду ему скажет храмовник.

— Не ждите, что вот это одобрят, — ответил крестоносец на взгляд, полный ненависти, — Опытов над людьми не будет. Отныне и навсегда.

Поспешив покинуть лабораторию, он чувствовал прожигающие спину взгляды нескольких десятков глаз. Фрид Дойл, в очередной раз запнувшись о лежащие внизу провода, просеменил за начальником, собрав, казалось, все препятствия на своем пути.

Трава доставала до пояса. От нее пахло влажным ароматом лета. Настолько густым, что кружилась голова. Цветы яркими пятнами плыли перед глазами. Вдалеке маячили толстые стволы деревьев, сливаясь в сплошной плотный лес.

Болезнь набирала силу. Медея дышала глубоко и прерывисто. Прохладный ветерок обдувал пылающие щеки, только заставляя усиленно кутаться в куртку. Идти становилось все трудней. Высокая трава казалась непреодолимой. Девушка упала на колени. Под лихорадочный стук сердца она вытащила из внутреннего кармана оставшиеся лекарства. Перед тем, как реальность окончательно поплыла, она успела проглотить их всех разом. По телу мгновенно прошлась волна нестерпимой мышечной боли, смешанной с сильной тошнотой. Не в силах больше держаться, девушка окончательно свалилась. Жесткие стебли адриатической осоки разошлись от сжавшегося тела Медеи, словно несгибаемые острые стрелы.

Наверху послышалось верещание роя камер, усиленно производящих поток удачных кадров. Выскочила грустная мордочка зайца, плачущего крупными бирюзовыми слезами. Зрители затаили дыхание, прильнув к экранам.

Сладкое забытье или безнадежная ловушка? Сон, несущий выздоровление, или все же смерть? Мгновенно организованный тотализатор заставил включиться в Гон даже тех немногих, кто к нему не проявлял ровно никакого интереса. Растущие с каждой секундой ставки полились в официальные и не очень источники. В воздухе повисло напряжение ценою в миллионы монеро. Это означало лишь одно: кто-то сегодня сказочно обогатится, а кто-то станет новым должником.

Глубокий стук взволнованного сердца не мог заглушить даже воющий ветер. Отголоски острого приступа глухими ударами отдавали в виски. Морган заглушил двигатель.