Опускались тяжелые сумерки. В это время суток молчаливая серость окрашивала воздух в еще более угрюмые тона, делая окружающее похожим на хлюпкие декорации. Листва, окончательно победившая стальную искусственность города, постепенно начинала терять свой цвет. Вездесущие растения с завидным упорством буравили, раскалывали и крошили твердый бетон. Кое-где он еще стойко держал удар, с хрупкой надеждой выглядывая из-под размашистых, кожистых листьев. Местами воздух наполнялся дурманящим ароматом цветов, который век уже не тронутых человеческой рукой. Правда, и они начали тонуть в наступавшей ночи, только запахом напоминая о своем присутствии. Неподготовленному глазу не суждено было узреть медленное, сокровенное закрытие бархатных лепестков, когда-то старательно выведенных селекционерами. Красотой этих бутонов теперь любовались разве что насекомые, полуденное солнце, да сам Марс.

Тишина, застывшая в округе, стала подозрительно подавляющей. Повиснув в пространстве, она будто душила любые попытки оспорить свое очевидное превосходство. Странным образом отсутствовали голоса животных, пение птиц, и даже редкие стрекотания насекомых тут же утопали в поглощающей любые шумы атмосфере. От этой тотальной, безграничной тишины становилось жутко. Создавалось ощущение, будто космос свалился на поверхность планеты, и вакуум не пропускал ни единого звука.

На то имелись свои причины.

Полиция уже пару дней наступала на пятки. Дышала в затылок. Загоняла в угол. Приходилось прятаться и петлять, двигаясь через опасные участки. Анноэф Ффо здорово рисковал, срезая путь сквозь аномальные зоны. Зато в этом заключалось несомненное преимущество: служители закона осторожничали, давая фору беглецу. Никто не хотел жертвовать годами, а то и десятилетиями собственной жизни из-за одного-единственного преступника.

Для парня это лето выдалось непростым. Как и для многих, подобных ему. Организацию временников распустили, объявив вне закона. Половину его коллег арестовали, пожизненно заперев вдали от любой мало-мальской аномалии. Сам Анноэф подписал соглашение о неиспользовании своих способностей, и теперь средств к существованию отчаянно не хватало. Приходилось искать пути достойного заработка. Достойного в плане денег. И теперь ему тоже грозила тюрьма, а что еще хуже — казнь. Впрочем, особо выбирать не приходилось.

Костер постепенно затухал по мере приближения ночи. Сумерки медленно догорали вместе с последними угольками, похожими на обжигающие драгоценные камни. Становилось холодно. Молодой мужчина поежился, сильнее закутавшись в тоненькую куртку непримечательного синеватого оттенка. Заряд зрительных элементов заканчивался, и своевременная спешка выглядела вполне разумной. Оставаться на ночь в развалинах — затея опасная. Нужно было успеть до тех пор, как кромешная тьма ослепит, не оставив ни единой возможности уйти от напичканных техникой полицейских.

Анноэф тяжело вздохнул и, поднимаясь, отчаянно протянул костлявые руки к остаткам тепла. Одежда не защищала от сумеречных заморозков — еще одна причина покинуть место временной остановки и начать движение. Спать нельзя. Хотя, несомненно, желание это давало о себе знать каждую секунду. Сомкнуть глаз не удавалось уже пару дней. Ровно с того момента, как глушилки дали сбой, и пеленгаторы стали показывать положение беглеца.

Как ни странно, холодные стены, оплетенные лианами, покидать не хотелось. За стенами первого этажа полуразрушенной высотки казалось еще страшнее. Неизвестность, порою, заставляла сердце отчаянно стучать. Приборы, определяющие возможные аномалии, особого доверия не вызывали. Все прекрасно знали, что они могут ошибаться, а то и вовсе обманывать. Здесь — территория Птоломея, а значит, нельзя верить тому, что кажется и следует бояться того, чего не видишь.

Точка назначения отчаянно светилась холодным зеленым светом, и до нее оставалось совсем немного. От последнего, решающего рывка теперь зависело все будущее. А, вернее, все прошлое. Анноэф коснулся плеча, будто боясь не почувствовать вживленного регулятора. После того, как тонкие, извивающиеся нити симбионта недовольно отозвались под кожей легким покалыванием, из груди вырвался очередной вздох облегчения. Последнее, чего сейчас хотелось бы — ошибиться аномалией без действующего стоп-механизма.

В тысячный раз были проверены дата и время, застывшие на приборной панели спутникового навигатора: 23: 42, 18 Gemini 2883 года. К счастью, число оставалось тем же, что и сегодня с утра. Наверное, это уже перерастало в паранойю. Впрочем, в текущих обстоятельствах весьма оправданную.

Ночь, наконец, вступила в свою полную силу, отбирая последние проценты зарядки. Легкая рябь по поверхности глаза немного дезориентировала, заставляя двигаться быстрее. Бегом. Пар, вырывавшийся из груди, напоминал о том, что температура уже упала ниже нуля. Влажный воздух только усугублял положение, усиливая беспощадно-безразличную колкость холода. Ноги еле находили ровную поверхность, зачастую натыкаясь на вполне ожидаемые, но неизбежные препятствия. Отклонение от маршрута уже давно порушило радужные планы о легких деньгах.

Пеленгатор вдруг протяжно запищал, ненадолго прервавшись на короткую передышку. Полицейские. Они уже тут. Паренек хотел смачно выругаться, но сдержался. Сковывающий страх в корне вытеснился заботой о том, как уйти от преследователей. Анноэф спиной чувствовал, насколько они близко. Где-то там, вдали, уже улавливались отзвуки работающих механизмов и злобный лай собак-ищеек. Частые, неприкрытые переклички оповещали о том, что служителей порядка больше, чем пара человек. Эту догадку подтверждали и множество мелькающих огоньков, отбрасываемых приборами вооружения.

Ноги становились ватными, а и без того прерывистое дыхание сбилось еще сильнее. Навалившаяся безысходность заставляла бежать быстрее, выжимая из жилистого, худого тела больше, чем оно могло выдержать. Жесткие листья и шершавые лианы били по лицу, порой, оставляя на бледной коже красные следы.

Анноэф запнулся о что-то и рухнул на землю. Гибельная заминка. Вставать. Нужно срочно подняться и двигаться дальше… Сил больше не осталось. Организм отчаянно сопротивлялся всем попыткам как-то управлять окоченевшими конечностями. Сдаться? Будь что будет! А как же семья?

Удивительное ночное небо с четкими, яркими звездами прорывалось сквозь тугую сеть из толстых лиан. Молчаливое, морозное и прекрасное, оно, словно огромное одеяло, укрывало Птоломей. Мужчина с трудом повернулся на бок, не в силах созерцать безразличную холодность мерцающего блеска. Он прикрыл глаза, окончательно смирившись с происходящим. В этот самый момент его взгляд уперся в торчащие из-под земли ребра какого-то животного. Кости были белыми, тонкими и полыми, будто трубочки для лимонада. От неожиданности Анноэф сделал резкий вздох, закашлявшись от ударившей в горло ледяной колкости. Разбросанные кости были тем символом ошибки, что совершил зверь, решив забрести в эту часть покинутого города. Для мужчины же это стало поводом для новой надежды.

Второе дыхание ворвалось в уставшее тело, подгоняемое откуда-то из подсознания. Близко. Осталось совсем немного. Приборы молчат, отмечая полное отсутствие погибшей органики. Настолько очевидное противоречие могло означать только одно: нужная аномалия находится прямо здесь. Симбионт, зарывшийся глубоко в мышцы руки, недовольно задрожал, столкнувшись с искажением пространства. Его органические нити сжались, вызывая уже не дискомфорт, а натуральную боль. Медлить нельзя! Недовольное существо скоро окончательно врубит блокировку, и возможность перехода просто исчезнет. Молодой мужчина сделал усилие, встав сначала на четвереньки, и только потом поднялся на обе ноги. Оперевшись о ствол росшего рядом дерева, он медленно оглянулся. Оставалась еще пара минут до того, как служебные псы окажутся здесь, и это время он намеревался использовать по максимуму.