— Мне очень тяжело, тихоня.

Спящая девушка не открыла глаз. Только тонкие раскрасневшиеся пальчики неожиданно обхватили ладонь Ашеры и крепко-крепко ее сжали.

Заполняя Лабиринт ночи, липкая темнота лилась по низинным полям и каньонам. Казалось, сколько бы мрак не пытался наполнить его собою, он не мог преодолеть бесконечно рваные края раны на теле планеты. Вечно алчущий, Лабиринт Ночи пил и пил черноту, не способный полностью ею насытиться. Норовя окончательно поглотить небо вместе со звездами, он навис над спящими гирру, спасающихся вокруг пылающего костра. Этот небольшой островок жизни и запечатлели камеры на последних кадрах первого блока вещания. Наступил час тишины.

По сухой морщинистой коже впалых щек текли крупные слезы. Или, скорее, по остаткам натянутых на череп человеческих покровов. Тонкие костлявые пальцы иногда закрывали искривленное глубокой экзальтацией лицо. Худое тело, больше похожее на скелет, согнулось пополам, обхватив живот не менее костлявыми руками. Стоя на голых коленях, мужчина истошно рыдал. Черная кровь измазала серый холщовый балахон, полностью поглощающий плоть. Мелкие клочья ткани на спине торчали во все стороны. Одежда, разорванная в порыве чувств, наполовину обнажала иссохшее тело.

— Я недостоин… нет… Я недостоин… — тихо шептал Амитас Идам, подавляя собственные рыдания.

Темная, словно неосвященные трущобы Арсии кровь стекала но ногам одного из самых влиятельных Теней Марса. За его спиной находилась дюжина таких же худых, бледных и изможденных граждан. Спокойные, безмятежные лица не отображали ничего, кроме непробиваемого спокойствия. Люди, сидевшие на полу, скрестили ноги и расставили в стороны руки, будто ловя нечто неосязаемое. Яркие футболки с причудливой символикой и свободные шаровары радовали глаз пестротой палитрой среди вопиюще скромного интерьера небольшой комнатушки. Терпкий аромат благовоний окутывал присутствующих тягучим белесым дымом. Помещение не имело ни окон, ни столов, ни даже стульев. Серые стены поглощали свет, сводя на нет все старания ламп.

Львиную долю площади небольшой комнатушки занимали многочисленные полки от самого пола и до потолка. Это было единственное, что хоть как-то освежало унылые виды окружающего. Бесчисленное количество статуэток, портретов, икон и самых различных амулетов взгромоздились друг на друга, будто пытаясь обогнать соседа в этой непонятной вакханалии религиозной утвари. Серебряные жабы, утопающие в горстях золотых монет смотрели выпученными глазами на резную статуэтку долговязого Хорса, иконы святых Нового Времени обрамлялись высеченными из красного мрамора змеями в причудливых, витиеватых позах, короны бесплотных божеств указывали остроконечными лучами на символы и иероглифы неизвестного языка, открывающимся только посвященным.

«Мы — Боги», — гласила надпись, возвышающаяся над всем этим предметным многообразием.

— Вы — Боги, — плакал, давясь собственными слезами Амитас, а вокруг кружился и кружился густой непрозрачный аромат цветов, — Великие! Я… я никогда не буду достоин…

Бородатое лицо с бездонными черными глазами молча взирало на своего почитателя, за все эти годы так и не сказав ни единого слова. Фотография Делливера Муэра, великого философа времен третьей колонизации, стояла в центре, рядом с бюстом самой Азари.

В непреодолимом потоке религиозного хаоса потерялся бы любой, но только не Амитас. Эта Тень знала до самых глубин каждый символ, историю каждого божества и тексты писаний всех ста тридцати семи основных религий, существовавших в это время на Марсе. Может быть, из-за того, что являлась автором более половины из них, а может быть потому, что с неестественным трепетом относилась к сакральному смыслу воплощенной духовности. Особенно, если понимание этих смыслов давало возможность вести души верующих за собой.

Амитас Идам занимался пропагандой уже не один десяток марсианских лет. Как и многие остальные, он пришел в этот мир, чтобы стать очередным проектом Азари. Формирование устойчивой сети общества требовало особых кадров. Великая Мать подбирала приближенных крайне разборчиво. Можно сказать, даже с опаской. Ключевые фигуры никогда не упускались из виду и всегда держались на коротком поводке. Амитас Идам за долгое время своего служения подвергался множествам сомнений, пересудов и проверок. Однако то, что эта Тень напрочь лишена всякой жажды власти Королева поняла уже давно. Фанатичная преданность Амитаса вверенному ему делу иногда поражала воображение Королевы, иногда раздражала, а, порою, даже пугала. Впрочем, эффективность работы духовного лидера не вызывала сомнений, ибо устойчивая, прочная сеть верных режиму сект оплела Марс и имела в своем составе далеко не только Теней. Миллионы граждан состояли в организациях, основной задачей которых было удержание блуждающих умов в рамках существующей идеологии. Любые мятежи разбивались о глухую стену преданности фанатиков. Векторный фанатизм — то немногое, что могло удержать звериную сущность Теней и направить ее неуемную энергию в нужном направлении. Впрочем, все прекрасно понимали, что фанатики являлись инструментом сдерживания не только мятежных граждан, но и храмовников со Жнецами. Многие даже предполагали, что они были созданы именно для этого. Ибо лишенные страха сущности, готовые на смерть ради идеала, не побегут трусливо из городов при попытке переворота, как обычно это делали другие Тени. Азари была научена горьким опытом, когда храмовники набирали силу и пытались вовлечь людей в разрушительную, стихийную революцию. Прошлые ошибки она старалась не повторять.

— Ради чего мы живем? — прорыдал мужчина, больше похожий на старика.

— Ради свободы, — послышались дружные голоса позади иссушенного голодом тела.

— Что есть свобода? — голос Амитаса стал вопрошающе-громким.

— Следовать собственному сердцу, — прозвучали бархатные голоса созерцающих безмятежность. — И воплощать желаемое.

— Что нам говорит наше сердце?

— Многое.

— Чего мы желаем?

— Всего.

— Пора… — с трепетом в голосе произнес Амитас.

С трудом поднявшись со своего места, он полусогнутой позе развернулся к своим ученикам. Голые пятки размазали кровь по холодному полу, оставив тянущиеся скользкие разводы. Протянув к открывшим глаза людям костлявые руки, Амитас сделал манящий жест. Подошедшая к нему стройная девушка-мосуан в красной футболке и синих свободных шароварах сразу обняла наставника, осторожно прижавшись к его худосочной груди. Мужчина положил пятерню на белокурые волосы, слегка подкрашенные розовой краской. Потом пристально посмотрел и в огромные зеленые глаза.

— Моя преданная саньяд, — мягко обратился Амитас к девушке-мосуан, — Ты обещана Цифриаксу Мардкору. Готова ли твоя атмана?

Немного отстранившись, саньяд прикрыла веки в знак согласия и взяла ладони учителя в белые нежные ручки. Осмелившись поднести их к губам, она быстро их поцеловала и тут же отстранилась. Слишком долго прикасаться к коже Учителя девушка-мосуан считала себя недостойной.

— Ступай, — голос Амитаса преисполнился нежности.

Саньяд развернулась и медленно вышла из комнаты, приложив ладонь для считывания ДНК к глухой серой двери. Снаружи уже ждали сотрудники научного центра Кассини, чтобы проводить ее к новому хозяину для дальнейших манипуляций. Научных и не очень.

Амитас проделал похожую процедуру для всех, кто находился в комнате. Четверых он отправил к Цафриаксу Мардкору, остальных же определил в восточный блок, чтобы те прошли испытания нестабилизированным телепортом.

Оставшись в одиночестве, Амитас еще некоторое время постоял среди множества атрибутов поклонения, закрыв прозрачные веки и о чем-то размышляя. Впрочем, после распределения саньяд мысли о высоком куда-то испарились. Внутри повисла некая неудовлетворенность происходящим. Добрую долю подданных он вынужден был отдавать Высшему, понятие не имеющему о глубоких духовных началах. Амитас считал себя Тенью старой закалки, и новомодные методы кодирования мыслящих созданий ему не нравились. Учителю они казались грубыми, поверхностными и шаткими. И, конечно, недолговечными. Хотя он и признавал быстроту их действия и на определенный срок высокую эффективность. Однако, никакая физиологическая привязанность и психологические приемчики и рядом не стояли с основательной духовной ломкой, приводящей к полному подчинению личности. Особенно, если ведущий всецело сам верит в то, что проповедует. Поэтому Амитас предпочитал вести работу вдумчиво, не торопясь.