— Что такое несколько месяцев по сравнению с годами мучений? — всхлипнул Эншду и его глаза снова оказались на мокром месте.

— Несколько месяцев… — протянул Амитас, — все же это долгий срок. За несколько месяцев многое может разительно измениться. За несколько месяцев гибли народы и возрождались из пепла города… Но вас это не коснется, мой многострадальный друг. Мучения ваши отныне окончены!

Что-то громко лязгнуло на первом этаже. Послышались суетливые возгласы. Мужчина в камере резко повернул голову, встревоженный новыми, еще неизведанными для него звуками. Словно опасливый зверь, он подполз к самому стеклу, настороженно прижимая грудь к полу. Принюхался. Постучал обгрызанным ногтем по гладкой, холодной поверхности. Ничего так и не почуяв, прильнул к стеклу, пытаясь дотянуться руками до датчиков, встроенных в потолок. Пришелец не понял, что за ним наблюдают.

— О, господин Амитас, — из глаз Эншду хлынул поток слез, который он не в силах был больше сдерживать, — Вы такой благородный и отважный! Знайте, что я тут не только из-за переселения, а из-за глубокого к вам уважения…

— Не сдерживайте слезы, мой чувствительный друг, — Амитас по-отечески положил руку на плечо своего гостя. — Зачем я явился в этот мир, если не исполнять мечты страждущих?

— А вы… а… ох… — хлюпая заложенным носом, произнес Эншду. — А у вас есть своя мечта?

— Невозможно жить, не мечтая, — одухотворенно ответил Амитас. — Моя мечта — звезды. Моя мечта — свобода. Люди не могут преодолевать миллиарды километров без телепортов, а мы сможем. Они слишком смертны, век их очень недолог… Наш — вечен. Другие планеты ждут нас. Физическая оболочка — это лишь временная преграда для достижения цели. Да, дражайший Эншду, у меня есть мечта. Снова будут создаваться шедевры. И они затмят все предыдущие достижения. И всех предыдущих творцов!

Искусственно созданная тьма служила только для того, чтобы вобрать в себя многочисленные вспышки неонового лазера. Пространство окрашивалось в яркие цвета, заполняясь ими, словно чем-то осязаемым. Лучи разрезали липкую темноту, попутно вонзаясь в густой дым тлеющих сигарет. Стройные тела полуголых официанток смешивали его с удушающей, мускусной атмосферой. Подносы девушек никогда не пустовали, имея только два вида нагрузки: посуду с горячительным и без.

Танцпол в это время суток почти пустовал. На нем извивалась только парочка не в меру пьяных женщин, двигаясь для ритмичной, жесткой музыки слишком медленно. Одна из них периодически замирала. Импровизированная статуя оживала только спустя некоторое время, оглядываясь по сторонам с нескрываемым удивлением. В очередной раз осознав, где она находится, женщина продолжала свои ленивые движения. И все повторялось вновь.

Некоторые посетители, занявшие столики, встречали окружающих осоловелыми взглядами. Подавляющее большинство из них поглощало дешевый алкоголь с кислой, недовольной миной. Причем так быстро, словно участвовало в каком-то негласном соревновании. Клиенты захолустного бара на окраине Арсии явно стремились достичь состояния тех, кто явился сюда ранее.

Большие кувшины с растениями, напоминавшими декоративные пальмы, заполонили все свободные уголки утонувшего в сигаретном дыме помещения. Широкие пластмассовые листья путались в отблесках неоновой подсветки. В самом центре зала располагался округлый, светящийся подиум, из центра которого вздымался к потолку тонкий пилон. Посетители, словно мухи, круглосуточно облепляли сцену. На ней стройные девушки в белье, не несущем в себе никакой практической пользы, отрывисто двигались в такт пульсирующей мелодии. Временами они приближались к краю, влекомые жестами заинтересованного гостя. На часах было пять тридцать утра. Ожидалась пересменка, и в баре царила ленивая предрассветная атмосфера.

— Ты чего это на виргово пялишься? — послышался веселый голос Хамфрида из удушливого полумрака, — Я думал, такие тебе не нравятся.

— А это кто?

— Мужское днк с точечными модификациями.

— Надо же… а выглядят как бабы.

— Смена женщин через три… два… один… — медленно отсчитал Хамфрид и тут же засмеялся, — Я к этому времени и подошел.

Даже не окончив своего вялого танца, с высокой сцены сорвались несколько пышногрудых красоток. Явно радуясь окончанию рабочего дня, виргово напоследок послали пару воздушных поцелуев зрителям. Их место заняли не менее ослепительные представительницы женского пола под неожиданно оживленные аплодисменты.

— Вот засада, — посетовал Морган, разочарованно цокнув языком, — Никому не говори.

— Да кого это волнует? — пожал плечами Хамфрид, — Только ты этим кичишься.

— Я ценитель.

— А мне всегда казалось, что ты лентяй.

— Я просто не вижу смысла разбираться в том, что может быть очень просто.

— Но оно не просто.

— Это да.

Достав из кармана пачку разовых сигарет, Хамфрид предложил Моргану закурить. Запахло хорошим табаком. Вскоре густоту и без того удушливого пространства уплотнил дым тлеющих сигарет.

— Как же долго я спал, — затягиваясь, задумчиво протянул Морган, — Снова все поменялось. Чувствую себя старым…

— Ты же младше меня, — громче рассмеялся Хамфрид, — Да уж, воистину старый пень! А вообще, время идет, что-то появляется, что-то исчезает. Тебе просто надо чаще выбираться в люди.

— Ага. В перерывах между гибернациями, — почесав добротную щетину, задумчиво ответил Морган.

— Хотя бы и так! — Хамфрид утвердительно закивал головой, — Предлагаю взять парочку вон тех красоток и забуриться в випку.

— Раньше надо было думать. Где ты в женскую смену випку-то найдешь? Все забито Жнецами.

— Я могу подсуетиться.

— Не, я Пламя берегу.

— Так бы сразу и сказал, — выдохнул дым Хамфрид, — А я уже перестал над ним трястись. Надоело.

— Ну, это ты зря.

— Надеюсь, обойдемся без нотаций?

— Пфф.

Ночной бар «Дисглэр», в действительности работающий круглосуточно, был одним из немногих мест, где имелись зоны для Жнецов. За последними основательно закрепилась дурная слава среди владельцев увеселительных заведений. Ни для кого не было секретом, что чаще всего они напивались вусмерть и жаждали хорошей драки. И очень сильно не везло тому, кто попадался им под горячую руку. Столь воинственный настрой вызывал немало ненависти, а еще больше — вопросов. Впрочем, откуда бралась охота махать кулаками после изматывающих жатв и для самих Жнецов оставалось загадкой. Неизменно оставалось одно — страдали законопослушные Тени, а у баров частенько из-за этого бывали проблемы. Случаи, когда Пламя выжигало добротную часть помещений, встречались практически каждый год. Именно по этой причине путь в уважаемые заведения блестящих мегаполисов Жнецам был заказан. Им приходилось довольствоваться забегаловками малонаселенных окраин с тугими замками и хорошенько разбавленным пойлом. Владельцы баров пытались поднять не особо высокую выручку за счет особых посетителей. Завышенные персонально для Жнецов цены помогали держаться на плаву. Благо, охотник с пустующими карманами встречался редко.

Второй этаж «Дисглэр» наглухо закрывался, отделяя Жнецов от общей массы клиентов, оставшихся внизу. Толстые двери вели в коридоры, узкие изгибы которых были обсыпаны непристойными картинками. Тут же на стенах красовались большие указатели с еще более непристойными символами, значение которых постоянные клиенты знали наизусть. Сегодня ночью они были розовыми. Над некоторыми из стрелок можно было увидеть выпрыгивающие из ниоткуда полные, трясущиеся груди, над другими — пухлые алые губы. Подвижные голограммы посылали поцелуи, уже в воздухе меняющие цвет помады. Кое-где встречались уже всем надоевшие пальмы, за которыми никто не ухаживал. Покрытые многолетней пылью, их широкие листья уныло свисали вниз. То тут, то там валялись початые бутылки из-под пива, водки и другой дешевой бормотухи.

— Долго еще на пещерах будете сидеть? — задумчиво спросил Хамфрид.