— К вам гости, Михаил Яковлевич, — распиналась девушка.

Мужчина окинул нас взглядом. Кажется, он не очень-то был рад нас видеть, но хотя кто знает — может, у него паралич части лица и он просто не может выразить свои чувства? Мы устроились, Егор протянул меню, но я, из опасения его разорить, попросила только «Отвертку». Пока я тянула коктейль, Егор с Мишей обсуждали что-то не особенно интересное про дела и вспоминали общих знакомых, ни одного из которых я не знала.

Миша куда-то вышел — не извинившись, а Егор нашептал, что он, Миша, один из самых богатых людей в России: ему принадлежит… Список был длинный.

— А он всегда такой жизнерадостный? — спросила я.

— Ну-у… — Егор попытался оправдать друга, но я не поверила ни одному слову. Либо человек приятен — либо нет. Деньги на характер не влияют.

— Ты с Вадимом говорил? — спросил Миша, вернувшись.

— Нет еще, — покачал головой Егор.

Миша взял телефон и вызвал «давай быстро» кого-то сюда. Спустя четверть часа — к этому времени я совсем измаялась — прискакал мужчина в клетчатом пиджаке, и они с Егором куда-то умотали, бросив меня наедине с этим людоедом.

Минут пять мы молчали. Я не выдержала первая.

— Я вам чем-то не нравлюсь? — спросила я громко.

— Почему? — спросил он, видимо имея в виду, почему я спросила.

— Вы со мной не разговариваете.

— Ты… э-э… вы тоже.

— Но я-то излучаю приветливость, а вы сидите как бука.

Сказав это, я немного перепугалась: а вдруг самые богатые люди за такое панибратство расстреливают в казематах этого «Монако»? Но он и правда выглядел букой — это было почти неприлично.

— А о чем нам разговаривать? — Он отложил наконец вилку с ножом и откинулся на низкую спинку дивана.

— Ха-ха, — позабавилась я. Из неловкой обстановка превратилась в дурацкую. — Вы уверены, что со мной не о чем поговорить?

— Не в этом смысле. — Он положил локти на спинку дивана. — Ну вообще… — и замялся.

— У вас есть увлечения? Можем, обсудить их? — тараторила я, мечтая поскорее отсюда убраться.

— А вы чем увлекаетесь? — Он убрал локти со спинки, поставил их на стол и подпер голову руками.

— У-у! Я люблю читать, смотреть кино, гулять вечером по бульварам, есть, напиваться в хорошей компании, валяться на пляже с утра до вечера, люблю сидеть в ароматной ванной с журналом, люблю кататься на велосипеде по проселочным дорогам… Еще?

— Да-а… — Он поднял брови. — А-а…

Но тут, к счастью, вернулся Егор и взял беседу на себя. Мы еще немного посидели, Миша познакомился с красивой девушкой в светло-зеленом костюме. Когда Егор шепнул, что это проститутка, я не поверила — она выглядела, как Шарлиз Терон. Тогда Егор сказал мне, сколько она стоит, и сомнения отпали…

Мы все вместе отправились на дискотеку, тоже для самых богатых людей России. Я держалась скромно, вокруг ходил оживший еженедельник «Деловые люди» — уставшие после трудового дня миллионеры, а их дамы вели себя столь сдержанно и церемонно, что не хотелось подставлять Егора. Мы тихо сидели за столиком, и я целеустремленно напивалась.

Когда стало совсем невмоготу, я пнула Егора ногой под столом и показала глазами на дверь. Он незаметно кивнул, и минут через десять мы распрощались с самыми богатыми людьми России и самыми дорогими проститутками Москвы.

— Иногда я сам себя не понимаю. — Егор поглаживал меня одной рукой по животу, другой держал сигарету. — Я как будто назло себе делаю. Такой вот странный характер — склонность к саморазрушению. Стоит только начаться чему-то хорошему, я тут же делаю так, чтобы стало хуже.

Я перегнулась через него и натянула плед: лежать голыми в прохладной комнате было не особенно удобно.

— Очень тебя понимаю, — кивнула я. — Со мной все то же самое. Только жизнь наладится — я уже в беспокойстве: как это все хорошо? И обязательно нарываюсь на неприятности.

— Что делать? — Егор затушил сигарету и поцеловал меня в грудь.

— Я пытаюсь с этим бороться, но каждый раз выходит так, что я машу кулаками после драки. До меня доходит только тогда, когда я очередной раз сама себе напакостю.

Как мы оказались в постели — до сих пор не пойму. Ехали домой… потом, кажется, решили… что-то такое Егор предложил…

Мыслила я (если жуткую смесь из самосожаления и пьяного отчаяния можно назвать мыслями) следующим образом: я, такая чудесная, тонкая, ранимая натура, в самом расцвете сил изнемогаю от любовных мук, в то время как предмету моей страсти оставляют интимные записки всякие безмозглые, развратные девицы… и вообще, он вел себя непозволительно… как можно было так со мной обращаться… я, вся такая, к поцелуям зовущая, нуждалась в тепле и ласке… гад он… А Егор отчего-то вел себя так, словно любил меня всю жизнь, молился на мою фотографию, а теперь не выдержал — с катушек сорвался… хотя, возможно, у него просто яйца звенели…

Далее я размышляла совершенно нелепо — что-то вроде: ну и пусть! пойду по рукам, опущусь на дно, а когда я, беззубая и скрюченная, с подвязанной оренбургским платком грудью, буду предлагать себя за чекушку водки, пусть Паша встретит меня и устыдится!

А еще я хотела убедиться в своей привлекательности для мужчин.

— Я вот тогда, помнишь… в прошлый раз…

Чтобы избежать объяснений, я поспешно кивнула.

— Вел себя как идиот. Пустил зачем-то этого Арама, ну и так далее… Я все думал: зачем я так сделал?

— Понял? — спросила я.

— Не-а, — улыбнулся он. — Видимо, я еще и глупый.

Про себя я думала: «Может быть, никакой такой любви не существует?»

Может, все «таинства», все эти флюиды и волны — не более чем стремление человеческого рода к размножению и самое большее, на что можно рассчитывать, — вот так время от времени заниматься сексом с разными мужчинами, выслушивать их, чтобы выслушали тебя, появляться с ними на вечеринках, а в конце в концов, скрестить с одним из них нажитый упорным трудом капитал в целях заботы об общем потомстве.

Мне было грустно и совершенно не хотелось секса, но у Егора точно случилось обострение — он терзал меня всю ночь. Я даже заподозрила его в приеме какой-нибудь «виагры». Несмотря на то, что в этот раз я не тряслась от любви, не робела, а Егор не был отчужденным и высокомерным… И вообще — он был хорош, чудо как хорош, в смысле всяких навыков, и он не занимался всей этой акробатикой — «давай вниз головой или на люстре»… с ним было просто и приятно, но… Но мне казалось, будто я приношу себя в жертву. Местами я замерзала и меня тянуло в сон, потом он двигался быстрее — я приходила в себя, получала какое-то количество оргазмов — чисто из уважения к его стараниям… И я не могла избавиться от ощущения, что занимаюсь чем-то грязным.

На следующий день мы проснулись в час. Я встала, на удивление, без похмелья — наверное, переспала его. Егор приготовил салат с креветками и помидорами. Мы напились кофе, посмотрели по телеку какую-то передачу о леопардах и вместе вышли. Он довез меня до подъезда и спросил, не буду ли я против, если он мне вечером позвонит. Удивившись такой церемонности, я разрешила: «Валяй, звони», поцеловала его в губы — без засоса, и поскакала домой. Поднялась и передумала — отправилась в магазин и накупила сладостей, торт и восемь детективов.

Вернувшись, вывалила сладости на стол, детективы — на пол, пошла на кухню за чаем, включила радио. Пока я кипятила чайник, передавали рок-н-ролл, но только я поставила чашку и опустила в нее пакетик «ахмад», из динамика полилась грусть-тоска в исполнении «Симпли ред». Про любовь.

Я стояла над чашкой, вслушивалась… начала похлюпывать и вдруг взахлеб разревелась. В последнее время я стала плакать слишком часто, раньше я сдерживалась, «сохраняла лицо», а последние три месяца рыдаю при любой оказии — так легче, в особенности если плакать громко и при этом завывать.