— Оскар рисует портреты бизнесменов и политиков в исторических нарядах. Пользуется большой, незаслуженной славой в широких кругах, нелюбим собратьями по ремеслу и был женат девять раз. Так что, Вера, берегись: если пошла речь о славянском типе, значит, Оскар к тебе клеется.

— И что? — надулся художник. — К женщинам, в особенности красивым, должны клеиться мужчины. А сейчас что? «Ну че, как? К тебе или ко мне?» Где романтика? Нету романтики. Запомни, Витенька, даже если это будет первый и последний раз, должно быть чувство, должен быть сюжет и композиция, настроение, полет души! Ну какой сейчас вот у вас, у молодежи, сюжет? А?! «Презервативы есть. — Нету! — И че? — Купим. — Где? — Там…» Купили. «Сам наденешь? — Не, давай ты. — Я не умею. — Ну ладно. — Что, уже все? — Ну и ладно, мне завтра вставать рано…» А как мы за женщинами волочились! Вот был такой Миша Грицевич: он приехал на свидание под окна известной манекенщицы с военным оркестром и повез ужинать — ужинать, заметь, именно ужинать — в Тбилиси! Ресторан на горе, миндаль цветет, а в Москве апрель и слякоть… Шикарный был мужик, с воображением… Для этого и нужны деньги — чтобы жить красиво, а не рэп там всякий на балалайках слушать «поговори с ней о сексе»… Поставил — и пусть сама как хочет, так и возбуждается.

Егор рассмеялся, Саша, покосившись на Егора, тоже.

— Ну че, — спросила она, задрав очки. — Может, пожрем сходим?

Оскар поморщился:

— Шурочка, ты же из культурной семьи. Жрут холодные, склизские макароны с отварной кошкой, запивая их одеколоном «Свежесть». А мы пойдем есть, и ни в коем случае не «кушать», потому что кушают только отдыхающие в профсоюзных санаториях. Копошатся в прошлогоднем твороге, мусолят запеканку из лапши и тянут жиденький борщ на керосине. А потом, развернув платочек, прячут в него булочку, которую «кушают» в номере перед сном, заливая кипяченой, подсахаренной водичкой. Вот это — кушать. А мы пойдем есть. И есть мы будем долго, сытно и красиво: салат из мидий, кальмары в тесте, пеленгас в орехах и осетрину под белым соусом. Я угощаю — у меня отвальная.

— Ты уезжаешь? — Саша замотала вокруг бедер платок с мексиканским рисунком.

— Да, — Оскар пошевелил щеками. — Дела, надо в столицу. Там какой-то заказчик образовался, надо его охмурить. Через три часа лечу, в десять буду в Москве.

— Вер, а может, тебе тоже на самолете? — Витя ткнул меня локтем. — Оскар довезет на такси до Симферополя, он щедрый — ему не жалко.

— Отлично! — Портретист всплеснул руками. — Вот это удача! Возьмем бутылочку вина или коньяк и распрекрасно долетим.

Деньги у меня оставались, я почти не потратилась. Замешкавшись на секунду, я согласилась.

— Мы с вами замечательно подружимся, — убеждал Оскар по дороге к ресторанчику. — У меня предчувствие…

В самолете мы спали. На отвальной я так наелась, что в такси меня чуть не на руках заносили — я не могла пошевелиться. Я расстегнула три болта на джинсах, прилегла на заднем сиденье и засопела, как бульдог. По дороге в Симферополь Оскар подпаивал меня коньяком, утверждая, что это лучшее средство для пищеварения. Так что, едва усевшись в самолет, я выключилась и проснулась уже в Москве.

В аэропорту нас встречала небольшая компания.

Женщина лет тридцати двух с большими темными глазами. На ней были кожаные шорты, замшевые желтые сапоги и черный свитер без рукавов. Она курила через золотой мундштук с гранатами, а из сумки у нее торчал пузырь виски.

Кудрявый мужчина лет сорока с прической как у солиста «АС/DC».

Молодая девушка, очень красивая: прямые черные волосы до плеч, тонкий нос, губы, как у Софи Лорен, и блестящие глаза с длинными ресницами.

И еще молодой человек лет двадцати четырех в вареном джинсовом костюме.

Завидев нас, женщина вытянула руки и помчалась навстречу:

— Оскар! Наконец-то! Представляешь, Аня все забыла — мы караулим уже четвертый рейс! Я пьяная, как дворник! — Она повисла на Оскаре.

— Радость моя, Танечка. — Оскар чмокнул ее в щеку. — Знакомься, это Вера. А это Таня.

Мужчина лет сорока оказался Таниным мужем, его звали Наум, и он говорил с легким акцентом. Молодой человек — сын Наума от другого брака — Сева, а девушка оказалась дочкой Оскара и звалась Аней. Все они были оживленные, веселые, приветливые, и, несмотря на то, что после сна я была вялой, их жизнелюбие меня взбодрило.

На улице все замахали серебристому микроавтобусу. Машина посигналила, заморгала фарами, дверь открылась, и из нее выпрыгнул, обворожительно улыбаясь, Андрей.

Я замерла, как Лотова жена: так неожиданно было с ним встретиться.

— Вера! — вскрикнул он. — Это ты, или мне кажется?

— Это я, тебе кажется, — пробормотала я и бросилась ему на шею. Не потому, что соскучилась или очень уж была рада видеть. Просто все это так совпадало, все было так кстати и так внезапно, что я расчувствовалась.

— Привет, привет… — похлопывал он меня по спине. — С приездом. Не ожидал такого поворота событий! — восхитился он, когда я от него отлипла. — Видимо, нужных людей друг к другу тянет, как магнитом.

— А вы что, знакомы? — поинтересовался Оскар.

— Позавчера познакомились — объяснил Андрей. — Или позапозавчера? Я уже запутался. Я вообще-то собирался вместе с Верочкой ехать, но не сложилось, — сказал он Оскару.

— Надо же! — обрадовался Оскар. — А мы знакомы с Андреем лет сто.

Я подумала: все, что с тобой происходит, любое событие, имеет значение и последствия. Если бы я не встретила Андрея, то не познакомилась бы с Оскаром, Сашей, Егором… А если бы не познакомилась с Оскаром, то не смогла бы так непринужденно общаться с Андреем — с глазу на глаз мне было бы труднее, даже несмотря на секс. Сейчас мы стояли друг против друга, как давние знакомые: оттого, что он — старый друг моих новых приятелей, он и мне казался ближе и проще.

Когда все набились в машину, Оскар, передав по кругу остатки коньяка, гаркнул:

— Трогай!

Андрей лихо рванул: Таня грохнулась со стула, Сева потерял зажженную сигарету, а я стукнулась лбом о стекло. Аня рассказывала, как в Лондоне на нее напали русские наркоманы, Наум описывал Оскару выставку их приятеля, авангардиста, которая прошла в Берлине, Таня смешивала виски с колой… а я сидела и удивлялась, как все иногда бывает легко и просто. Еще пять минут назад я не знала о существовании этих людей, а сейчас мы все вместе сидим в машине, общаемся и кажется, будто мы знакомы всю жизнь.

Мы, наверное, часа три сидели в каком-то загородном ресторане — уминали куриный шашлык, копченую осетрину и манты. Когда стемнело, отправились в город — в большой клуб, оформленный в стиле «техно», на показ мод. Платья были ужасными, но публика — как я поняла, сплошь друзья модельерши — восхищалась, уверяя друг друга, что коллекция «экспрессивная» и «урбанистическая». Всю нашу компанию это взбесило, потому что, кроме какого-то приятеля Тани, который ее сюда пригласил, никто из нас не был знаком с этой закройщицей. В знак протеста мы стали хлопать, как полоумные, и так громко орали «браво!» и «гениально!», что даже самый последний тупица не мог заподозрить нас в искренности. Развлечение нам скоро надоело, и мы отправились в другое место на концерт.

На концерте, чьем не знаю… Наум потерял кольцо. Мы всей бандой ползали по полу и говорили, что ищем бомбу, чему никто не поверил, кроме охранников, которые вежливо, но непреклонно попросили нас удалиться или вести себя спокойно. Спокойствие мы категорически отвергли и удалились. Где-то мы плясали, где-то пили, а в седьмом или шестом баре Аня подцепила молодого человека. Он был пухлый, но не рыхлый — чувствовалось, что он проводит много часов на тренажерах, перегоняя обеды и ужины в мускулатуру. Вообще-то он был привлекательным, но слащавым: вел он себя как жиголо, соблазняющий выживших из ума миллиардерш. Он беспрестанно — когда обращался к женщинам — отпускал навязчивые, как розовое масло, комплементы и смотрел так, словно был уверен, что его взгляд прожигает сердца насквозь. Таким людям верить можно не больше, чем анонсам на видеокассетах: все в них — сплошная наживка, а внутри — тоска и халтура.