Хорошо, что мы оба были на пределе — иначе долго бы я не выдержала. То ли я такая рохля, то ли мне это все не очень подходит, но в качестве амазонки я начинаю быстро и позорно задыхаться, да еще и бедра сводит так.

В самом конце я как-то совсем неэротично хрюкнула и сползла с него. Так расслабилась, что валялась как куль, не задумываясь о том, как выгляжу — лицо на ковре, попа — на Феде, руки вывернуты… И я опять забыла подсмотреть, какое у него лицо, когда он в экстазе!

Это продолжалось всю ночь — мы не могли успокоиться: стоило прикоснуться друг к другу, как мы уже сплетались и дрожали, и не могли оторваться.

Я даже покурила всего разок — только сделала пару затяжек, Федя вернулся с газировкой, лег, и все понеслось по-новой — едва успели сигарету прямо в газировке потушить.

Часов в семь или восемь утра мы поняли — еще раз и нам придется вызывать «скорую»: все саднило и горело, и даже касание полотенцем было мучительным. Кое-как помывшись, мы с лицами дебилов выползли на кухню и дочиста подмяли борщ, курицу, рис, подливу, банку кукурузы, банку соленых огурцов и пряники с вареньем. Горячий чай был как снотворное — едва по крови разлилось тепло, я поняла, что не дойду до кровати, но Федя меня вовремя подхватил и бросил в постель. Засыпала я на лету — когда щека уперлась в подушку, я уже сопела и мне снилось что-то сверкающее.

Прошло три месяца.

— Почему направо не едем? — спрашиваю таксиста.

— Я тут знаю одну тропинку… — ухмыляется он.

Тропа и правда оказалась партизанская — через десять минут мы выскочили напротив дома.

Я все еще живу у Феди. Мою квартиру вместо полутора месяцев до сих пор доделывают — по-моему, рабочим просто нравится жить в центре, но, так как мне тоже неплохо у Феди, я на них не давлю. С Федей отношения сложились замечательно и гладко. Мы просто начали вместе жить, вместе спать, вместе проводить выходные, ездить в гости, ходить в спортзал… Мы ни разу не обсуждали «нас», ни в чем друг дружке не объяснялись, но в то же время и не ссорились. Такое впечатление, будто у нас затянувшийся курортный роман — это и хорошо, и… как-то непонятно. Мы два раза ездили на уик-энд на Кипр, Федя купил мне кожаную куртку «Avirex» (полторы тысячи долларов! мама!) и браслет — каучук и золото от… — забыла от кого — и желтый кожаный диван с двумя креслами — подарок на еще не наступившее новоселье.

Бурным сексом на всю ночь мы больше не занимались, но и по два раза каждый день было очень даже неплохо. Больше всего мне нравилось, когда он прибегал с работы позже меня, распаленный, и орал с порога: «Снимай трусы, король вернулся!», а потом залавливал меня в том месте, где я в это время случайно оказывалась, и все начиналось очень быстро. Один раз я успела снять трусы только с одной ноги и ощущала себя такой сексуальной кошечкой, которую алчут мужчины…

Я себя чувствую молодой, прекрасной, благополучной и окончательно обленившейся. Правда, в последнее время мне отчего-то кажется, что я — пусть хорошо и умело — играю чужую роль. Что-то меня смутно гложет, не дает успокоиться… но что — не знаю, потому как все так здорово, что не хочется ничего менять. Но, возможно, надо мной витает некий ангел-хранитель, который, завидев, как я сворачиваю на неверную дорогу, рассыпает на моем пути коварные препятствия, чтобы, наверное, я одумалась.

Одно из таких препятствий однажды поджидало меня у Феди дома.

Я открыла дверь и зашла в квартиру. Бросила на диван дубленку, сняла ботинки и пошла искать Федю. В кухне его не было и в гостиной тоже. Я распахнула дверь спальни и то, что я увидела, заставило меня сначала глубоко вдохнуть, а после — нервно рассмеяться.

Федя торопливо залезал в тренировочные — от волнения он никак не мог попасть в штанину, а на кровати, в лифчике… видимо, она начала одеваться, но поняла, что это бесполезно: за три секунды найти в простынях одежду, привести себя в порядок и сделать вид, что ничего не происходит… сидела Саша и прикуривала сигарету.

Двух мнений быть не могло: я стояла как дура перед любовниками, один из которых был моим парнем, а другая — подругой.

— Скандал будет? — разрубила тишину Саша.

Я повращала глазами.

— Имеет смысл? — спросила я у нее.

— Я бы на твоем месте все бы здесь разнесла, — ответила она.

— Хорошо, — подчинилась я и швырнула в зеркальный шкаф бронзовую лампу.

Я перевернула комод, грохнула по его задней стенке торшером, смела с этажерки тонну керамических и стеклянных безделушек, бросила в люстру телефон. Федя боязливо, но стойко наблюдал за разгромом спальни, а Саша курила вторую сигарету подряд. Оказалось, что устраивать дебош — утомительное занятие: я вспотела и запыхалась, не успев даже на четверть выместить гнев.

— Я хочу поджечь кровать… — алчно сказала я.

— Это лишнее. — Саша оглядела комнату.

— Блин! — всплеснула руками я. — Какая чушь!

И Саша, и Федя, и этот бестолковый погром — все это казалось мне идиотизмом. Я оглядела их и подумала: «Что я здесь делаю? Лишняя-то — я».

— Федь… — я подошла к нему, — прости… — Чтобы не называть вещи своими именами, я обвела рукой разоренную спальню. — Я… В общем, на досуге собери, пожалуйста, мои вещи или Таню попроси… Я пошла. Пока! — Я обернулась к Саше.

Федя дернулся за мной, но я театрально — просто леди Макбет — остановила его жестом и ушла. Я бесцельно неслась по улице — поворачивала то налево, то направо… Вообще-то на свежем воздухе я надеялась успокоиться, но ярость, наоборот, нарастала с каждым шагом — я надеялась, что хоть случайный прохожий толкнет меня или наступит на ногу и даст мне повод наорать на него. Как назло, даже если мне кто-нибудь и встречался, все обходили меня стороной и при этом мило улыбались.

Видимо, с самого начала у меня был шок, а теперь я приходила в себя… и эта «Я», в которую я возвращалась, мне не нравилась. Она меня пугала. Меня обуревали миллионы чувств, и все эти чувства противоречили Уголовному кодексу.

В районе каких-то дореволюционных заводов, на другой стороне улицы, я увидела чудовищную сиреневую вывеску «Бар». Это навело меня на определенные размышления… Я перешла и толкнула дверь — белую, грязную, обшарпанную.

За облезлой пластмассовой стойкой скучала тощая барменша с иссиня-черными кудрями, с алой масляной помадой на губах и лихорадкой в углу рта. Я вдоль и поперек изучила распечатанное на машинке меню, покорпела над графой «виски», но решила не рисковать и попросила «московский» коньяк. Женщина оторвалась от места так, словно у нее на ногах были стопудовые гири, она чуть не свалилась от напряжения, когда ей пришлось тянуться за бутылкой.

Барменша наполнила рюмку, угрюмо пододвинула, но тут она узнала во мне звезду экрана и запыхтела от усердия. Перелила коньяк в другую рюмку — кристально-чистую, положила на блюдечко лимон, посыпала сахаром и даже поставила орешки. Я обрадовалась, что хоть с кем-то можно поговорить, пригласила барменшу выпить, та согласилась, и через полчаса мы уже были лучшими друзьями. Она рассказала мне о том, что ее Ашот — скупердяй и не собирается разводиться, я — о Феде и Саше… Но как только я поняла, что не могу больше пить без горячей закуски — желательно каких-нибудь пельменей в сметане и масле, затрепетал мобильный. По «SMS» Алиса сообщила, что меня все ищут на вечеринке в честь нашей программы, которая… я забыла! — сегодня и где я должна произнести что-нибудь торжественное.

— О! — обрадовалась я. — А жизнь-то продолжается…

В сумке булькал французский коньяк. Я его украла из супермаркета. Первый раз вынесла что-то из магазина, не считая чупа-чупса, лет шесть назад, и теперь меня бросало в пот — от стыда и страха разоблачения. Не знаю, как так вышло — я положила его в сумку и спокойно миновала охрану. Даже когда такси отъехало метров триста, мне все еще казалось, что нас преследуют. Я чуть было не выкинула бутылку в окно, но одумалась, испугавшись, что попаду в чужую машину, и тогда меня точно засудят.