ЖАННА Д’АРК, ЖАННА МЕДИУМ, ЖАННА ЛАЙТ — висит над Юлей картинка трех Жанн Д’Арк — темной, средней и светлой.

Юля — страннейший человек. Мне донесли, что она уже лет десять работает на телевидении и мечтает о своей программе. Когда-то давно она жила в четырехкомнатной квартире на Тверской — ее предки были то ли политиками, то ли учеными. Сейчас она гнездится в районе кольцевой дороги — ее туда занесло честолюбие. Юля три раза пыталась выпустить собственную передачу — она продавала квартиру, покупала другую — меньшую, а на выручку нанимала штат — режиссера, оператора, ведущую, редакторов… Но передачи были одна хуже другой — у Юли удивительный талант даже самую блестящую идею превращать в отстой.

Еще в нашем курятнике обитает Настя — координатор. В самом начале я думала, что Настя — секретарь, но выяснилось, что она на «секретаря» обижается. Координатор — это красивое название девочки на побегушках. В обязанности Насти входит выписывать пропуска, бегать за кофе, распечатывать документы и забирать в секретариате газеты и факсы. Над ее столом болтается не меньше двадцати фотографий Джорджа Клуни — при этом Настя от всего сердца удивляется, когда ее уличаешь в явной страсти к актеру.

Настя — наш источник паники. Как-то раз она ворвалась в редакцию после съемок, бросилась на Алису и чуть не зарыдала. Выяснилось, что Алиса как-то неправильно назвала одного философа, и теперь мы покрыты несмываемым позором. И пока мы не пригрозили Насте немедленным увольнением, если она не прекратит рвать на себе волосы, она не успокоилась. Таким образом она приобщается к процессу. Настя еще и правит в наших заготовках грамматические ошибки — это никому не нужно, потому что ведь не произносим по слогам, но Настя уверена — без нее бы мы пропали.

Где-то на десятые сутки у меня завелся дружочек — шеф-редактор новостей Юра. Мы оба знали, что общаемся до той поры, пока кто-то из нас не уволится, — это не настоящая дружба, а взаимовыручка. Держимся вместе, как партизаны в германском плену. Причем познакомились мы не в редакции, а в третьем месте.

Пообедать мы можем в двух местах, вернее, в трех. Первое — пресс-бар, в котором дорого, но вкусно. Секретари, администраторы, корреспонденты — все они тратят на пресс-бар зарплату целиком, за вычетом сигарет, потому как надеются увидеть там живую знаменитость и, в лучшем случае, познакомиться с ней.

Второе место — столовая в здании напротив. Путешествие в столовку предполагает множество обременительных действий. Нужно дойти до лифта, спуститься на первый этаж, еще раз спуститься по лестнице в подвал, пробежаться по мрачному и сырому коридору, подняться наверх, сесть в лифт, добраться до девятого этажа, а там — отстоять колоссальную очередь, если, конечно, ты не обедаешь в одиннадцать утра. В столовой дешево — на пятьдесят рублей можно позавтракать, пообедать и поужинать, прилично и можно курить, но гулять туда лень.

Третья точка — будка на первом этаже, с выходом на мусорную свалку. Там есть растворимый кофе за три рубля, растворимое пюре, пельмени из микроволновки с маслом, лапша быстрого приготовления и гардероб, переделанный под кафе. Курить здесь нельзя категорически, но все курят и даже пьют. И начальство сюда не заходит.

Около этой будки я и снюхалась с Юрой. Меня только что вздрючили за то, что во время передачи я два раза сказала: «Это же х… ххх… ерунда», настроение у меня было удрученное, потому как с теми, кто меня дрючил — тремя здоровыми мужиками в пиджаках «Репортер», я ввязалась в бессмысленный, но отчаянный спор на тему «мы должны уважать родной язык во всех его проявлениях!».

И вот я стояла, ждала своей очереди, чтобы заказать искусственное пюре с гренками, думала о том, что вот когда в американских фильмах ругаются — это здрасте-пожалуйста, и никому в голову не приходит, что это — ужас и кошмар, а стоит родному русскому человеку произнести 23-ю букву алфавита, его готовы расстрелять.

В общем, когда я заказала свою отраву и сказала, что пить буду… тут я с такой мольбой воззрилась на джин-тоник в банке, что молодой человек сзади меня произнес: «Да-аа… Выпить хочется невыносимо». Я обернулась и, ухватив быка за рога, предложила:

— А что нам, собственно, мешает?

— Абсолютно ничего, — в знак согласия он выпятил губу.

Через полчаса я узнала, что его зовут Юра, что у него жена не работает и ребенок еще в школу не ходит и что он, конечно, не оправдывает этим то, что уже второй год работает здесь, но и не делает вид, что ему это нравится.

— А почему твоя жена не работает? — спросила я.

— Потому что дура, — ответил он, переливая второй джин-тоник в пластмассовый стакан.

— Э-ээ… — замялась я. — А ты не очень-то резко о родной жене?

— Нет, — признался он. — Просто я пока тебя стесняюсь. Поэтому выражаюсь символически.

— А тебе нравится, что она дура? — лезла я ему в душу.

— Знаешь, — он положил руку на сердце, — они меня… И жена, и бабушки — обе, и дочка так все замучили, что я хочу сначала в себя прийти, поразмышлять над тем, кто я и что мне нужно от жизни, а потом уже начну их всех душить, сживать со свету, лишать наследства и все такое.

— Ну… — я глотнула джин-тоника и всерьез задумалась о водке. — Если тебе это интересно, то у меня тоже все плохо.

— Очень интересно! — Он хлопнул в ладоши. — Давай вообще при посторонних…

«То есть мы уже не посторонние», — подумала я.

— Говорить только о том, как у нас все в жизни срано! — Юра возбужденно откидывает со лба пепельную прядь. — Представляешь, сидит такая Алиса и визжит, какая она замечательная, а мы с тобой — ах, мы все в говне, на работе все плохо, печень выпирает… Ну о том будем говорить, о чем все молчат и чего стесняются.

— Ха-ха! — Мысль мне понравилась. — Давай. Станем эдакими маргиналами.

Еще через полчаса мы были в кашу пьяными маргиналами, потому что все-таки добрались до водки. После четырех стопок мы решили, что высший свет достоин видеть нас, и поднялись в пресс-бар, где взяли по сто с клюквенным морсом. За столиком с угловым диваном — блатное место, мы углядели Алису, Юлю, Настю и Васю — с музыкального канала, очень красивого молодого человека и одного подонка — Диму. Дима Фирсман, продюсер сразу двух передач на нашем канале, наглый тип, уверенный, что он — средоточие вселенной. Более претенциозного, самоуверенного и невоспитанного человека я в своей жизни не встречала. Дима внешне — симпатичный, мог бы даже быть красивым, если бы у него на лице не застряло выражение: «Я — роза, вы — говно!» Единственный раз, пару дней назад, он произвел на меня благоприятное впечатление — Дима был пьян как грузчик и орал, что хочет заниматься сексом. При этом он всех женщин хватал между ног и предлагал позвонить ему через неделю. Он был таким естественным, хоть и постыдным, что я умилилась — ничто не скрывало от общества его порочную личину.

— Я все-таки считаю, что логотип программы надо было ставить левее, потому что когда идут титры, представляющие гостей, там все так непропорционально… — уверяла всех Юля.

Это они все сейчас изображают друг перед другом рабочий энтузиазм, чтобы, значит, остальные завидовали, что они брызжут идеями… Как подсолнечное масло со сковородки.

— А по-моему, наоборот, — спорила Настя. — Его нужно поставить в правый угол, а титры пусть будут в левом. Потому что так визуально асимметрично…

— А по-моему, и так неплохо, — вмешалась Алиса. — Не зря дизайнерам такие деньги платят.

Они спорили еще минут десять — нам с Юрой поначалу казалось, что это шутка, но скоро мы догадались, что все настолько серьезно — хоть святых выноси. Я даже первый раз испытала уважение к Диме — он молча ел свою осетрину, посматривая на всех недобро. Но только я подумала, что мы вполне могли бы подружиться, Дима сглотнул последний кусок и выдал:

— Да ваще все это на хрен менять надо! Графика — отстой! Вон та полосочка должна быть не желтой, а зеленой, а вон та крапинка — синей…