— Кто знает.
Между нами повисает угнетающая тишина.
Мы обе знаем, что один такой объект обожания у неё уже когда-то был. Ещё в далеком детстве. Когда нам было по четырнадцать, и я впервые узнала о том, что ей нравится мой старший брат.
Видя, как грусть все больше поселяется в глубине её глаз, я решаю взять огонь на себя. А потому начинаю собственный рассказ с момента, как Вольский переступил порог нашего дома.
Все это время я довольно бурно и эмоционально изливаю душу. Впрочем, как и всегда. Однако, когда мое повествование плавно переходит к той части, где есть Ковалевский, я опускаю некоторые детали. Например, что мы были несколько далеки от любезностей и взаимных симпатий.
У меня ещё есть время. Слушать же лишний раз усмешки подруги и понимать, что она возможно права — лишний повод для расстройств. Однако…
Без боя не сдамся!
— Черт. Твой день и впрямь хуже.
Усмехаюсь и наливаю себе ещё кружку чая. Теперь на тарелке красуется лишь два кусочка пирога. Один из которых я тут же беру.
Акимова тем временем распинается на тему «Мерзавец-Вольский». Всячески четвертует его в своем воображении, а затем и вовсе предлагает его проучить. Правда пока не придумала — как. Затем она переходит на свою излюбленную тему «Красавчик-сосед» и не перестаёт восхищаться его храбростью. Причём эта храбрость относится не к воришке, а ко мне. Что едва не заставило меня подавится! Ведь, как сказала Акимова: «Он не побоялся не то что подойти к тебе в такой момент! Он не побоялся тебя утихомирить! Ну разве не супермен?»
На что ей последовало однозначное: «Не-е-е-т»!
В общем мы болтали ещё около двух часов, плавно переходя на одногруппников и очередные слухи, которые так любит собирать Анжелика. Ведь, как она вечно повторяет: «Кто владеет информацией — тот владеет миром». Даже, если подобная информация чаще всего банальный фарс.
Я зеваю и понимаю, что глаза закрываются. Голова становится тяжелой. И сейчас в мыслях появляется лишь одно желание — поскорее лечь в кровать и утонуть в теплом одеяле.
Акимова разделяет мое предложение. Поэтому уже в следующее мгновение мы расходимся по комнатам.
— Дорой ночи. — Она обнимает меня и треплет по голове.
— Сладких снов, ведьма, — усмехаюсь и даю ей дружеский пинок.
Подруга тут же начинает возмущённо сопеть, напоминая маленького ёжика. Но затем все-таки сворачивает за угол и скрывается в спальне. Я же следую в гостиную, где меня ждёт шикарный диван и вид на ночной город.
«Утро вечера мудренее» — в который раз повторяю себе, мысленно успокаиваясь.
В конце то концов, я только начала нашу игру.
Не время опускать руки!
На этих мыслях я улыбаюсь и совершенно не замечаю того момента, когда окончательно проваливаюсь в сон.
@24@
Часы в холле показывают одиннадцать. Что для выходного дня вполне может сойти за «рано». Но я не могу больше ждать!
Акимова ещё в девять уехала в спортзал. Мои мысли то и дело вертятся вокруг да около вчерашнего дня. Потому что я совершенно точно завалила тест по дружелюбию! И, думаю, если бы я выбирала касту, как в дивергенте, то непременно попала бы в общество изгоев!
Для бесстрашных — я временами труслива. Для дружелюбных — скорее груба. Для эрудитов — не достаточно умна. А для отреченных — все же слишком люблю себя.
Как тут жить то спрашивается?..
В который раз посмотрев на часы, я поднимаюсь с диванчика, расположенного в секции для отдыха. Подхватываю коробку и торт, что не так давно купила. После чего уверенной походкой следую в сторону нужной квартиры.
Пора налаживать мосты!
Вдох-выдох и я наживаю на дверной звонок. Мелодичная трель эхом разносится по коридору. Но мне по-прежнему не открывают дверь. Подтянув подарки, я снова нажимаю на звонок. Но меня до сих пор встречает оглушительная тишина.
Хмурюсь, а затем прислоняюсь ухом к двери.
Тишина.
Тогда я заглядываю в щелку, но кроме полоски света, ничего не вижу.
В следующий момент заношу ногу, чтобы пнуть его дверь. Но тут же передумываю от греха подальше, сделав маленький шаг назад. Все-таки мозг дал о себе знать в самый подходящий момент. Хоть где-то!
В итоге я не нахожу ничего лучше, как звонить в дверь, пока мои руки окончательно не онемеют, а торт не вывалится из цепких пальчиков и не превратится в месиво.
Минута. Две. Пять. Десять.
Время кажется бесконечностью.
Я фыркаю и тяжело вздыхаю. Ругаю эту нечисть всеми возможными словечками и собираюсь уходить, как дверь передо мной неожиданно открывается. Да так, что я едва успеваю отскочить в сторону.
— Какого х…
— Доброе утро! — расплывшись в милой улыбке, говорю прежде чем он успевает закончить своё гневное высказывание. Затем, недолго думая, прохожу внутрь, проскочив словно мышка. Не оглядываясь, я целенаправленно следую в сторону кухни, пока этот соня не сообразил что к чему.
Планировка в здешних квартирах практически одна и та же. Поэтому я совершенно не удивляюсь, когда оказываюсь в нужном месте.
Водружаю коробку вместе с тортом на стол. А затем по хозяйский щёлкаю чайник. В этот же момент на кухне появляется Ковалевский. Да ещё и по пояс оголенный.
Я замираю, глядя на его поджарое тело. Четкий, очерченный пресс с кубиками, плоский живот, выпирающие ключицы, на одной из которых красуется татуировка в виде надписи на непонятном языке, крепкая шея и руки, увитые синими венами, похожими на переплетение змеек.
Черт.
Да он и впрямь хорош. Однако его реплика: «Снова ты? А я уж подумал, что это всего лишь сон» выводит из обретённого равновесия.
Вдох-выдох.
«Этот парень просто душка! Дай ему шанс, Алиса!» — проговариваю про себя, а затем оборачиваюсь.
Мы тут же встречаемся взглядами.
— Если что у меня вообще есть имя, — говорю вполне миролюбиво, стараясь удерживать взгляд на его глазах. Но знаете, что глаза, что тело — сущее наказание! Наказание для тех, кто хорошо видит и имеет в наличие сердце!
Только вот вместо должной любезности и гостеприимства, я слышу в ответ недоумевающее:
— Какого черта?
Так. Ясно. Пора заходить с козырей.
Делаем мордашку грустнее. Добавляем щепотку сожаления и чуточку раскаяния во взгляд и…
— Думаю, мы с тобой неправильно начали.
Его хмурый взгляд даёт ясно понять, что моему визиту здесь никто не рад. Но… Когда меня это останавливало?!
Я улыбаюсь. Делаю шаг вперёд и протягиваю свою ладонь:
— Виктория Сверчкова.
Он неопределённо смотрит на мою руку, словно пытается понять, что делают в подобных ситуациях. Поэтому я незамедлительно ему помогаю, когда трясу пальчиками, намекая на пожатие с последующим представлением.
— Вариант, где я выставляю тебя за порог, вместо того, чтобы представиться, ты видимо не рассматриваешь? — Он насмешливо вздёргивает бровью, продолжая меня разглядывать, словно я какая-нибудь диковинка.
— Неа. — Упрямо мотаю головой, не переставая глупо улыбаться.
Его лицо настолько обескураженное и вместе с этим помятое, что я едва сдерживаю смешок от застывшей растерянности и злости, вырисовывающейся на его лице.
Он потирает лицо руками, словно пытается очнуться от затянувшегося кошмара. Но прости, милый. Этот кошмар будет в твоей жизни до конца месяца. Затем снова переводит хмурый взгляд на меня. И, видя мою улыбку, кривится, как, если бы проглотил несколько долек лимона, перед этим тщательно прожевав их.
Не знаю, что так или иначе заставляет его передумать. Но он спешно пожимает мою руку, едва коснувшись пальцев, а затем произносит:
— Дмитрий Ковалевский…
Некоторое сомнение все-таки проскальзывает во взгляде. Словно он задается вопросом: «А не поспешил ли я?» Но я не обращаю на подобную реакцию никакого внимания.
— Что ж. Нечисть тебе, конечно, подошла бы куда больше. Но… будем знакомы, Дмитрий! — не без удовольствия говорю я, а затем снова пожимаю его руку.