Только вот, все равно: внутренности скручивались в тугой узел, а сердце грохотало так, словно вот-вот сорвётся!

— Привет, — произносит он и улыбается. На его щеке тут же появляется очаровательная ямочка, но я продолжаю прибывать в ступоре и молчать, словно статуя. Однако парень продолжает: — Мне сказали ты тут что-то вроде местного гида?

Что-что?

Я сейчас ослышалась или он сказала: «бла-бла-бла, ты…бла-бла-бла…что-то вроде…»?

ЧТО-ТО. ВРОДЕ?!

Серьезно?!

Однако вместо того, чтобы послать его в степные дали, беру себя в руки и, растянув губы в легкой, приветливой улыбке, поясняю:

— Я вовсе не гид. Кажется, тебя дезориентировали.

Уголок его рта медленно ползет вверх, создавая подобие ухмылки. А затем он произносит:

— То есть ты не состоишь в студенческом совете и не помогаешь новеньким? — Лукавый прищур и легкая полуулыбка в этот момент прямо-таки призывают пасть к его ногам!

Только вот — не на ту напал!

— Кто сказал, что я помогаю?

Он в недоумении заламывает бровь, когда я поясняю:

— Я направляю. Это разные вещи. Тебе ведь уже не пять лет, верно? — Я смотрю в искрящиеся весельем глаза напротив, и мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Правда я тут же ослабляю хватку, пока он этого не заметил, и спешно добавляю, пытаясь сгладить накал: — По всем вопросам, касающимся документов, в бухгалтерию или к вашему куратору. А, что касается всего остального, то… Завтра. Завтра я тебе здесь всё обязательно покажу и расскажу. Не переживай.

Я едва растягиваю губы в улыбке, а затем спешно огибаю его, чтобы ретироваться. Но не успеваю. Знакомый жест останавливает меня. По телу тут же пробегают… Нет, не мурашки. Росчерки молний! Поэтому я быстро одергиваю руку, в недоумении посмотрев на парня.

Он пристально вглядывается в мои глаза, а затем щурится, склонив голову набок. После чего неожиданно произносит:

— Слушай, мы случайно раньше нигде не пересекались?

Кажется, на этих словах моё сердце подпрыгивает, а затем всё же ухает в пятки!

Неужели догадался?!

«Да, нет же! Тебя ведь спросили, а не обвинили!» — своевременно вмешивается внутренний голос, и я более-менее успокаиваюсь, спешно ответив:

— Вряд ли. Просто у меня…типичная внешность. Блондинок так много, не грех перепутать, — Я едва усмехаюсь. Глупо и несколько истерично.

Он улыбается, мотнув головой, и пристально смотрит в мои глаза, сказав:

— Не скажи…

Так.

Пора сматывать удочки!

И…что это значит? Он со мной, что… уже флиртует?!

— Я, конечно, польщена. Но мне пора. Прости…

Я быстро спускаюсь по ступенькам вниз, мысленно молясь о том, чтобы не запнуться и не клюнуть носом вперед, только сейчас поняв, что в аудитории остались мы одни!

И где, спрашивается, Акимова, когда так нужна мне?!

Но ответ приходит мгновенно, когда я выбегаю из аудитории, дабы поскорее смыться, пока сердце отплясывает сальсу. Меня резко хватают за локоть, утягивая куда-то в сторону.

— А теперь ты мне всё расскажешь, дорогая! — угрожающим голосом произносит подруга под моим растерянным взглядом.

— Ты нормальная, так пугать?! Я уж подумала это Вольский!

Анжелика усмехается и кивает, сказав:

— Я, кстати, его видела. Сидит возле универа и, кажется, ждет тебя.

— О-о-о, да ты шутишь? — жалобно тяну я. — Серьезно? Опять?

Она смеётся и снова кивает, как болванчик.

— Ох, и не видать тебе рай, Лисцова…

— Это почему же?! — негодующе произношу я, резко повысив голос, не сопротивляясь, продолжая плестись за ней. При этом она до сих пор удерживает меня за ткань пиджака, словно боится, что я сбегу.

Хм. От неё сбежишь! Как же! Сто раз догонит!

— Да потому это, что слишком много сердец разбиваешь! А сколько их ещё будет!? У-у-у, не счесть! — протягивает она, насмешливо мотая головой из стороны в сторону.

— Акимова…

— Да-да?..

Она оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Иди к черту, а! — говорю я и тут же вырываюсь из её хватки, продолжая идти рядом.

— Ой, далековато идти придётся. Этот черт к тому времени уже вконец перейдёт в фазу деградации!

Я усмехаюсь, поняв, о чем она.

— Если бы тебя сейчас слышал Кир, то…

— То шанс стать нормальным возможно ещё бы был, — насмешливо вторит, сворачивая за угол.

Мы спускаемся по лестнице вниз.

— Знаешь, несмотря на его любовь к самому себе, он не всегда такой…э…такой…

Как бы это сказать то о собственном братце помягче?.. Всё же родственник, как никак!

— Ну же, Лисцова. Говори, как есть! Не стоит смягчать то, что и без того уже, как желе, — словно прочитав мои мысли, тут же иронизирует Акимова.

— Лика!.. — одергиваю я.

Терпеть не могу, когда она так прямолинейна!

«Можно подумать ты бываешь лучше?!» — усмехается внутренний голос, на что я тут же вторю ему: «Да! В отношении своих родственников!»

— Что? У твоего братца вместо мозгов сплошные ноты и самолюбие, заполонившее все в радиусе ста метров! А может и больше…

— Ну… Что правда, то правда, — в конце концов признаю я, но тут же добавляю: — Только частичная! Потому что Кирилл не из тех парней, которые умеют выражать свои чувства. И знаешь, что? — Я смотрю в упор на неё, и она тут же рявкает:

— Что?!

Терпеть не может, когда я делаю паузы. А меня это вечно забавляет.

— В этом вы с ним похожи! Может быть поэтому вы так яро друг друга ненавидите? Хотя, знаешь, я бы заменила слово «ненавидите» на «хотите», — Мои губы растягиваются в озорной улыбке и, зная, что последует дальше, я стремительно бегу вниз по ступенькам, чувствуя, как в груди колотится сердце, а позади, цокая каблуками, бежит Акимова!

Смех так и рвется наружу!

— Ну всё, Лисцова! Сегодня ты попадешь не в зазеркалье, а в ад!

Я смеюсь, пытаясь не подавиться слюной, сворачиваю на первый этаж и тут же отвечаю:

— Там Алиса ещё точно не была! Прикинь, какой был бы ажиотаж?! Алиса в аду?! Что её ждёт? Новые приключения или же дьявол с замашками тирана и очаровательным хвостиком? М? Как тебе?

— Как по мне, так это уже твои фантазии на уровне восемнадцати плюс!

Я снова хохочу в голос, однако прежде чем попадаю в раздевалку, встречаю препятствие. Поднимаю взгляд, слыша запыхающуюся позади Акимову. С бегом у неё всегда были проблемы. И мысленно чертыхаюсь.

Вольский!..

А кто-то сказал мне, что он возле универа сидит!..

Не успеваю я толком сориентироваться, парень ловко обнимает меня за талию, притянув к себе и, улыбнувшись, произносит:

— Ты неслась прямиком в мои объятья?

Ага.

Мечтай!

— Матве-е-й, — слащаво протягивает Акимова, издевательским тоном добавив: — Какая встреча!

Он переводит взгляд на Лику, стоящую позади меня, и хмурится. Она никогда ему не нравилась. Впрочем, как и он — никогда не нравился мне!

Матвей Вольский — высокий, широкоплечий шатен, который раньше был худощавым мальчишкой, вечно влипающим в неприятности. Ещё с детского сада он оказывает мне своего рода знаки внимания. Не будем говорить о том, что раньше его представление, касающееся ухаживаний, имело вид: сломанного куличика, дерганья за волосы и всяческого рода пакостей. Зачем? Ведь сейчас этот задиристый мальчишка, которого я знаю с ранних лет, вырос. И теперь его методы совершённого иного характера. Прямолинейность и открытость, которые надо признать уже меня бесят!

Сколько можно меня добиваться?!

И ведь не попросишь Никиту с ним разобраться. Нет. Никита, конечно, сильный и смелый парень, временами со вспыльчивым характером. Например, когда я впервые сказала, что не чувствую к нему того же, что он чувствует ко мне. Что вся моя любовь может воплощаться лишь в искренней дружбе, и я буду счастлива иметь такого друга, как он. Этот парень психанул, сломал автомат с кофе, который стоял рядом с нами и был ни в чем неповинен, а спустя пару дней, прислал мне букет цветов, с запиской, которая гласила: «Прости. Я все понимаю. Надеюсь, мы сможем остаться друзьями».