Но…кто знает? Может быть это всего лишь беспочвенные доводы?..

С такими мыслями я покидаю наш дом и следую в сторону остановки.

Дорога до Акимовой занимает около часа. Но я выхожу раньше, решив прогуляться по бульвару.

Мне просто необходимо проветрить мысли. Жаль только, что лёгкий ветерок, идущий со стороны набережной, не может их сдуть раз и навсегда. Куда-нибудь в сторону Северного полюса — подальше от меня!

Тяжело вздохнув, я пинаю носком ботинка камешек, валяющийся на дороге.

На улице начинает темнеть. Солнце все больше садится за горизонт. Людей становится меньше. И в какой-то момент бездумных размышлений я практически блуждаю одна среди разноцветных деревьев, с которых изредка начинают опадать листья.

В какой-то момент у меня звонит телефон. На дисплее высвечиваемся: «Стерва». Да-да. Так у меня записана Акимова. Я же у неё и вовсе переименована на «Крейзи». Уж больно по вкусу ей пришлось прозвище Ковалевского. На что я, конечно, ещё долго распылялась, говоря о том, что она предательница. Но, как всегда, все закончилась безумным боем подушками.

— Алло.

— Алло? Ты где ходишь, Лисцова?!

— А ты, что заделалась в мамочки? — усмехаюсь в трубку, глядя на последние солнечные лучи, и появляющийся сумрак.

— Очень смешно. Но после твоей гневной тирады, посвящённой Вольскому, я все же переживаю. Причём не за тебя, а за парня. Вдруг ты там уже его труп закапываешь? И без меня!

А ведь это она ещё не знает о главном! Ведь этот монолог она слушала в перерывах между семейными карточными играми, где все опять нахваливали Вольского. И только Миша оставался непоколебим, чем в который раз заслужил от меня плюсик!

— Что? — Я смеюсь в голос. — Тебя волнует не тот факт, что я предположительно могу закапывать труп этого недоумка, а тот, что я делаю это без тебя?

На том конце слышится довольно звучное «хм», а затем:

— В принципе — да.

— В который раз убеждаюсь, что подружилась с дьявольским созданием, — продолжаю веселиться, но тут же запинаюсь, едва не клюнув носом и ругаюсь вслух.

— Ты чего? Лопату что ли сломала? Или сама провалилась в яму? — Теперь она, не сдерживаясь, хохочет над собственными остротами, на что я закатываю глаза. При этом понимаю, что совершенно не замечаю, как практически доходу до проспекта, где находится дом Акимовой.

Вот те на!

— В общем, скоро буду! — спешно произношу я и отключаюсь, перестав слушать её дальнейшие издевательства.

Приседаю на корточки и завязываю развязавшийся шнурок на ботике. Но в какой-то момент мне кажется, что я чувствую чьё-то присутствие позади себя. Не успеваю толком обернуться и проверить — у меня резко выхватывают сумку.

— Эй!?

На долю секунды я растеряно смотрю в спину своего вора. А затем срываюсь на бег.

— Эй, ты! Верни мою сумку!

И пускай парик был уже на мне, ведь я надела его, как только свернула за угол дома, подправив макияж. В сумке лежали лекции, которые добыть будет куда сложнее! Да Егорыч меня убьёт, если я потеряю материал, который он дал мне на прошлой недели!

Черт!

Я прибавляю скорости своим ногам. И в какой-то момент мне даже начинает казаться, что у меня надеты реактивные ботинки. И, если бы не препятствия в виде городских скамеек и прочей растительности, я бы нагнала этого паршивца намного раньше! Однако надо отдать ему должное — он довольно прыткий. Как, если бы занимался паркуром.

— Эй-й-й! — в который раз кричу, растягивая слова, взывая к его совести. И только потом до меня доходит, что совесть и вор — вещи несовместимые.

Мозг усиленно начинает работать, думая, как настичь обидчика и забрать собственное добро. А затем я вижу небольшую развилку, которая ведёт к выходу из парка. При этом в кустах можно срезать путь, поскольку там есть небольшая тропинка.

В прошлом году мы с Акимовой катались здесь на велосипедах, и я рухнула прямо на клумбу тюльпанов. Зато обнаружила неплохой проход, который в итоге помог нам быстро ретироваться с места преступления. Все-таки парк общественный. Можно сказать — городская собственность!

Следую своему плану, чувствуя, как в груди бешено тарабанит сердце. Пульс учащается. Дыхание постепенно становится рваным. Но в нужный момент я делаю резкий разворот. Толчок, последний рывок — и мы буквально влетаем друг в друга.

Незнакомец грязно ругается, больше смахивая на тюремщика. Я же наваливаюсь сверху. Но вместо того, чтобы тут же слезть — забираюсь повыше, удерживая его тем самым на месте, и начинаю бить. Не так сильно, чтобы убить, но вполне ощутимо, чтобы оставить парочку синяков.

— Ах ты — мерзавец!

Удар!

— Негодяй!

Удар!

— Бессовестный!

Удар!

— Гадё…

Меня резко хватают под подмышки и ставят на ноги.

— Эй, ты, что страх потерял?! — Я резко оборачиваюсь, чувствуя, как закипает кровь от адреналина, и замахиваюсь. Но стоит встретиться со знакомым взглядом карих глаз — рука тут же опускается.

— Господи, сумасшедшая какая-то! — слышу со стороны кряхтение, а затем снова отменные ругательства.

Перевожу взгляд на воришку. Им оказывается парень. На вид чуть старше меня. Когда наши взгляды пересекаются, он крестится и говорит, почему-то глядя на Ковалевского, который по-прежнему удерживает меня за талию, прижимая к себе.

— Держи свою девку при себе! От таких, как она, надо защищать общество!

Он хмурится, касаясь правого бока. Я же вовсю вырываюсь.

— От кого и надо защищать общество — так от таких наглых и оборзевших, как ты! — ору, что есть мочи и снова дёргаюсь. Но эта нечисть удерживает крепко. Так, что я даже чувствую, как вздымается его грудь.

— А ну отпусти меня! Сейчас я ему помогу — вправлю оставшиеся мозги!

— Да уймись ты!

Парень, решивший стащить мою сумочку, в ужасе округляет глаза.

Ковалевский вместе со мной разворачивается. Так, что теперь я вижу противоположную сторону парка.

— Слушай, парень, лучше вали, пока я ещё в силах её удержать.

Не знаю, что происходит дальше. Ведь я банально не вижу своего обидчика. Зато вижу сумку и разбросанные по земле тетради.

Вот засранец! Ещё и тетради испачкал! Не дай бог помял или же порвал!..

— Успокоилась? — спустя пару минут, слышу спокойный, вкрадчивый голос парня.

Он едва склоняется к моему уху, от чего по телу бегут мурашки. Я резко выдыхаю, ощущая напряжение в теле. А затем снова вырываюсь.

Слишком близко!

На этот раз он не препятствует и отпускает меня.

Я тут же оборачиваюсь.

— Какого черта?!

— Хотел спросить тебя о том же.

— Ты следишь за мной? — продолжаю наступать, не веря в подобные случайности.

Потому что — как?! Как он мог оказаться здесь же в это же время?!

— По-моему, это больше подходит тебе. Ведь это тебя я застал в своём доме.

— Ты же в курсе, что этот дом — общий? И живешь ты там не один! — снова срываюсь на крик и сердито складываю руки на груди.

Ковалевский усмехается.

— Ты реально чокнутая. Если бы я не услышал крики — ты бы уже убила этого парнишку.

— От парочки синяков ещё никто не умирал, — недовольно бурчу, едва прищурив взгляд.

— От парочки синяков может быть и нет. А вот от шокового состояния, вызванного стрессом — вполне возможно.

«Шах и мат» — вопит мой внутренний голос, но я слишком возбуждена, чтобы отвлекаться на усмешки собственного мозга.

Моя кровь просто кипит от несправедливости и злости!

Да, что за день, черт возьми?!

Вместо каких-либо слов, я поджимаю губы, разворачиваюсь и начинаю собирать тетради, попутно отряхивая их от травинок и сухих веточек, прилипших на цветные обложки.

Когда я наконец собираю все свои вещи и закидываю их в сумку — Ковалевский протягивает мне ещё одну тетрадь.

Фыркнув, быстро цепляю её пальцами и убираю к остальным. Откидываю выбившиеся пряди назад и тяжело вздыхаю. Взгляд снова обращён к парню.