— Что? — спрашиваю, когда наше молчание затягивается. Но он продолжает пялиться на меня, странным образом гипнотизируя. — Да, что?!
— Не хочешь сказать — спасибо?
Я усмехаюсь.
— Ещё чего.
Отряхнув сумку, разворачиваюсь и иду в сторону широко распахнутых, кованных ворот.
Не мешало бы поторопится. А то с Акимовой станется позвонить в полицию и навести шороху. Однажды проходили. И подобного опыта мне было предостаточно. Ведь в итоге нас обеих заперли в КПЗ на сутки! Благо никто из родных об этом так и не узнал. Что стоило нам одной большой купюры, лежавшей в кармане Лики.
— Эй, Крейзи, куда ты так торопишься.
— Домой, — не глядя, роняю, чувствуя, как меня постепенно начинает отпускать. Именно в этот момент мозг наконец берет бразды правления в свои ручки и напоминает мне о споре!
Черт.
Такими темпами я вряд ли с ним подружусь. Скорее стану врагом номер один!
До боли закусываю губу. Но затем плюю на эту данность, решив, что моя дружелюбная сторона может подождать и до завтра. А сегодня я слишком устала.
— Домой, я так понимаю — домой к родственнице?
— Какой ты догадливый, — цокаю языком и невольно усмехаюсь, качнув головой.
В этот момент мы пересекаем перекрёсток, перейдя по пешеходу на другую сторону улицы. Отсюда до места назначения рукой подать. Прямо по тротуару, а затем через квартал появится охраняемая территория с девятиэтажками.
Кажется, Ковалевский думает о том же, поскольку мы одновременно сбавляем шаг, переходя на прогулочный.
— Так, что ты делал в парке? — все же решаюсь снова задать интересующий меня вопрос.
— А ты?
— Ты всегда будешь отвечать мне вопросом на вопрос?
Я все-таки поворачиваю голову, и мы сталкиваемся взглядами.
Он едва склоняет голову набок.
— Хм. Возможно? — Снова вопрос.
Я действую совершенно рефлекторно, когда бью его кулачком по плечу и обиженно суплюсь.
Ковалевский смеётся, заставляя меня надуться ещё больше.
— Ты похожа на хомячка, спрятавшего все свои запасы за щеками.
— Зато ты — вылитая нечисть! — колко парирую в ответ и снова прибавляю шаг, желая как можно скорее оказаться подальше от этого несносного человека.
Да как с ним вообще можно подружиться? Да так, чтобы в последствии он ещё и поцеловал меня!
Вот так задачка под названием «Фол и крах!»
Ай!
Мысленно махнув рукой, я решаю подумать об этом завтра. На свежую голову. Как говорят: «Утро вечера мудренее».
— На самом деле я шёл с работы. Просто решил свернуть через парк.
Хм. Работы?
Он же только переехал. И уже нашёл работу?
— И кем ты работаешь?
— Много будешь знать — скоро состаришься. Слыхала о таком?
— Манеры украшают мужчин. Слыхал о таком? — приторным голоском пародирую его, когда мы проходим мимо шлагбаума и оказываемся на территории.
Всю оставшуюся дорогу мы молчим. Даже в холле, когда показываем свои пропуска — никто из нас так и не произносит ни слова. Зато, когда мы оказываемся в лифте, Ковалевский произносит:
— Надеюсь ты помнишь о своём должке?
— Ты такой мелочный! — выдаю, прежде чем снова успеваю подумать.
А-а-а!
Такими темпами я загоню себя в могилу проигрыша раньше времени! Но… Эй! Разве смысл не в том, чтобы понравиться ему будучи при этом собой?..
Блин.
Кажется теперь слова Акимовой уже не кажутся мне такими смешными.
Что, если меня настоящую и впрямь никто не полюбит без красивой обертки?..
Даже наш уборщик — Георгий — воротит от меня нос, когда я здороваюсь с ним. Хотя не так давно я видела, как он флиртовал с девушкой, живущей по соседству.
Может я перестаралась с прикрытием?.. Хотя…
К черту!
Уговор дороже денег!
К тому же на кону ещё и собственные принципы.
— Будет тебе должок, — спешно произношу я и первой выхожу из лифта.
В ответ мне следует тишина, и я не решаюсь обернуться назад.
Сегодня я не готова признавать тот факт, что покорить это парня будет в сто раз сложнее, чем я планировала!
Однако…
Трудности закаляют! Не так ли?..
Когда я захожу в квартиру, то первым делом улавливаю невообразимую тишину. Что совершенно не вяжется с моей подругой. Ведь, когда она дома — у неё всегда включён телевизор, либо играет музыка.
— Не поняла…
Оставляю ключи на тумбочке и прохожу в гостиную. Но она пустует. Тогда я проверяю спальню, кухню. Затем ванную и туалет. Но опять-таки — никого.
Тогда я спешно достаю телефон и набираю Акимову.
Долгие гудки преследуют меня последние десять минут. На этот раз я начинаю изрядно беспокоиться. Но, когда уже собираюсь сбросить и идти её искать, она наконец отвечает:
— Прости, прости, прости! Я совершенно забыла предупредить тебя, что ухожу. Ты сбросила, а потом я забыла и… Вот.
— Эм. Допустим, — несколько сбитая с толку её эмоциональным монологом, произношу я. — Н-но…ты где?!
— Долгая история. Но со мной все в порядке. Скоро приеду.
— Надеюсь ты никуда не вляпалась?
— Если коротко, то квартиру маминой подруги затопили. А та сейчас в Испании. И кроме меня съездить было совершенно некому. Вот я и сорвалась.
— О… — все, что я произношу, представляя какой хаос сейчас, наверное, там творится. Подобные разбирательства — всегда головная боль. Не говоря уже о потери нервных клеток.
И, словно в подтверждении моих слов, Акимова тут же произносит:
— Вот тебе и «о». Так наоралась, что теперь болит горло. Видите ли они не виноваты и у них самих прорвало кран, а дома никого не было. Ага, как же! Знаю я такие отмазки.
— Так и что в итоге? Они заплатят за ремонт?
— Конечно заплатят. Куда денутся? Благо их сынок оказался куда сговорчивее и менее эмоциональным. Его мамаша так на меня орала, что у меня ещё и уши заложило.
Я усмехаюсь, не в силах сдержаться. В мыслях тут же всплывают различного рода фантазии, и я снова издаю смешок.
— Смешно тебе, Лисцова?
— Ты не представляешь, какой чертовски дрянной день у меня был.
— Только не говори, что твоя задница снова куда-то влипла?
— От части, — вздыхаю, а затем добавляю: — Так и быть — сегодня ужин с меня.
— Чудно. Потому что только домашние вкусняшки способны меня удержать от своевременного убийства, — недовольно бурчит в трубку, и я весело хмыкаю.
— Тогда поторопись. Не то я съем все одна.
— Сейчас, только метлу запрягу! — коротко отзывается в ответ. После чего сбрасывает.
Я улыбаюсь и, переодевшись, следую на кухню.
Готовка занимает у меня около часа. Зато теперь на столе красуется паста с курицей и лимонный пирог, который так обожает Лика.
Успеваю снять фартук, а затем слышу хлопок. После чего:
— Я дома! И ужасно голодная!
— Все уже готово, — усмехнувшись, произношу я и занимаю своё место возле окна, закинув одну ногу на угловой диванчик.
Спустя пару минут Акимова заходит на кухню. Уже умытая и переодетая.
Усевшись напротив меня, она тяжело вздыхает. Однако, когда ее взгляд падает на тарелку с едой, а затем на пирог, тепло улыбается.
— Ты просто волшебница, — втянув носом аромат, исходящий от тарелки, произносит и тут же берётся за вилку.
Я следую ее примеру.
Несколько минут мы едим молча. Просто наслаждаемся тишиной этого вечера и прохладным ветерком, проникающим внутрь из приоткрытого окна. Шум улиц постепенно стихает. А наши тарелки постепенно опустошаются.
Лика поднимается с места и, прихватив тарелки, загружает их в посудомоечную машину. Щёлкает чайник. А затем облокачивается о кухонный гарнитур и, сложив руки на груди, смотрит на меня.
— Ну давай уж. Рассказывай.
— Может лучше ты?
Она усмехается. После чего я слушаю двадцатиминутный монолог, в котором большую часть времени она возмущается и восхищается Денисом — тем самым уравновешенным сыночком.
— Я смотрю у тебя появился очередной объект обожания.
Она как-то странно вздыхает. Маленькая складочка появляются между бровей. А под глазами проступают отчётливые темные круги. Но затем Лика едва дёргает уголками губ, в попытке улыбнуться. Однако выходит это у неё с трудом. Она лишь пожимает плечами и коротко произносит: