— Ну, будем честны, когда-то Лариса Игоревна была уверена, что за ней следят.

— Она сейчас стабильна, — с нажимом в голосе напомнила ему.

У них всегда были непростые отношения. И как бы Чернов ни страдал из-за того, что теперь мы с ним жили в разных городах, отсутствие необходимости общаться с моей матерью явно делало его более счастливым.

— Кто знает…

— Я знаю!

Наш разговор, хоть мы того и не желали, зашёл в тупик, Ромка недовольно засопел в динамик, обиженный моим тоном, я же… уже неделю не находила себе места. Мамино возбуждение передалось и мне. С одной стороны, это придавало мне уверенности и заметно сближало нас с ней, а с другой стороны — именно это меня и пугало, словно я теряла трезвость мышления, готовая поверить в любые фантазии.

Наверное, Рома был прав, по крайней мере, в его словах была логика, но… Если честно, то его скепсис сильно задевал. К тому же мне было с чем сравнивать.

В ту ночь в поезде Денис долго слушал сказ про мои жизненные перипетии, никак не комментируя услышанное, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. В этом он заметно походил на Александра Дмитриевича. Наверное, умение слушать всё же приходит с возрастом, лишь у Дамира оно имеется с рождения. И у Кирилла. И у Александры Сергеевны… Ладно, у всех, кроме Ромы. У него желание слушать было напрямую связано с настроением и наличием свободного времени. И с тем и с другим у него в последнее время были проблемы.

Было неправильно сравнивать их… Чернов и Белов. Как назло, у них даже фамилии были словно из словаря антонимов. Но я ничего не могла поделать с пониманием, что реакция Дениса понравилась мне куда сильнее.

— А ты хочешь, чтобы это действительно оказался твой отец?

Я тогда напугалась такого прямого вопроса. Но, закусив губу, робко кивнула головой.

Да, я хотела увидеть своего отца, чтобы… Чтобы что?! Ответов у меня не было. А вот желания — более чем…

— Можно попробовать его найти, — вдруг предложил Денис.

— Как? — ужаснулась я, даже щёки ладонями накрыла.

— Ну, мы знаем, где он учился и примерно когда. А там уже дело за малым. Не думаю, что у них было так уж много Анатолиев.

— Да, но для этого нужно обратиться в архив, а кто мне позволит?

— Ну-у-у… я мог бы заняться этим вопросом.

Замялась, смущённая его предложением. Как если бы он реально предложил мне что-то неприличное.

— Зачем это тебе?

Он быстро пожал плечами.

— Будем считать, что мне просто нравится помогать…

О том, что в чужое бескорыстие мне верится так себе, я умолчала.

***

Весна шагала по планете. А мы с мамой вместе изнывали от тревожности. Она — в силу своих душевных особенностей, а я… а я от понимания, что в ящике моего стола лежала записка с номером телефона.

Белов принёс мне её неделю назад.

— Держи.

Ему даже не нужно было объяснять, что именно записано на ровном бумажном квадратике. Я поняла интуитивно, круглыми глазами уставившись на косой острый мужской почерк.

— Ты не обязана с этим что-либо делать, — мягко напомнил мне Денис Викторович.

— Я знаю, — хрипло отозвалась я — в горле першило.

— Но если тебе интересно, он здесь, в городе.

Лучше бы он этого не говорил. Ибо эта мысль теперь неустанно следовала за мной повсюду, навязчивой пластинкой крутясь в голове каждую свободную минуту времени. Больше всего на свете мне хотелось поделиться этим с Ромой, но я была более чем уверена, что он скажет забыть об отце и жить дальше. Иногда Ромкин максимализм порядком меня напрягал.

Поэтому про свой звонок отцу я так же умолчала.

***

— Анатолий Борисович?

— Да, слушаю.

— Моя фамилия Романова, — на рваном выдохе сообщила я, — а маму зовут Лариса…

***

О том, что, возможно, Рома был бы прав, запретив мне влезать во всю эту историю, я подумала, лишь ступив на ступеньку крыльца небольшой кофейни, расположенной в центре города. Но, как вы уже могли догадаться, поворачивать обратно было поздно. Поэтому, посильнее сжав кулаки, я отправилась навстречу подтянутому лоснящемуся блондину средних лет.

— Сонечка, — поднимаясь на ноги, разулыбался он и даже попытался обнять меня, но я вовремя успела отгородиться сумкой.

Первое, что напрягло меня, оказалось отсутствие напряжения со стороны человека, который спустя двадцать лет вдруг повстречался со своей дочерью. Анатолий старался держаться свободно и раскрепощённо, не переставая сиять искусственной улыбкой.

— Здравствуйте, — неуверенно буркнула я, забиваясь в дальний угол маленького диванчика.

— Какая ты красавица, — приторно вздохнул отец. — Очень похожа на мать в молодости. Кстати, как она?

Если он и испытывал чувство вины, то предпочитал об этом не вспоминать.

— Нормально, — решила я не вдаваться в подробности. — А вы как?

Спросила я, скорее, из вежливости, но мужчина вдруг решил впасть в пространный рассказ о своей жизни, поведав мне о своей работе в филармонии соседнего города, своей семье и детях.

Известие о том, что где-то там, всего лишь в паре часов лёта на самолёте у меня имеются родственники, оставило меня равнодушной. Выслушивая чужие восторженные речи, я впервые всерьёз задумалась о том, а почему, собственно, захотела увидеться с этим человеком, который по какой-то совершенно глупой прихоти судьбы оказался моим отцом. Смешно, но я шла сюда в поисках хоть какого-то раскаяния. И даже не передо мной, а перед матерью. Ведь по сути именно его предательство явилось для неё точкой невозврата. Но чем дольше я слушала Анатолия Борисовича, тем больше я понимала, что ему всё равно, причём настолько, что он даже не думал изображать хоть какие-то душевные терзания.

— Вообще-то, у меня отпуск, — тем временем как ни в чём не бывало сообщили мне. — Но я не смог упустить возможности выступить в родном городе. Поэтому, если хочешь, я могу достать тебе билет, мне будет приятно, если ты придёшь.

— А мама?

— А что мама? — искренне удивился он. — Ей в её состоянии вряд ли можно посещать такие мероприятия.

— Да что вы знаете о её состоянии! — не на шутку разозлилась я. — Вы её двадцать лет не видели!

Снисходительный вздох в его исполнении, который будто бы сорвал все маски.

— Соня, я понимаю, что ты злишься.

— Нет, не понимаете! Вы бросили маму!

— Я любил её.

— Не верю.

Анатолий Борисович поморщился.

— Послушай. Мы были молоды, и я действительно был в восторге от Ларисы. Она была самой красивой девушкой на курсе и самой талантливой. Так, как играла она, тогда не играл никто.

— Сомнительное качество для любви…

— Тебе не понять. Мы, творческие люди, несколько иначе всё видим. И в нашем мире обладать даром многое значит. Твоя мама… она правда была удивительная. Тонкая, изящная, ранимая… Было что-то такое в этой её вечной меланхолии, что хотелось её оберегать, спасать. Быть этаким рыцарем и видеть благодарность в её глазах. Но…

— … от этого быстро устаёшь, — догадка пришла неведомо откуда.

— Да. Я поначалу честно пытался бороться за неё, но её состояние ухудшалось.

— Это потому, что она таблетки перестала принимать. Из-за вас! Из-за меня…

— Да какая разница. Главное, что Лариса теряла контроль, а на такое я не подписывался!

Стало обидно до слёз. В первую очередь — за маму. Ведь как ни крути, но получалось, что она его любила, раз была готова рискнуть своим здоровьем.

— Не подписывались, — повторила я на автомате, с ужасом осознавая, что меня уже вряд ли чем-то удивишь.

Он согласно кивнул головой.

Мы замолчали, даже не пытаясь взглянуть друг на друга. Я крутила в руках кружку с давно остывшим кофе. А потом… потом всё-таки спросила:

— А я? Почему вы никогда не пытались найти на меня?

Он устало поднял голову, а в его взгляде так и читалось: «Как же ты не понимаешь?»

— Я не планировал становиться отцом так рано.

— Да, но так уж случилось, что я уже была, — ещё за что-то боролась я. — Вы же могли… просто как-то принимать участие в моей жизни.