А уже через неделю мне поставили диагноз — депрессивное расстройство.
***
— Да пойми же ты, — учила меня уму разуму Маргарита Ивановна, без церемоний переходя на ты, — в этом нет ничего ужасного. Каждый десятый сегодня так или иначе страдает от депрессии.
Я не спорила. Лишь сидела на стуле с неестественно прямой спиной и сверлила взглядом выписанный мне рецепт на антидепрессанты.
— Скорее всего, это даже никак не связано с твоей матерью?
— А с чем тогда? — поникшим голосом уточнила, уже мысленно ставя на себе крест.
— Да с чем угодно. Вот поэтому ты сначала пойдёшь и сдашь анализы на гормоны.
— А если они в порядке…
— А если они в порядке, значит, твоё состояние вызвано не физиологией, а чем-то ещё. Мало, что ли, в твоей жизни проблем и переживаний? Скорее всего, ты просто выжала себя как лимон. У каждого есть свой предел.
— Что с этим делать?
— Я бы порекомендовала курс психотерапии.
— У меня нет на это денег.
И желания…
— Таблетки должны будут дать положительный эффект, но если ты не изменишь свою жизнь, то велика вероятность, что симптомы вернутся.
— Изменить? Как?
— Тебе нужно ещё чем-то себя занять, помимо работы. Общаться с друзьями.
— Но у меня нет друзей, — пробормотала бледная тень меня. Я сидела у врача и ныла о своей никчёмности, и от этого мне становилось только хуже. Как если бы я больше не могла быть собой.
— Найди, — с нажимом велела Маргарита Ивановна. — Найди себе друзей, увлечение, хоть что-то.
Антидепрессанты дали мне неплохой толчок, позволив взять себя в руки. И уже на новогодних каникулах Ромку встречала вновь улыбающаяся я.
***
Наше время
— Почему ты ничего не сказала?! — не на шутку разозлился Чернов. Его и так штормило от всех пережитых сегодня эмоций. А тут ещё я со своими признаниями.
— А почему ты молчал про результаты своих анализов? — устало подняла на него голову: смотреть ему в глаза было настолько непросто, что я до последнего предпочитала рассматривать песок под ногами. Мы шли вдоль водной кромки и изводили друг друга болезненными признаниями.
— Это другое, — упрямо вздёрнул он подбородок.
— Не думаю…
Но он так и не принял мой довод. Пришлось всё-таки пояснить.
— Мне было стыдно.
— За что? Тебе же сказали, что сейчас эта штука распространённая…
— Мне много чего сказали, — тщательно выговорила я, набираясь терпения. Нет, я не злилась, но и чтобы объяснить то, что я переживала тогда, сил требовалось порядком. — Вот только облегчения это не приносит. Потому что головой ты реально всё понимаешь. Понимаешь, что нужно собраться, понимаешь, что со всеми проблемами можно справиться, понимаешь, что не так уж и всё страшно… Но твои эмоции раз за разом берут верх над тобой. И это пугает невероятно, потому что оказывается, что твои мысли тебе не подвластны, а голос разума… бессилен.
— Как если бы твоё тело предало тебя и перестало подчиняться, — вдруг продолжил он мою мысль.
— Именно.
***
Самым сложным было убедить себя, что я должна радоваться тому, что Рома так ничего и не заметил. Не знаю, бывает ли ложь во благо, но в нашем случае я убеждала себя, что иначе никак.
Боялась ли, что он откажется от меня, узнав о моих психических проблемах? Нет. Но чувство стыда сжигало меня изнутри. Какая ирония, я так боялась повторить мамину судьбу, что на фоне этого таки сорвалась в депрессию.
Маргарита Ивановна заставила меня изыскать средства и пару раз сходить к психологу. За раз мои проблемы было не решить, но зато получилось окинуть критическим взглядом свою жизнь. И не было в ней ничего хорошего, кроме Ромы и мамы. А если учесть все мои вечные тревоги о них, то это приносило мне больше боли, чем радостей. А дальше так я не могла…
Мне хотелось жить.
Вспоминалось наше лето в Питере, когда ещё была жива бабушка и мы с Ромкой были полны надежд и мечтаний. Насколько же проще тогда всё было, и не только у нас.
Я смотрела на Стаса, вогнавшего себя в любовный треугольник и разрывавшегося между Верой и новорождённой дочерью; на Дама, которого тоже не обошла стороной любовная драма; на Сашек, не находивших себе места из-за тревоги о детях… В конце концов, у меня был Рома, который был вынужден метаться между мной и Питером.
Каждый раз, думая об этом, я вновь начинала проваливаться в пучину уныния. Правда, работа с психологом и антидепрессанты всё же не прошли даром. На этот раз у меня появился выбор: страдай и варись и дальше в своей депрессии, либо же… борись.
Борьба у меня выдалась своеобразная. Для начала я решила выбраться из своей раковины и не придумала ничего лучше, чем записаться в волонтёрский отряд.
— Тебе проблем мало? — фыркнул Ромка, не оценивший моего рвения, на что я просто пожала плечами. Тащила не тащила, но идея волонтёрского движения соответствовала двум моим требованиям: наличию большего количества людей и возможностью быть при деле.
Шла туда без особого энтузиазма и… неожиданно втянулась. А поскольку училась я на журфаке, то и дело мне нашлось по душе — заниматься ведением социальных сетей нашего отряда. В силу чего я быстро оказалась в рядах администрации. А уже к середине зимы вдруг обнаружила, что обзавелась таким количеством новых приятелей, что сама удивилась. Привыкшая считать себя пожизненной белой вороной, я не без доли шока обнаружила, что, оказывается, неплохо умею общаться с людьми.
***
Его звали Белов Денис Викторович.
Чем именно он занимался в нашем университете, я точно так и не поняла. Казалось, что всем понемногу. Преподавая у технарей и занимаясь научной деятельностью, доцент Белов испытывал какую-то тайную страсть к работе с молодежью. Это вообще было его: заходить в аудиторию с горящими глазами и вдохновлять нас на новые геройства. В общем, в огромный круг его обязанностей входило в том числе и курирование нашего волонтёрства.
Поначалу я толком-то и не общалась с ним. Ну не было во мне тяги к панибратству с преподавателями: мне давали задания, я их выполняла — деловые отношения, и не более.
Но всё изменил один случай, банальный донельзя.
Я уснула, прямо в нашем штабе, уткнувшись лицом в клавиатуру ноутбука. Ночь накануне вышла бессонной, у меня горели сроки по очень важному заказу, поэтому поспать мне так и не удалось. Начав утро сразу с двух кружек крепкого кофе, я продержалась до обеда, отсидев все пары, а уже позже вырубилась за столом небольшой каморки, щедро выделенной универом.
Проснулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо.
— Софья, — позвал меня Денис Викторович, — Романова! Подъём, зима приснится — олени затопчут.
Я растерянно подняла голову, с трудом фокусируя свой взгляд на человеке напротив. Рукой провела по лицу, с удивлением обнаружив отпечатки клавиш на щеке.
— Извините, — смущённо пробормотала я, силясь понять, сколько сейчас времени.
— Да ладно, — отмахнулся наш куратор, — мне не жалко. Просто дома нужно спать, поверь мне, там гораздо удобней.
— Хорошо, — кротко согласилась я. Удивительное дело, весь бунтарский дух просыпался исключительно при общении с Ромкой.
Белов задумчиво всмотрелся в моё лицо, обнаружив в нём что-то только одному ему ведомое.
— Ладно, собирайся, я тебя до дома довезу.
— Не стоит.
— Давай, давай. Мне по пути.
— Но… — окончательно пришла я в себя. — Вы же не знаете, где я живу.
— Будем считать, что мне в любом случае по пути, — на его лице появилась хитрая улыбка. — Собирайся!
Отказаться я не смогла.
Всю дорогу до моего дома мы молчали, и лишь припарковавшись во дворе, Денис Викторович неожиданно велел:
— Ты там поаккуратней с ночными гуляниями. Студенческая жизнь — вещь хорошая, но легко выдохнуться.
— Личный опыт? — не удержалась я от подколки.
— Можно и так сказать, — ничуть не обиделся он.
Закусила губу, раздумывая, что всё это значит, но позже всё-таки призналась:
