Его рука скользнула мне под футболку — ничего такого, просто коснулся моего живота — но для меня это был самый интимный жест в мире. Я зарылась пальцами в его волосы и… В спальне загорелся свет.

— Ребят, вы будете ужинать? — Александр Дмитриевич появился совершенно неожиданно, кажется, он даже стучался, но разве мы что-то слышали? 

Видеть Чернова-старшего я не могла, Ромино плечо закрывало мне весь обзор. К счастью. Иначе я тут же бы сгорела от стыда. Целоваться мы перестали, но вот пошевелиться никак не выходило. Ромка замер на мне, то ли пряча от отца, то ли боясь его реакции.

— Такие дела, — в итоге заключил глава большого семейства. — Рома, через две минуты на кухне… ужин. Быть обязательно.

— Хорошо, — не своим голосом ответил мой… парень.

Дверь в комнату закрылась так же тихо, как и открылась.

Мой Чернов тут же подскочил на ноги. Я последовала за ним, предусмотрительно отлетев к противоположной стене, и, не поднимая глаз, начала одёргивать футболку и поправлять волосы. Щёки полыхали адским пламенем, на губах чувствовался привкус крови.

— Сонь…

— Я лучше пойду. Извинишься перед мамой? Я не хочу ужинать, — выдала скороговоркой на одном дыхании. 

— Сонь, — вздох, — посмотри на меня.

Поворачивалась очень медленно, боясь взглянуть в его глаза. Рома выглядел не менее обескураженным и смущённым.

— Ничего не случилось, — не совсем уверенно заявил он.

— Скажешь это своему отцу.

— Он… нормально это примет.

— А мама?

— И мама. Попереживает, но… мы ничего такого не сделали.

— Правда? — подняла на него взгляд, полный скептицизма.

Он плотно сжал челюсть, играя желваками, после чего как отрезал:

— Мы не сделали ничего такого. И я ни о чём не жалею. И как нибудь мы обязательно повторим.

— Через год? — сарказм вырвался сам собой. Не то чтобы я планировала его подначивать, но в душе у меня творился такой сумбур, что я сама никак не могла разобраться в своих желаниях.

— Да хоть сейчас, — устроил показательную браваду Чернов, сделав резкий шаг вперёд с таким видом, словно шёл совершать подвиг.

А я не выдержала и… рассмеялась.

С ужина я таки сбежала, стараясь лишний раз не показываться на глаза его родителям. 

Та ночь была одной самых странных в моей жизни. Уснуть мне так и не удалось. Повезло, что уже начались каникулы. Меня кидало из крайности в крайность: я то таяла от воспоминаний о нашем поцелуе, беспрестанно касаясь припухших губ, то зарывалась лицом в подушку, готовая сгореть от стыда за свои… странные желания, то сидела, прислонившись к спинке дивана, ломая голову над тем, что это всё вообще значит. С Черновым всегда так было: мы с ним либо продвигались семимильными шагами, стремительность которых шокировала обоих, либо же тормозили как два имбецила.  

Я бы даже не удивилась, реши он загаситься после вчерашнего, но Рома меня удивил, явившись уже на следующий день. Правда, выглядел он странно: был весь какой-то взволнованный и всклокоченный, но расспросить его ни о чём я не успела — бабушка усадила нас пить чай. У родственников с обеих сторон была ужасная привычка пытаться всё время нас накормить. И ладно бы если только одного Романа Александровича, всё ещё временами напоминавшего жердь, а вот мне доставалось за компанию, моё тело и без этого в последние годы заметно изменилось, округляясь тут и там, к чему было не так просто привыкнуть. 

Мама предпочитала держаться в стороне, они с Ромой всё ещё не знали как вести себя друг с другом. Она явно пугала его непредсказуемостью своего поведения, хотя в последнее время это она больше напоминала испуганного подростка, и, кажется, это смущало его ещё сильнее. Но Чернов не был бы самим собой, если бы адекватно показывал свои чувства, зачастую его лицу были доступны только две эмоции — раздражение и отвращение. Несмотря на свой диагноз, моя мама не была дурой, и она чувствовала, что вопреки безукоризненной вежливости Рома совершенно точно не горел желанием общаться с ней. Поэтому она не навязывалась, предпочитая затаиться, пока строптивый гость не скроется за дверью моей комнаты или не отбудет восвояси.

Бабушка в тот день отличалась особенной словоохотливостью, засыпая Ромку вопросами о его семье. Лично знакома она была только с Александром Дмитриевичем и Киром, который пару раз попадался ей на глаза с нами за компанию возле подъезда, когда парни провожали меня до дома. Но это не мешало ей интересоваться делами большого семейства. Иногда мне казалось, что она воспринимала их жизнь как один из своих любимых сериалов. 

— Что твои братья в Москве?

— Учатся, — пожал плечами Рома, его тоска по Стасу с Дамиром всё-таки улеглась и теперь он мог вполне спокойно относиться к тому,  что братья жили где-то там. 

— У них всё хорошо? — не унималась ба.

— Более чем, — вежливо улыбнувшись, отозвался Рома, потом, правда, добавил: — Стас себе даже девушку нашёл. Настю.

— Да? — удивилась я, ибо этих новостей он не говорил даже мне. — И как она тебе?

— Ещё не видел её, они должны будут прилететь на праздники, — сказано это было таким тоном, что стало понятно: бедная Настя уже заранее попала в немилость среднему из братьев.

Наконец-то с чаем было покончено, как и с расспросами, и мы очутились наедине в моей комнате. Он по-хозяйски плюхнулся на диван и пристально посмотрел на меня, словно чего-то ожидая.

Я же пока предпочитала держаться на расстоянии, ибо вчерашняя близость вышла какой-то… запредельной.

— Что?! — насупилась я, скрестив руки на груди. 

— Смотрю, как ты.

— И как?

— Жива.

— Ну спасибо, — привычку кривиться я тоже переняла у него.

Рома хмыкнул и немного расслабился.

— Просто я переживал, как ты отреагируешь… на случившееся.

— А как я могла отреагировать? Пришла и спать легла, — соврала, не желая показывать, как меня впечатлил наш поцелуй.

— Повезло. А у меня вот разговор с отцом был о пестиках и тычинках.

— О боже, — я вмиг покраснела, прижав кончики пальцев к губам. — Он ругался?

— Да нет, просто попросил быть аккуратными и дал это.

Чернов запустил руки в карман своего худи и вытащил оттуда… пачку презервативов, которая тут же легла на середину дивана.

Мученический стон вырвался как-то сам собой. И если можно было покраснеть ещё сильнее, то я это, безусловно, сделала.    

 — И… и что ты думаешь насчёт этого? — выразительно кивнула в сторону упаковки. Мой собеседник задумчиво потёр подбородок, явно оттягивая время. Я же осторожно села на противоположный край дивана так, что презервативы теперь лежали между нами. — Что мы будем с ними делать?

Вопрос получился глупым. На что этот недоделанный Ромео ехидно изогнул бровь.

— Нет, что с ними делать, я знаю… вернее для чего они, — сбивчиво оправдывалась я. — Но конкретно в нашем случае…

В итоге замолчала, вконец запутавшись в своих эмоциях. К счастью, Рома прервал поток моих бессвязных мыслей:

— Сонь, понял тебя. 

— Это радует.

Мы ещё немного помолчали, после чего Роман Александрович соизволил спросить:

— А чего бы тебе хотелось?

— А почему ты меня об этом спрашиваешь? — тут же надулась я, нервы мои уже были порядком накручены. Моя богатая фантазия вдобавок нарисовала картину, как сейчас в комнату заходит бабушка, а тут наше трио — Рома-презервативы-я. Поэтому не придумала ничего лучше, чем накрыть их подушкой. Мол, раз я их не вижу, то и нет ничего.

Чернов, как и ожидалось, противно хмыкнул, но комментировать мой жест никак не стал, зато ответил на мой вопрос:

— А у кого мне ещё это спрашивать? Про себя-то я как раз всё знаю.

Закусила нижнюю губу, пытаясь понять, а чего я, собственно, хочу-то. Как бы банально это ни звучало, но мне хотелось чувствовать себя любимой. Вот только как в это моё желание вписывался секс?

Должно быть, вид у меня был слишком встревоженный, потому что Рома сказал: