— Опусти-ка меч, — улыбнувшись, произнёс он. — Нотунг всё равно не раскроет своей истинной силы в чужих руках, только зря силы потратишь.

Исключительно из принципа Пайпер не опустила меча. Когда Лерайе не поддерживала её магией, выдержать вес Нотунга и впрямь было трудно, однако она не планировала показывать слабости врагу.

— Тебя не учили, что обнажать оружие в священном месте — грех? Боги не любят грешников.

— А я не люблю, когда мне мешают.

Он улыбнулся, показав короткие клыки.

— Так ты не немая. Приятно знать. Познакомимся? Я — Уалтар. Недавно узнал, что моё послание не дошло до вас, и решил, что должен лично встретить хотя бы тебя.

— Мне плевать, кто ты.

Не то чтобы это было правдой. Она продолжала мысленно повторять свои имя и возраст, не забывала про Лерайе и Силу, и считала, что распознает обман прямо перед глазами. Этому Уалтару, кем бы он ни был, не удастся одурачить её.

— У тебя очень громкие мысли и смелые вопросы, Пайпер из семьи Сандерсон. Я бы восхитился тобой, если бы ты не была глупа и слепа. Все ответы давно перед тобой.

Он раскинул руки, улыбнувшись шире, и все картины разом изменились. До этого на них были природные пейзажи, одиночные и семейные портреты, огромные и маленькие города, звёздные небеса и бушующие моря, но теперь на каждой картине были люди. На Пайпер смотрели рыцари, лорды, леди, простые граждане, люди, находящиеся в гордом одиночестве и те, что были окружены толпой, одно или несколько поколений семьи, запечатлённые на одном полотне. Пайпер насторожилась даже не из-за столь резкой смены картин, не из-за широкой клыкастой улыбки Уалтара, а из-за того, как болезненно сжались её лёгкие, когда она заметила первые капли синей крови.

Картины кровоточили — пятна густого синего закрывали лица некоторых людей так, что черт уже не удавалось рассмотреть, стекали вниз, портя картину, попадали на стены и пол.

— Аида из рода Дефрим, — громко произнёс Уалтар, указав на ближайшую к нему картину. На ней была изображена молодая тёмноволосая девушка, сидящая под заснеженным деревом. Её лицо было скрыто за пятном синей крови, будто нанесённой хаотичными мазками. — Предательница, изгнанная своим родом.

Пайпер напряжённо сглотнула. Уалтар указал на другую картину, висящую почти под самым потолком. Тени, вновь спрятавшиеся за картины, выползли и услужливо подсказали, на какую именно картину указывал Уалтар — на ней была взрослая женщина в строгой одежде и с короткими тёмными волосами, стянутыми в тугой узел. Это было единственным, что смогла рассмотреть Пайпер выше плеч — лицо опять было скрыто за пятном синей крови.

— Исара из рода Резарт. Предательница, изгнанная своим родом.

Следующим был семейный портрет, на котором не было видна лица высокого молодого человека. Пайпер не представляла, как смогла определить его возраст, но была уверена в правильности своих выводов. Молодой человек стоял за креслами мужчины с серьезным лицом и аккуратно подстриженной бородкой и лучезарно улыбающейся женщины с чёрными волосами.

— Розеф из рода Асен. Предатель, изгнанный своим родом.

Пайпер не могла издать ни звука. Ей казалось, что пространство внутри этого места огромно, но она не думала, что настолько. Сколько бы она ни вглядывалась за спину Уалтару, продолжавшему указывать на различные картины, она не могла понять, где заканчивается галерея.

— Невена из рода Аметс. Предательница, изгнанная своим родом… Джилен из рода Кеоне. Предатель, изгнанный своим родом… Домека из рода Иттери. Предатель, изгнанный своим родом… Микель из рода Харца. Предательница, изгнанная своим родом… Фортинбрас из рода Лайне. Предатель, изгнанный своим родом.

Пайпер будто ударили под дых. Разом забыв обо всех правилах, которые диктовали ей не реагировать на слова и действия Уалтара чересчур остро, она посмотрела на картину, на которую он указывал, и замерла.

Портрет был большим и, должно быть, очень точным: Пайпер могла судить об этом по Розалии, сидящей на низком диване рядом с голубоглазым юношей, непослушные кудри которого Пайпер узнала всего через несколько мгновений. Гилберт несильно изменился со времени, прошедшего с написания этого портрета. Он, разумеется, вытянулся, стал крепче, но аккуратные черты лица и проницательный взгляд остались. На портрете он выглядел не таким приветливым, как в их первую встречу. Судя по причёске и взгляду, он устал сидеть в одной позе и наверняка хотел, чтобы Розалия смеялась тише — видя, какой улыбчивой и счастливой была совсем юная принцесса, Пайпер подумала, что она действительно громко смеялась.

За ними стояло двое высоких молодых людей, а между ними — девушка, лишь на полголовы ниже того, что был слева от неё. Их лица, в отличие от другого великана, бывшего справа от девушки, были хорошо видны. Острые скулы, пронзительные глаза схожих оттенков голубого, тонкие губы, чёрные, как ночь, волосы. На девушке было платье насыщенного синего цвета с глубоким вырезом и длинными облегающими рукавами, украшенное серебряными нитями и драгоценными камнями. На шее — ожерелье с крупными топазами, они же были в серьгах и серебряном венце на голове. Казалось, будто девушка собрала на себе всё внимание и роскошь, которая только была у Лайне. Впрочем, помня, что о Гвендолин говорил Третий, Пайпер и не ожидала другого.

Слева от неё, должно быть, был Алебастр. Он выглядел не таким величественным, как сестра, но его взгляд даже с картины пробирал до костей. В сравнении с роскошным платьем Гвендолин, лёгким и воздушным нарядом Розалии и костюмом Гилберта, щедро украшенным серебристой вышивкой, тёмно-синий жилет, такого же цвета штаны и белая рубашка казались совсем уж простыми, хотя Пайпер заметила, что на рукавах была видна такая же вышивка, как у Гилберта. Волосы аккуратно зачёсаны от лба к макушке, на них не было венца — создавалось впечатление, что Гвендолин забрала венец у Алебастра, первого принца Ребнезара и наследника трона, и тот не захотел его возвращать.

Чувствуя, как немеют её пальцы, Пайпер посмотрела на второго великана, стоящего справа от Гвендолин. Он был выше неё почти на голову. На нём был такой же тёмно-синий жилет, но рубашка — чёрная, простая, без вышивки. Это было практически единственным, не считая чёрных волос, что Пайпер сумела рассмотреть. Пятно синей крови полностью скрывало его лицо и шею, капли стекали вниз, но каким-то образом обходили голову и плечи Розалии.

— Мой принц, — громко, с усмешкой произнёс Уалтар, привлекая её внимание. — Я верно служил ему много лет. До тех пор, пока он не нарушил клятву.

Пайпер иступлённо уставилась на Уалтара. Что-то такое Гилберт ей уже говорил: в числе слуг каждого из детей Лайне был сильный маг, способный защитить его в случае чего. Алебастру служила Шерая, и по его приказу она спасла Гилберта во время Вторжения.

Когда он рассказал ей об этом, то оговорился. Цитируя брата, он сказал: «Спаси моих…», а после, будто поняв, какую ошибку допустил, исправился и произнёс: «Спаси моего брата». Речь шла про этого великана, чьё лицо Пайпер не могла увидеть из-за крови? Алебастр приказал Шерае спасти не только Гилберта, но и Фортинбраса?

— Он всегда был эгоистичным глупцом, — продолжил Уалтар, начав медленно приближаться к ней. — Я был рядом, когда он рос, учился, болел, страдал, влюблялся и разочаровывался в людях. Я видел, что он может быть благороднее, но… — Уалтар рассмеялся, вновь разведя руками, и Пайпер невольно ещё раз посмотрела на портрет Лайне. — Всё-таки он всего лишь эгоистичный и глупый юнец, который позволил всему рухнуть.

Пайпер не понимала. Она сосредоточила всё внимание на Уалтаре, к которому постепенно притягивались скалящиеся тени, — ничего общего с добрыми и милыми тенями, которыми управлял Эйкен, — параллельно приказывая себе не отвлекаться, но никак не могла справиться с призрачным ощущением, что портрет Лайне играет куда более важную роль и является чем-то большим, чем просто частью истории Уалтара.

Истории, которую он зачем-то рассказал ей.