Юджин заставил себя смотреть, пока острая, головокружительная тошнота, заставившая его разум дрожать от паники, не превратилась в звон в ушах. Мэри Бет вершила правосудие, но Юджин был слишком труслив, чтобы справиться с этим. Он обязан ей, и должен смотреть на расправу не дрогнув. Отец Латимер слабо сопротивлялся, его невидящие глаза закатывались, язык снова и снова вырывался из разбитого рта. Юджин не понимал, как священник до сих пор жив, и терзал свое сердце в поисках хоть капельки сочувствия. У этого человека не было ни суда, ни присяжных, и только то, что осталось от Мэри Бет, могло вершить суд.

— Хорошо, — прошептал Юджин и облизнул потрескавшиеся губы; омертвевшая кожа была шершавой под языком, а из трещины на нижней губе сочилась кровь, но скоро все закончится. — Меня ждет та же участь?

Это то, чего он заслуживал. Теперь, когда воспоминания всплыли на поверхность, это было все, о чем он мог думать, снова и снова прокручивая ужасающие события в голове. Он просто стоял там, парализованный и бесполезный, наблюдая за происходящим. Если действия священника заслуживали такой участи, то бездействие Юджина тоже.

Мэри Бет задумалась и помотала головой. Ее волосы разметались по поверхности прибывающей воды, как упавший ореол.

— Когда-то мы были друзьями. Закрой глаза и подойти ко мне. И все будет кончено.

Юджин подумал о могилах своих родителей — надгробия, теплые от летнего солнца, медленно обрастающие мхом. Подумал о своей квартире, которая стала ему родной — пусть душной и жаркой, даже с лениво вращающимся потолочным вентилятором, и черным пятном, разрастающимся повсюду. Вспомнил о фотографии Бенуа, спрятанной в ящике ночного столика, но изображение на ней, подсознание заменило мертвецом. И конечно самое яркое воспоминание — Джонни Уокер, прекрасный и опасный, жар его поцелуев и прикосновений, их тела, прижатые друг к другу, пока Юджин, задыхаясь, перемежал проклятия с молитвами над сырой, заплесневелой Библией… Выстрелы, падающие на асфальт гильзы, обреченный город… Мягкие губы, прижимающиеся к его губам…

Закрыв глаза, он шагнул вперед. Заводь с каждой минутой становилась все глубже, вода поднялась ему до подбородка.

И снова воспоминания: Мэри Бет, сидящая во дворе церкви с коленями, зелеными от травы, а в волосах цветы из церковного сада.

Юджин затаил дыхание и сделал еще шаг. Вода не была ни теплой, ни холодной, только смрадно пахнущей и густой от гниющей плоти.

Ему вновь привиделась Мэри Бет… Перед тем как войти в церковь она остановилась на солнышке и оглянулась на Юджина через плечо, ее волосы ниспадали водопадом, а серые глаза были темными и непроницаемыми. Неужели священник уже тогда начал приставать к ней? Знала ли она, чем это закончится? Знала ли она…

Еще шаг, и вода сомкнулась над головой Юджина…

XVIII

Вода наполнила легкие Юджина. Впервые с тех пор, как у него обнаружилась астма, его попытки вдохнуть соответствовали обстоятельствам. Его тело дернулось под тяжестью воды, инстинктивно пытаясь вынырнуть на поверхность, несмотря на то, что разум смирился с судьбой. Ил сомкнулся вокруг его лодыжек, удерживая на месте. Под водой гудение стало тише, голоса звучали приглушенно и далеко. Когда его зрение затуманилось, и последний свет, пробивающийся сквозь зеленую воду, стал совсем тусклым, он закрыл глаза.

***

Прошла вечность.

***

Рука нырнула сквозь гниль и водоросли, схватила Юджина за воротник и вытащила на поверхность. Вода стекала с его волос по лицу и очкам скользкими темными реками, Юджин задыхался и отплевывался, избавляя легкие от булькающей в них дряни. Джонни смахнул воду с его лица, и уложил Юджина на искривленные корни дерева. Юджин уставился на него, испуганный, но слишком слабый, чтобы вырваться, как мотылек, приколотый к доске коллекционера. Гудение вернулось, усилилось, призывая его вернуться в воду. Сотни голосов перешептывались друг с другом, звали его по имени, уговаривали вернуться и почить вместе с ними.

— Я держу тебя, — сказал Джонни, опасно улыбнулся и заключил в ладони лицо Юджина. Ладони были холодными, но Юджин не мог насытиться этими прикосновениями.

— Отпусти меня, — выдавил он. — Мое место там, со всеми остальными.

— Нет. — Джонни наклонился ближе, так, что их губы почти соприкасались. Его зубы сверкнули белизной, острые и смертоносные, как оскал хищника. — Ты мой. Ты сам так сказал. Ты принадлежишь мне.

Потом, одним поцелуем, он заставил жизнь вернуться в переполненные легкие Юджина. Гудение вмиг стало тише, а затем и вовсе исчезло, словно кто-то резко выключил радио. Юджин отвернулся, чтобы избавиться от остатков болотистой воды в своих легких, а когда вновь обернулся на него смотрели янтарные глаза с плоскими зрачками.

КОНЕЦ