Ее надгробие было маленьким, с закругленным верхом и высеченным ангелом на лицевой стороне, хотя детали почти стерлись. Юджин опустился на колени, мох просел под его весом, и вода пропитала штанины.

« Мэри Бет Бирн, 1907-1918. Ангел, который покинул нас слишком рано».

Большие серые глаза и водопад темно-каштановых волос, ниспадающих на ее плечи идеальными волнами. Она была так молода. Юджин прикоснулся кончиком пальца к ее имени, гудение усилилось тысячекратно, раскалывая его голову. Потерев висок, он зажмурился от боли. Сквозь прикрытые веки он вновь увидел ее: шелковый бант, иссиня-бледная кожа, обвиняющий взгляд запавших глаз… Она подняла руку, всю в темных пятнах и указала на него, беззвучно произнося какое-то слово безгубым ртом. Юджин шарахнулся от могилы, оперевшись на окровавленную ладонь и распахнул глаза. Белое, тусклое солнце неумолимо палило. За спиной Юджина протока становилась все шире, сочась темной жижей. Юджин вздрогнул и поднялся на ноги, стараясь больше не прикасаться к каменной плите. Он решил оставить кладбище позади, и перелез через ворота, чтобы в последний раз вернуться в церковь.

XVI

Юджин сидел на скамье посреди церкви. В Шанларивье не осталось бога. А даже если бы остался, Юджин вряд ли заслуживал божественного внимания, но он все равно пытался молиться. Хотя бы за Анжелику, если больше не за кого. Скорей всего, она бы посмеялась над ним. Закрыв глаза, он сосредоточился на мелких искорках, пляшущих за красной пеленой век.

— Отче наш, сущий на небесах… — начал Юджин, но не смог закончить. Он опустил руки. Деревянная скамья гудела под прикосновением.

— Почти все, — сказал Джонни.

Юджин поднял взгляд. Уокер вошел через парадную дверь, вальяжно вышагивая по проходу, засунув руки в карманы, словно ему плевать на весь мир.

— Ты просто оставишь ее там, на дороге? — глухо спросил Юджин.

— По-моему, это такое же подходящее место, как и любое другое.

— С твоим последним подельником тоже так было?

Джонни склонил голову набок, будто не понимая, кого имел в виду Юджин.

— Парнишка, с которым ты путешествовал до Анжелики. Он тоже наглотался пуль, когда ты его не отпустил?

— Не все созданы для такой жизни, — туманно ответил Джонни.

— Или не все созданы для тебя.

Уокер лишь развел руками.

— Если кто-то заключает со мной сделку, обещая свою компанию взамен, не понимая, во что ввязывается, это вряд ли моя вина.

Юджин уставился на него.

— Когда она сказала мне ничего не принимать от дьявола, она имела в виду тебя, не так ли?

Джонни пожал плечами, неторопливо подошел к кафедре и облокотился на деревянный выступ.

— Ты уже со всеми попрощался?

— Больше не с кем прощаться.

Джонни похлопал по краю кафедры и поднялся по ступенькам, занимая место где должен стоять священник. На кафедре лежала открытая Библия, ожидая, когда ее прочтут, страницы были влажными и заплесневелыми. Он рассеянно положил ладонь на страницы, не заботясь о святости. Свет из витражных окон сиял над ним, как ореол, едва заметные пылинки плавали вокруг него, пока он стоял там, как какое-то давно потерянное языческое божество, осовремененное костюмом и блестящими черными ботинками. Он казался нереальным, миражом.

— Я тебя знаю, — сказал Юджин.

Джонни улыбнулся и протянул руку. Медленно, словно в коматозе, Юджин присоединился к нему. Его поразила внезапная дикая мысль о свадебной церемонии, о сердцах, связанных священных супружеством. Только вместо Бога был Джонни Уокер с его неприлично длинными волосами, слишком острыми зубами, и проницательными глазами. Внезапно в нос ударил запах смерти Анжелики — запах крови и пороха.

— Я знаю тебя, — повторил Юджин, но прежде, чем успел озвучить ещё какую-либо мысль, Джонни поцеловал его.

В животе Юджина затрепетали тёмные бабочки, от того, что он целовал мужчину в церкви — пусть и в заброшенной, но такого опасного мужчину, как Джонни Уокер, — Юджин вцепился пальцами в лацканы пиджака Джонни, не зная, то ли хочет притянуть его ближе, то ли оттолкнуть.

— Прекрати, — слабо взмолился Юджин в губы Джонни.

— Что прекратить?

— Я не могу так, — в отчаянии сказал он.

Джонни дразня прикусил его язык и Юджин побежденно закрыл глаза, всецело отдаваясь поцелую. Джонни потащил его по ступенькам за кафедру, как на проповеди, но вместо проповеди слышались лишь прерывистое дыхание и сдавленные стоны.

— Не думай. Просто повернись.

Юджин повиновался и развернулся, упираясь руками о деревянную панель, где лежала Библия, позволяя Джонни прижаться сзади всем телом. Уокер поднес пальцы к губам Юджина, тот по собственной воле разомкнул губы и без лишних слов втянул пальцы так глубоко, как только мог, старательно орудуя языком. Вкус был солоноватым и чуть горчил от цветочных духов Анжелики, из Юджина вырвались неприличные звуки, когда он заглотил пальцы слишком глубоко. Джонни одобрительно застонал ему в ухо, второй рукой крепко обхватив Юджина за талию.

— Скажи «нет», — прошептал он, обжигая дыханием затылок Юджина. Стиснув Библию так, что побелели костяшки пальцев, Юджин до крови прикусил язык. Боже, помоги мне, молился он, но…

— Сделай это, — вот что он сказал вслух.

Джонни быстро расправился с ремнем Юджина, спустив штаны до бедер, так что материал впился в кожу, а затем скользкими от слюны пальцами проник в тело Юджина. Стиснув зубы, Юджин склонил голову, инстинктивно борясь с вторжением. Когда Джонни медленно начал разрабатывать его вход, погружая пальцы на всю длину и бормотать пустые похвалы в затылок, растяжение и жжение уступили место удовольствию. Юджин в отчаянии подался навстречу движениям, и Джонни подчиняясь его желаниям, стал ласкать усерднее, потирая внутренности мозолистыми кончиками пальцев, пока Юджин не начал задыхаться и извиваться. Все мысли Юджина, были сведены к абсолютному желанию, которое переполняло его тело. Ладони вспотели и страницы Библии начали прилипать к коже. Слова поплыли у Юджина перед глазами смазанными чернилами.

Позади него Джонни одной рукой расстегнул свой ремень, и ощущение обнажённой кожи обожгло как клеймо. Юджин уперся ладонями в кафедру — сильнее насаживаясь на пальцы, вняв безмолвному призыву, Джонни вытащил их и протиснулся внутрь своим естеством. Стоны эхом разносились под сводчатым потолком, затихая, впитываемые гнилыми стенами.

— Произнеси мое имя, — прошептал Джонни, заключая в плен рук Юджина, чтобы ухватиться за кафедру.

Их тела слились воедино: Юджин чувствовал грудь Джонни на своей спине, ноги Джонни рядом со своими ногами на разбухшем деревянном полу. Джонни раскачивался позади, вбиваясь в тело Юджина короткими толчками, сводя с ума, и Юджин позволил себе под этот ритм еще сильнее прижаться к кафедре, пока щекой не начал размазывать чернила на странице Библии. Челка безвольно свисала на лицо, и Юджин закрыл глаза, очки впились в переносицу, а он лишь вновь и вновь повторял: Джонни, Джонни, Джонни… пока это не перестало звучать как имя, а шепот Джонни не перестал походить ни на один язык, известный Юджину. Удовольствие стремительно разлилось в низу живота, обжигающе, сродни чувству тревоги, и когда он кончил, то вскрикнул от шока. Джонни провел рукой по груди Юджина и спустился ниже, поглаживая его, пока не стало больно, и Юджин не начал извиваться, пытаясь избежать прикосновений. Затем, мгновением позже волна удовольствия накрыла и Джонни, склонив голову, он прижался лбом к затылку Юджина, целуя и покусывая кожу на шее.

Прошла целая вечность, прежде чем Юджин выпрямился и попытался взять себя в руки. Сердце бешено колотилось, но не от удовольствия, а от пронизывающего до костей чувства неправильности. Страницы Библии были в черных пятнах, а его лицо влажным. Он потер щеку манжетой рубашки, и материал потемнел. Когда с удовлетворенным стоном Джонни вышел из Юджина, он почувствовал, как семя стекает по его бедрам. Дрожащими пальцами Юджин подтянул штаны, а затем, без поддержки Джонни, медленно опустился на пол. Джонни мгновение наблюдал за ним и последовал его примеру, а Юджин был слишком отвлечен, попытками отдышаться, чтобы отодвинуться. Святые с смотрели на них сверху вниз то ли с завистью, то ли с упреком. Они с Джонни сидели плечом к плечу, вытянув ноги перед собой, как брошенные тряпичные куклы.