— Я выросла с ним, — продолжила она. — Когда бабушка и дедушка эмигрировали из Ирландии, он приехал с ними, а потом присматривал за моей матерью и ее сестрой, а после за мной.
— Почему его не было с тобой в тот день? Я пытался найти его, чтобы он помог тебе, но он исчез. Сказал, что ты отослала его.
— Это не его вина, — резко осекла она. — Он живет по другим правилам, нежели мы. Надо было мне послушать его, и не мешать сделать то, что он хотел.
— Кто он такой? — спросил Юджин, и безмолвно: «Что он сделал с тобой?»
— Что-то старое. Что-то волшебное. Он нашел меня, после того как Латимер ушел. До того, как пришли люди. Он предлагал так много всего, но вот только не мог вернуть к жизни, поэтому я попросила отдать мне жизнь священника. Я знала, что горожане ничего ему не сделают. Устрашатся божьей кары. — Она перевернула руку Юджина, чтобы проследить линии его ладони пальцами. — Он связал мою душу с болотом, чтобы даже после того, как меня похоронят, я осталась в этом мире. Он пообещал, что когда я стану достаточно сильна, то смогу делать все, что пожелаю. И теперь я воплощаю свои желания.
— Прошло семнадцать лет.
— Когда ты мертв, время ничего не значит. — Мэри Бет отпустила его ладонь, и Юджин прижал руку к груди, словно птица раненое крыло, кончики пальцев онемели от холода. — Когда священник положил на меня глаз, Джонни хотел тут же стереть с лица земли весь город. Но я сказала — нет. Я не понимала, что опасного в том, что мужчина поглядывает на меня. А потом, я думала, что смогу все сделать правильно. Думала, кто-нибудь мне поможет.
— Нехорошо разносить слухи о священнике, — эхом отозвался Юджин, вспоминая укоры взрослых из прошлой жизни.
— Надо было позволить ему прикончить Латимера в тот же миг, когда он только посмотрел на меня. Но я была напугана, да и Джонни, как ты его зовешь, в ту пору не был таким сильным. Он так долго был связан с моей семьей… Теперь он волен делать все, что захочет. Пойти куда угодно и быть видимым всеми. Моя смерть, вероятно, лучшее, что с ним когда-либо случалось. — Мэри Бет сделала задумчивую паузу: — Но в то время, убийство отняло бы у него много сил. Он расстроился, когда я отказала, и покинул меня. Всего на несколько дней. Он уходил и раньше. Не знаю, мог ли священник знать, что я осталась без защиты, но именно тогда он зашел дальше. Он сотворил со мной такое… Потом, после… После того, как он убил меня, я захотела покончить с ним. Мне нужно было.
— Мне так жаль, — прошептал Юджин.
—Я видела, как ты наблюдал за нами из-за двери. Ты знал, что Латимер делает мне больно, но убежал и бросил меня. Говоришь, пошел за помощью, но почему-то никому не рассказал о том, что видел. Не всю правду. Ты нес чушь об экзорцизме, когда следовало рассказывать об изнасиловании. Не жалеешь об этом?
—Я этого не видел, — пробормотал Юджин. — Я видел отца Латимера с крестом, он говорил об искушении и нечестии…
Оскалив зубы Мэри Бет бросилась вперед, схватила Юджина за руку и дернула на себя, прикрыв ему глаза свободной рукой… Воспоминания взорвались перед мысленным взором Юджина: он в церкви, ему двенадцать лет, вцепившись в дверной косяк он застыл, наблюдая, как отец Латимер прижимает Мэри Бет к стене, его пальцы оставляют синяки на ее нежных руках, пока он хрюкает, как животное, изгибаясь в спине от усилий. На полу под ногами, как мусор, брошено святое распятие. В ужасе, Юджин попытался прервать представшую перед ним сцену из прошлого, не желая видеть, что произойдет дальше…
Он и так знал. Видел это своими глазами. Сопротивляясь Мэри Бет разодрала кожу отца Латимера ногтями, тогда он схватил ее за горло. Он душил ее, пока она не обмякла, а ее глаза не стали пустыми, словно она смирилась с неминуемым. Священник закончил свое мерзкое дело с тошнотворным звуком, будто издыхал какой-то зверь, и Юджина вырвало. Его вырвало желчью на церковный пол, но священник не услышал его из-за собственного кряхтения.
Мэри Бет убрала ладонь с глаз Юджина, и он отшатнулся, на миг ослепнув, на языке вновь появился кислый привкус.
—Ты все это видел, — холодно сказала она. — Каждое мгновение. Святоша наплел тебе, что он сказочный монстр, и ты поверил, потому что так было проще, но сказочки лишь для простачков. В этом болоте не было привидений, пока я не наполнила его ими.
— Лекарство, которое они мне давали…
— Ты был счастлив глотать эти пилюли. Ты хотел забыть.
Юджин проглотил свое отрицание, покраснев от стыда.
— Тебе следовало уехать из Шанларивье, когда был шанс. Как сделали мои родители.
— Я что, последний?
—Да. Все они пришли ко мне. Этот городишко дышал своей виной. Первыми стали те, кто знал и ничего не сделал. Они выскользнули из своих постелей посреди ночи, чтобы на веки уснуть в самых глубоких и темных водах. Следом пришли те, до кого дошли лишь слухи и сплетни. Потом те, кто едва помнил мое имя. Они все здесь. И ты здесь. Теперь мир может забыть о том, что Шанларивье когда-либо существовал. Посмотри вокруг.
Мэри Бет отступила, чтобы Юджин смог сориентироваться, и он весь похолодел от ужаса. Заводь была усеяна темными силуэтами, некоторые всплыли на поверхности воды, остальные зацепились за толстые корни деревьев. Целый город тел. Почерневшая, гниющая плоть, лица изъедены насекомыми. Вода загустела от разлагающихся трупов. Из костяных ртов доносились гудящие, призрачные голоса, как эхо былой жизни. Они жужжали словно насекомые, призывая его глубже погрузиться в воду, присоединиться к ним. Его имя звучало от уст сотен мертвецов, как заклинание, проникавшее в самую душу Юджина, пока он не перестал слышать что-либо еще. Его желудок скрутило от отвращения, голова закружилась, и он покачнулся.
— Церковь тонет прямо сейчас, пока мы говорим, — решительно заявила Мэри Бет. — Вода затопила все на мили вокруг. Даже фермерский дом на краю города погружается в болото. Скоро тут будут аллигаторы. Все исчезнет.
— Тодд и Нэнси Браун? — выдавил из себя Юджин, перекрывая шум. — Они не из Шанларивье.
— Сестра моей матери. Им следовало вернуться в Ирландию, с моими родителями.
Что-то толкнуло Юджина в бедро, и он неосмотрительно опустил взгляд. Пустые глазницы уставились на него. Бенуа… Юджин узнал его лишь по скулам. Зажав рот рукой и, пошатываясь, он отошел от тела бывшего любовника, дико озираясь по сторонам. Он мог бы увидеть здесь хозяйку квартиры, в которой жил, или Мердока с семьей. Все они стали частью этого ужасного хора, ожидая, когда он поддастся их зову.
— Ты никого не пощадишь?
— Никто этого не заслуживает, — отрезала она, затем успокоилась и пригладила волосы назад.
Вода доходила ей до плеч, а Юджину до талии. Трупы плавали со всех сторон, гнилые конечности обвивались вокруг его рук и ног, удерживали его на месте. Юджин случайно задел кого-то рукой: холодная слизь, как дохлая рыба. Раньше он не замечал запаха, но теперь, вонь стала невыносимой. Тяжелая, тошнотворная сладость гниения засела у него в горле, будто запах исходил из его собственного тела.
—А отец Латимер? — запах обрел вкус и попал на язык, стоило Юджину открыть рот. — Говорили, он ушел на пенсию, но вы и его поймали, не так ли? Как ты и хотела.
— Он все еще жив. Я хотела, чтобы он увидел, что сотворил.
Мэри Бет подняла руку из воды, и Юджин проследил за ее пальцем до широких черных ветвей деревьев-близнецов. Между ними висел отец Латимер, молодое деревце торчало из воды и исчезало между ног священника, пронзая его насквозь. Ветвистая верхушка торчала у него между губ. Его руки были раскинуты в стороны, а ветви старых деревьев росли, пробиваясь сквозь сухожилия и кости. Глаза священника остекленели, виднелись одни белки, их облепили мухи, а рот растянулся вокруг ствола в гротескном, беззвучном крике. Аллигаторы уже поживились им: его туловище было разорвано от груди до паха, внутренности свисали, как веревки, поблескивая в тусклом свете, но он был жив. Кровь застыла на его бедрах, густая и черная. Юджин в ужасе смотрел, как голова священника дернулась, и тот задвигал губами по дереву в агонии, а может в молитве.