— Не жалей меня, Стелла, — сухо сказал он. «Я предпочитаю одиночество».

«Возможно, но есть разница между одиночеством и одиночеством ». Первым было отсутствие физической компании; последним было отсутствие эмоциональной и межличностной поддержки.

Мне тоже нравилось быть одному, но только в первом смысле этого слова.

— Это нормально — грустить, — мягко добавила я. — Обещаю, что никому не скажу.

Я не спрашивала, как умерли его родители. Я могла сказать, что мы уже расширили границы его готовности поделиться, и я не хотела разрушать хрупкую близость момента.

Кристиан посмотрел на меня с незаметным выражением лица.

— Я буду иметь это в виду, — наконец сказал он, его голос был чуть более грубым, чем обычно.

Я ожидал, что на этом он закончит разговор, но, к моему удивлению, он продолжил без моих подсказок.

«Мой отец был причиной того, что я увлекся компьютерами. Он был инженером-программистом, а моя мама была школьным администратором. Во многих смыслах они были типичной американской семьей среднего класса. Мы жили в хорошем загородном доме. Я играл в Младшую лигу, и каждую пятницу вечером мы заказывали пиццу и играли в настольные игры».

Я затаила дыхание, настолько очарованная редким взглядом на его детство, что боялась дышать, опасаясь, что это разрушит чары.

«Единственное, что не вписывалось в эту картину, — сказал Кристиан, — это их отношения. Мои родители любили друг друга. Безумно. Глубоко. Больше, чем кто-либо другой на планете».

Из всего, что я ожидала от него, это даже не попало в первую тысячу, но я проглотила свои вопросы и позволила ему продолжить.

«Я вырос на сумасшедших рассказах об их ухаживаниях. Как мой отец каждый день писал моей матери письмо, пока учился за границей, и ходил по утрам за две мили до почты, потому что не доверял университетской почтовой системе. Как она сбежала из дома, когда родители пригрозили разорвать ее, если она не расстанется с ним, потому что вместо этого они хотели, чтобы она вышла замуж за сына богатого местного бизнесмена. В конце концов она помирилась с моими бабушкой и дедушкой, но вместо того, чтобы устроить пышную свадьбу, мои родители сбежали и переехали в маленький городок в Северной Калифорнии. Они родили меня менее чем через год».

Туман воспоминаний застилал глаза Кристиана. «Они устроились в том, что посторонние могли бы считать обычной жизнью, но они никогда не теряли этого огня друг для друга даже после того, как я родился».

Большинство людей мечтали о той любви, которую имели его родители, но он говорил о ней так, как будто это было проклятием, а не благословением.

— И все же ты не веришь в любовь, — сказала я.

Как это было возможно? Цинизм большинства людей по отношению к любви возник из-за того, что они увидели ее раздетой до голого скелета того, чем она когда-то была. Некрасивые разводы, невыполненные обещания, слезливые ссоры. Но звучало так, будто его родители были ярким примером того, чем это может быть.

"Нет." От едкой улыбки Кристиана на его лице у меня по коже побежали мурашки. «Потому что у моих родителей не было любви. Это было эго и разрушение, замаскированное под привязанность. Наркотик, за которым они продолжали гоняться, потому что он давал им кайф, который они не могли получить больше нигде. Это затуманило их суждения в ущерб себе и всем вокруг, и это дало им прикрытие для совершения всех этих иррациональных поступков, потому что никто не задавался вопросом, было ли это из-за любви. ”

Он откинулся назад, его лицо стало жестким. «Это были не только мои родители. Посмотрите на мир вокруг нас. Люди убивают, крадут и лгут во имя этой абстрактной эмоции, которая, как нам говорят, должна быть нашей конечной целью. Любовь побеждает все. Любовь лечит все. И так далее, и так далее». Изгиб его губ говорил мне, как он уважает подобные банальности. «Алекс отказался от многомиллиардной компании. Бриджит чуть не потеряла страну. И Рис отказался от своей частной жизни, которая значила для него больше, чем любые деньги. Это совершенно нелогично».

— Алекс вернул свою компанию, — заметил я. — У Бриджит все получилось, а Риз не отказался от своей частной жизни. Иногда для счастья необходимы жертвы».

"Почему?"

Я моргнула, так пораженный резкостью его вопроса, что мне потребовалась минута, чтобы ответить.

— Потому что так устроен мир, — наконец сказала я. «Мы не можем иметь все, что хотим, не идя на компромиссы. Если бы люди были роботами, я бы согласился с вашей оценкой, но это не так. У нас есть чувства, и если бы не любовь, человеческая раса не выжила бы. Размножение, защита, мотивация. Все зависит от одной этой эмоции».

Это был наименее романтичный и, следовательно, самый эффективный ответ, который я мог дать.

"Возможно." Пожимание плечами Кристиана выражало глубину его скептицизма больше, чем слова. «Но есть и вторая проблема: люди так часто используют слово «любовь», что оно теряет всякий смысл. Они любят своих собак, автомобили, счастливые часы и новую стрижку своего друга. Говорят, что любовь — это великая, замечательная вещь, когда все наоборот. В лучшем случае это бесполезно, а в худшем — опасно».

«Есть разные виды любви. То, как я люблю моду, отличается от того, как я люблю своих друзей».

«Разные степени одной и той же болезни». Темное веселье отразилось на его лице, когда я вздрогнула при слове «болезнь» . — Здесь ты попытаешься изменить мое мнение? Убедите меня, что любовь действительно заставляет мир вращаться?»

— Нет, — честно сказала я. — Ты уже принял решение. Ничего из того, что я скажу, не изменит его. Единственный способ изменить свое мнение — это опыт, а не слова».

Удивление мелькнуло в его глазах, прежде чем оно скрылось под чем-то более тяжелым, более сонным.

— И вы думаете, что это произойдет? Его низкий голос сжал воздух между нами. «Что я влюблюсь и съем свои слова?»

Я пожал плечами, небрежное движение расходилось с быстрыми ударами моего сердца. "Может быть. Я не гадалка».

Втайне я надеялся, что так и будет. Не потому, что у меня были иллюзии, что я могу изменить его, цитируя-нецитируя, а потому, что каждый заслуживал испытать настоящую любовь хотя бы раз в жизни.

— Один из пунктов нашего контракта, — сказал Кристиан, наблюдая за мной всезнающим взглядом, — состоит в том, что я не влюбляюсь в тебя.

У меня пересохло во рту. "Да."

— Почему ты поставила такое условие, Стелла?

— Потому что я не хочу, чтобы ты в меня влюбился.

Он не улыбнулся моей быстрой шутке. Прошло долгое молчание, прежде чем он снова заговорил.

— Ты и я, мы не такие уж разные, — мягко сказал он.

Вспыхнула искра и выжгла весь кислород между нами. Звук моего пульса превратился в далекий свист.

Скажи что-нибудь, Стелла.

Но его взгляд пленил мой голос, и прежде чем я успела его высвободить, зазвонил его телефон и разорвал момент на куски.

Взгляд Кристиана задержался на мне на долю секунды дольше, прежде чем он ответил на звонок. Он вышел на веранду, где отдаленный рокот волн заглушил конец его разговора.

Тяжесть на моей груди уменьшилась, оставив меня в легком головокружении и головокружении. Я чувствовала себя так, как будто я была погружена в океан в течение последнего часа и только что вынырнул глотнуть воздуха.

Рядом с Кристианом всегда было тяжело дышать.

Одна ночь на Гавайях закончилась, осталось еще две.

Я думала, что поездка будет простой. Приехали, постреляли, ушли.

Но, как я быстро поняла, ничто, связанное с Кристианом Харпером, никогда не было простым.

КРИСТИАН

«Кто-то взломал систему безопасности «Миража», — мрачно сказал Каге. «Наша киберкоманда подтвердила, что это результат работы устройства, похожего на Сциллу».

Я проглотил красочное проклятие.

Меньше всего мне хотелось обсуждать работу так поздно ночью на гребаных Гавайях. Конечно, для него это было даже позже, но Каге работал круглые сутки, и его обновление было ебанутым.