— Луна прекрасна, да, Маверик?

Конечно, Элла.

Люцифер — первый, кого я вижу, когда несу девушку обратно в Либер. Он стоит в дверном проеме, скрестив руки, с незажженной сигаретой во рту. Его темно-синие глаза сужаются на меня, а затем переходят на девушку.

Элла.

— Уйди с дороги, — рычу я на него.

При свете Люцифер видит кровь на ее рту и отпечаток руки на ее лице. Его глаза расширяются, когда он вынимает сигарету изо рта и выпрямляется, но не отступает назад.

— Это ты сделал? — спрашивает он меня своим хриплым голосом.

Похоже, то, что он принимал раньше, более или менее прошло. Повезло, блядь, мне.

Глаза Эллы закрыты, дыхание медленное и ровное, но я почувствовал, как она едва заметно напряглась в моих руках от его вопроса. Она не спит, но, вероятно, вот-вот уснет. Она сказала мне, что по дороге сюда приняла от Натали горсть ксанакса.

Хорошо, что я добрался до нее до того, как он подействовал, иначе она бы не почувствовала ничего из того, что я с ней сделал. Интересно, поэтому ли она спросила. Интересно, должен ли я чувствовать себя виноватым за это?

Интересно, должен ли я сказать Натали, что она не гребаный фармацевт?

— Я сказал, уйди с дороги.

Глаза Люцифера переводятся с девушки на меня.

— Ты ударил ее. Это не вопрос.

Я хмурюсь.

— Может, ты хочешь вызвать гребаную полицию? Предъявить мне обвинения? Если нет, убирайся нахрен с дороги.

— Не знаю, Мав, не думаю, что полицию сильно волнует ролевая игра по обоюдному согласию, но гребаное убийство? — его глаза сужаются, и сигарета в его пальцах разламывается пополам. — На это им может быть не насрать.

Я фыркаю, перекладывая Эллу на руки. Дует ветер, и я крепче прижимаю ее к груди. Люцифер замечает это движение, и на его губах появляется ухмылка. Я хочу задушить его.

— Хочешь отправить свою женушку в тюрьму? — я дразню его, поскольку Сид явно рассказал ему о Пэмми. — Кстати, ты рассказал ей о том, что твой член в двух секундах от того, чтобы оказаться внутри другой девушки?

Я не жду ответа. Я проталкиваюсь мимо него, отталкивая его локтем со своего пути. Он отступает и захлопывает за мной дверь.

Я иду по пустынному заднему коридору, тусклый свет от бра на стене. Я слышу шаги Люцифера позади себя, и я разберусь с его задницей, когда уложу эту гребаную девчонку. Я поднимаюсь по лестнице в конце коридора, музыка стихает по мере того, как я поднимаюсь по лестнице, затем по другой, и, наконец, на третьем этаже музыка становится просто тупым стуком.

Я перекладываю Эллу на руки, а Люцифер открывает дверь и следует за мной, как в дурном сне.

Я направляюсь в свою комнату в конце коридора, и снова добрый старый Люци-бой открывает мне дверь.

Какой чертов джентльмен.

Я поблагодарил и вошел в холодную комнату, услышав, как за моей спиной закрылась дверь. Свет автоматически включается, и я веду Эллу прямо к королевской кровати, укладывая ее на серые простыни.

— Включи свет, — говорю я Люциферу, не глядя на него.

Он приглушает их, и я смотрю на нее в оставшемся свете, впервые воспринимая ее полностью.

Она великолепна.

Бледная кожа, яркие веснушки и отпечаток моей руки на ее лице, кровь засохла на ее губах. И еще одна отметина, которая выглядит так, будто кто-то другой мог ударить ее.

На этот раз я чувствую, как моя грудь сжимается при виде этого, и мне не нравится это ощущение.

Ее глаза все еще закрыты. Я вижу ее длинные темные ресницы, густые русые брови. А ее сиськи… Я жалею, что не шлепнул и их, но, по крайней мере, я попробовал их на вкус. Они большие, напрягаются на платье под ее кожаной курткой. Я стаскиваю с нее сапоги до бедер, на что уходит много гребаных усилий, и бросаю их на пол. Она поворачивается на бок, сворачиваясь в клубок. Я хватаю плед, сложенный на кровати, вытаскиваю его из-под нее и накрываю ее им.

— Нам нужно поговорить, — говорит Люцифер мне на ухо, как будто я этого не знаю.

Я сжимаю челюсть, провожу холодными руками по джинсам и выхожу из спальни в прилегающую гостиную, распахивая тяжелые шторы. Я вижу, как далеко отсюда взрываются фейерверки. Я выхожу на балкон и сажусь в одно из железных кресел.

Я не хочу подходить слишком близко к краю.

Это напоминает мне о том, о чем я предпочел бы никогда больше не думать. Это напоминает о Малакае.

Отпусти.

Люцифер захлопывает за собой дверь, встает у перил балкона, сцепив руки, опираясь локтями на железные перила.

— Кто она? — спрашивает он, не глядя на меня.

Я смотрю на его затылок, думаю о нем, об Эзре и той девушке. Я думаю о том, чтобы столкнуть его с балкона. Услышать, как его голова разобьется о бетон внизу.

Но я знаю, на что это похоже.

Неужели я хочу услышать это снова?

Я хватаюсь за кованые края кресла и заставляю себя смотреть на луну. Она действительно прекрасна.

— Я не знаю, — это не ложь. — Натали привела ее.

— Ты ударил незнакомую девушку?

— Она меня попросила.

Он поворачивается, его руки сжимают край перил так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Она попросила тебя?

Я встаю на ноги, качаю головой.

— Да, — говорю я, — точно так же, как Сид попросила меня взять ее, чтобы помочь убить твою гребаную мачеху.

Его челюсть сжимается, его темно-синие глаза сужаются в щели.

— Если бы Сид попросила пососать твой член, ты бы тоже позволил ей это сделать?

О, ему действительно не следовало спрашивать меня об этом. Я улыбаюсь ему, засовываю руки в карманы толстовки.

— Вообще-то, да. Теперь, когда я знаю, что ты не против поиграть без нее, почему бы, блядь, и нет?

Он едва держится на гребаной ниточке, его руки так крепко вцепились в перила, что они дрожат.

— Она твоя гребаная сестра и моя гребаная жена.

— Похоже, у нас с Джеремаей Рейном есть что-то общее. Инцест?

Я знаю, что мне не следовало этого говорить. Я знаю это, но уже слишком поздно брать свои слова обратно, да я и не хочу этого. Но опять же, я не хочу больше говорить об этом ублюдке, и я знаю, что только что пригласил его.

Если бы я никогда в своей гребаной жизни не слышал имени — Джеремайя Рейн, думаю, это прибавило бы мне целых десять лет жизни. В нынешнем состоянии я, вероятно, умру в течение следующих десяти лет из-за этого самовлюбленного социопата.

Потому что он трахает мою сестру.

И он почти трахнул мою новую сестру.

И Люцифер не хочет заткнуться об его убийстве.

— Да, еще одна вещь, которую мы недостаточно обсудили, — Люцифер разминает шею, затем отворачивается от меня. — Скажи мне еще раз, — тихо говорит он, — почему именно ты вошел в горящее здание и спас жизнь этому куску дерьма?

Черт возьми, мне действительно нужен косяк. Сейчас почти час ночи, и у меня сейчас гораздо более серьезная проблема в виде неуравновешенной девочки-подростка, в которую я только что вошел.

Но за те несколько раз, что мы с Люцифером виделись за месяц после Жертвоприношения, он не слез с моей задницы из-за этого дерьма.

Я сажусь обратно. Сжимаю руки вместе, локти на коленях. Я закрываю глаза, я чертовски устал.

— Если бы я не спас ему жизнь, ты бы сейчас не называл Сид своей женой. Ее даже не было бы сейчас здесь. Возможно, она даже убила бы тебя, чему в данный момент я, возможно, даже рад, потому что сейчас, черт возьми, утро, Люцифер, и я хочу спать.

Он фыркает, но не смотрит на меня.

— Ты убил Пэмми.

От его смены темы у меня болит голова.

Я потираю виски.

— Да.

— Ты забрал Сид с собой.

Я вздыхаю.

— Да.

— И ты не подумал, что, может быть, тебе, блядь, стоит мне сказать?

Это легко.

— Нет. Но, может, тебе стоит сказать — спасибо? Она заслужила смерть. Мы оба знаем, что…