Это киноверсия моей жизни.

Я чувствую запах секса в воздухе, мускусный и густой. Он душит меня, как и безрассудные штаны этой девушки, ее громкие крики. Ощущение того, что кровать движется с каждым его толчком. Мои цепи звенят о кровать, и я думаю, может, он просто гребаный идиот?

Но он не сбавляет темп, и девушка становится громче, снова называя его папочкой, и я слышу его ворчание.

Меня здесь нет.

Меня здесь нет.

Это происходит не со мной.

Крик застревает в моем горле, когда темнота кружится вокруг меня, но затем я возвращаюсь к реальности со стоном Маверика, полностью мужским, гортанным, как будто он только что испытал лучший оргазм в своей гребаной жизни.

Мои глаза распахиваются.

Я не могу удержаться. Я не могу не смотреть прямо перед собой. А он смотрит прямо на меня, тяжело дышит, рот открыт. Я не могу этого видеть, но могу представить, как пот капает с его лба.

Девушка подняла руки вверх, потерявшись в экстазе, и она тоже задыхается.

И когда я смотрю вниз, я вижу, что он все еще в ней.

Он кончил в нее. Мое сердце разрывается еще больше, и я прикусываю язык, чтобы не зарыдать.

Я слышу, как он фыркает от удовольствия, и мой пульс учащается, когда он медленно выходит из нее, его рука лежит на ее животе, так же как и на моем. Его все еще твердый член упирается ей в бедро.

Затем он снимает презерватив, наблюдая за мной.

И я ненавижу себя, когда тихо выдыхаю. Вздох облегчения.

Но потом он говорит: — Перевернись. Я хочу трахнуть тебя в задницу, и я думаю, что сейчас умру.

Я закрываю с ним глаза.

Он ухмыляется, девушка смеется и делает то, что он просит, ее задница у его лица, ее голова направлена ко мне.

Он смотрит на нее и снова на меня.

Нет.

Его рука находит ее задницу.

Нет.

Он раздвигает ее под своими руками, все это время наблюдая за мной.

Я снова качаю головой. Нет.

Я произношу это слово.

Он улыбается, качает головой.

Я произношу его снова, и чувствую, как горячие слезы катятся по моему лицу.

Он замирает. Потом он выдыхает, поворачивает голову, закатывая глаза.

И выгоняет девушку из своей комнаты.

Часть меня испытывает облегчение. Если бы я увидела, как они спят вместе, я бы не выдержала. Часть меня ненавидит его за это еще больше. Я не знаю, уходит ли она из этого дома, но он запирает дверь изнутри, когда она уходит, после шумного поцелуя — до свидания. Он шлепнул ее по заднице, когда она выходила из комнаты, и я ненавижу, что это было наименее болезненным из того, что мне пришлось наблюдать.

Он идет в ванную, моет руки, а когда выходит обратно, дверь остается открытой у него за спиной, пропуская свет в комнату. Он переоделся в шорты.

Я хочу быть незамеченной. Я хочу сказать ему, что иду спать. Я хочу убить его. Я хочу вырезать эти засосы с его шеи.

Я не делаю ничего из этого. Вместо этого я закрываю глаза и с затаенным дыханием наблюдаю, как он садится на кровать рядом со мной.

Он протягивает руку, чтобы убрать волосы с моего лица, и я отдергиваю голову от его прикосновения. С его губ срывается смех, беззаботный, как будто я забавный ребенок. Он все еще касается моего лица, даже когда я отказываюсь смотреть на него. Отказываюсь облегчить ему задачу.

Его пальцы скользят по моей челюсти, по шее.

— Ревнуешь, детка?

Ревнуешь? Я хочу убить его. Я ничего не говорю.

— Я собираюсь освободить тебя от наручников, Элла, — шепчет он, его пальцы на моей шее. Несмотря на себя, мое тело реагирует, соски твердеют, давя на толстовку. — Но ты должна пообещать мне, что не сбежишь.

Не сбежишь? Конечно, я не сбегу. Я собираюсь убить тебя.

Но я все равно ничего не говорю.

Он берет мой подбородок в руку, заставляя меня посмотреть ему в лицо.

— Я думаю, мы это уже проходили, Элла. Когда я задаю тебе вопрос, — он наклоняется ко мне вплотную, его рот накрывает мой, и мне хочется блевать. — Ты, блядь, отвечаешь мне.

Я смотрю в его голубые глаза, его брови нахмурены. Мне хочется плюнуть ему в лицо.

Секунды идут. Его пальцы все глубже впиваются в мой подбородок.

И тогда я киваю.

— Я не буду сбегать, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

Он улыбается.

— Так-то лучше, — он отпускает мое лицо, нащупывает ключ в заднем кармане. Он расстегивает один наручник, затем другой, оставляя их прикрепленными к кровати, но освобождая мои руки.

Кровь приливает к моим рукам, которые покалывает, и я медленно поворачиваю их вниз по бокам, боль в плечах заставляет меня гримасничать.

Он кладет ключ в карман и садится обратно, его ноги стоят на полу, бедра повернуты ко мне.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я игнорирую его, отряхивая руки.

Нежно, обеими руками он тянется к моему запястью, вытягивая свое тело на матрасе. Он проводит большим пальцем по косточкам.

Я почти стону от того, как это приятно, но когда я закрываю глаза, я вижу все снова и снова. Слышу, как он зарывается в нее. Папочка.

Мои глаза горят от непролитых слез. Мое горло сжалось, и я едва могу смотреть на него.

— Я не могу поверить что ты, — тихо шепчу я. — Я не могу, блядь, поверить что ты.

Его массаж моего запястья прекращается, и он отпускает меня. Когда я открываю глаза, он отталкивается от меня и садится на кровати. Он проводит рукой по волосам и стонет.

— Ты… — я не могу закончить свое предложение. Я даже не знаю, что я хотела сказать.

— Я, что? — дразнит он меня.

Гнев испаряет мои слезы.

— Я, блядь, ненавижу тебя.

Его челюсть сжимается. Но потом он ухмыляется мне.

— Хорошо. Теперь ты точно знаешь, что я чувствовал, глядя, как ты позволяешь этому гребаному парню лапать тебя.

В этот момент я действительно чертовски ненавижу его.

И когда я снова чувствую себя свои руки, я двигаюсь.

Я спрыгиваю с кровати, прежде чем он успевает остановить меня, и хватаю нож с тумбочки. Я нащупываю рифленую застежку и нажимаю на нее, лезвие высвобождается.

Я делаю шаг назад от него, держа нож в трясущейся руке.

Он забавно смотрит на меня.

— Ты знаешь, как им пользоваться, детка?

У меня так пересохло во рту, что я едва могу вымолвить слова.

— Я, блядь, ненавижу тебя.

Он не раскаивается. Ему все равно. Ему, блядь, все равно.

Он вскидывает бровь, но не двигается.

Я не могу стоять на месте. Я продолжаю отступать, зная, что скоро врежусь в стену, но я не могу остановиться. Я хочу убежать отсюда. Я хочу ударить его ножом. Я хочу убить его на хрен.

Мои руки горячие. Мое лицо тоже.

— Почему бы тебе не положить это, пока ты не причинила себе боль, Элла? — его голос такой спокойный. Такой незатронутый.

Это тот самый парень, который покупал мне гребаную еду. Кто водил меня за продуктами. Который сделал больно моей матери, ради меня. Кто сломал бильярдный кий об колено, чтобы сделать больно тому, кто сделал больно мне.

Но это тот же парень, который бил меня. Который отрицал, что я могу его любить. Тот же парень, который запер девушку в подвале.

Это тот же парень с перевернутым крестом на его гребаном лице и таким количеством скелетов в его шкафу, что он похож на кладбище.

Он встает на ноги.

Я крепче сжимаю пальцы вокруг ножа. Я собираюсь причинить ему боль. Слезы текут по моему лицу, но мне все равно.

Мне все равно, даже когда он делает шаг ближе.

Мне все равно, даже когда он поднимает руки, пытаясь успокоить меня.

— Почему ты плачешь, красотка? — он делает еще один шаг ко мне. — Это то, чего ты хотела, не так ли? Свободы? От меня?

Я снова делаю шаг назад и ударяюсь о стену.

— Ты не смогла справиться со мной, Элла? Со всеми моими маленькими грязными секретами? Тебе нравилось только то, что я давал тебе, не так ли? Ты не имела в виду то, что говорила. Ты не любишь меня, детка. Ты не знаешь меня.