– Вы – ничего, – ответил я. – Не суйтесь туда со своими филерами. Только спугнете. Всё, ждите связи.

Я отключился, потому что увидел вдали на дороге одинокий силуэт. Со стороны завода приближался человек, припадающий на одну ногу, но при этом идущий довольно споро.

Сзади раздался шорох – это Мари будила свою помощницу. Видок проснулся сам – почувствовал мое напряжение. Сел, поставил уши торчком.

В восемь глаз, молча, мы смотрели, как Миловидов – это был он – проходит мимо. Под фонарем вынул часы, зашагал быстрее. До полуночи оставалось десять минут.

Повернул на мост через речку Екатерингофку. Сомнений нет – направляется в порт. Теперь нужно было понять, на который из насыпных островов он держит путь.

– Ну, с богом! – шепнул я.

Мы вышли из машины. Мари и Бетти не производили ни звука, ступали мягко, по-кошачьи.

Не приближаясь к объекту, но и не упуская его из виду, мы тоже пересекли мост.

Миловидов повернул на второй мол, который вел к Лесному острову. Название романтическое, но дубрав с рощами там никаких нет, лишь пакгаузы для строительного леса.

Пришлось подождать, пока узкая фигура не окажется на той стороне. Там Миловидов оглянулся, убедился, что сзади никого нет, и растаял во тьме.

Остров немаленький, длиной саженей в триста. Насколько я помнил, склады там шли в семь рядов по четыре в каждом. Огромные сараи для бревен и досок.

– Ох знаю я, что такое слежка в грузовом порту, – вздохнула Мари. – Для этого нужен минимум десяток опытных агентов. Увы, мы его потеряли.

– Никого мы не потеряли, – ответил я. – Следуйте за мной.

Мы прошли насыпью. Я вынул из пакета то, что прихватил в ванной миловидовской квартиры. Дал понюхать Видоку.

– Грязный воротничок, – объяснил я. – Подумал, может пригодиться.

Бетти восхищенно присвистнула. Мари беззвучно поаплодировала.

То-то, американки. Знай наших.

Видок тряхнул головой: достаточно. Немного покружил, тыкая носом в землю, и взял след.

– Не потеряет? – спросила Мари, когда мы рысцой свернули за первый склад.

– Никогда и ни за что.

Уверенно, ни разу не заколебавшись, пес сделал два поворота и вывел нас к длинному дощатому строению.

– Стоп! – шепнула Мари, ухватив поводок, чтоб остановить Видока. – Смотрите!

Я увидел, не сразу, у дверей темный силуэт. Дозорный!

Ясно, что встреча происходит внутри, но как туда попадешь?

– Вот когда пригодились бы филеры Кнопфа! – простонал я. – Взяли бы голубчиков на складе как миленьких!

– И в чем бы вы их обвинили? Что они ночью разговаривают в необычном месте? Нужно послушать, о чем у них беседа.

– Но как?

– Спросим специалистку.

Мари тихо перемолвилась о чем-то с Бетти на английском.

Та коротко ответила:

– Блэкити-блэк.

И показала куда-то.

Я проследил за ее рукой. Стены склада были глухими, но посередине чернел небольшой квадрат – вентиляционное окно.

Бетти стянула через голову платье. Мари сделала то же самое. Обе были в темных, плотно облегающих трико и сразу же будто растворились во мраке.

– Вы останетесь здесь? – спросила Мари.

– Ни в коем случае!

– Тогда снимите белую рубашку. Она нас выдаст. Пиджак потом снова наденете.

– Мы все равно не сможем пройти мимо часового, а иначе к окну не подберешься!

– Делайте, как вам говорят.

Я повиновался.

– Что это у вас?

– Как что? Нательная сорочка.

– Ее тоже долой.

Никогда прежде мне не доводилось обнажаться по пояс перед посторонними дамами. Бетти с любопытством воззрилась на мой торс.

– Нот соу бэд.

Я поскорее натянул свой черный сюртук прямо на голое тело.

Мари достала какую-то баночку. Быстро натерла лицо себе и помощнице. Лица будто по волшебству исчезли. В темноте поблескивали только глаза.

То же она проделала со мной, смазав также мою шею и грудь.

– Он все равно нас увидит, – шепнул я.

– Снимите ботинки. И делайте, как мы.

Бетти бесшумно вышла прямо на открытое пространство. Мари за ней. Мысленно чертыхнувшись, была не была, я двинулся следом в одних носках, только велел Видоку сидеть и ждать. Руку я держал в кармане на револьвере.

Сейчас нас заметят!

Дойдя до склада напротив, Бетти вдруг словно дематериализовалась. Невероятно! Я был от нее в каких-нибудь пяти шагах, смотрел прямо на нее – и не видел! Девушка совершенно слилась с дощатой стеной. То же произошло и с Мари.

Мы прокрались мимо в пятнадцати шагах, а часовой нас не заметил! Даже головы не повернул. Чиркнула спичка, осветилось худое лицо, сосредоточенно уставившееся на папиросу.

Бетти махнула рукой, и мы перебежали к складу, около которого стоял дозорный, – огонек даже не успел погаснуть.

Окошко было в доброй сажени от земли, но Бетти подпрыгнула, зацепилась, ее упругое тело рванулось кверху и через секунду исчезло. То же проделала Мари – не столь стремительно, но без особенного труда. Мне же пришлось повозиться. С моим ростом я, привстав на цыпочки, смог дотянуться до отверстия. Силы в руках у меня, слава богу, тоже достаточно. Но я боялся зашуметь и привлечь внимание часового, поэтому подтягивался очень медленно, чтобы пуговицы сюртука не заскрипели по стене. Кое-как перекинул через раму один локоть, другой. Стал прикидывать, как бы мне перевалиться на ту сторону, не загрохотав.

Кто-то крепко взял меня за ворот, потянул. Потом четыре руки приняли меня с обеих сторон, помогли сползти вниз.

Я оказался на штабеле досок.

Внутри было не совсем темно. Где-то не столь далеко горел неяркий свет. На потолке покачивались расплывчатые тени. И слышались голоса.

Мари показала пальцем влево.

Там, саженях в двадцати, на полу стоял керосиновый фонарь. Около него двое. Тусклое освещение не позволяло толком разглядеть их, но один, кажется, был Миловидов.

Нужно подобраться ближе, показал я знаками.

Мари кивнула.

Мы подкрались на максимально возможное расстояние и притаились за какими-то ящиками. Я высунулся слева, Мари справа, Бетти подтянулась и устроилась наверху. В своем черном наряде она была невидима даже мне, хоть я находился рядом.

Теперь можно было разбирать слова, но не очень отчетливо – мешало эхо. Мне пришлось предельно сосредоточиться, чтобы ничего не упустить.

– И сколько вы собираетесь взять на вашем эксе? – спросил Миловидов.

– Пятдесат тысяч. Если повезет – сэмдесят, – ответил голос с кавказским акцентом. – Нэдэля на нэдэлю не прыходится.

– Ну вот, видишь. А она с ходу предложила сто. Даст и больше, если поторговаться. Тем более, что я ее выставил. Для сговорчивости это даже полезней. Думаю, выложила бы и триста.

– И что тэперь? Если бы у бабушки был хрэн, она была бы дэдушкой. Ты зачэм меня сюда вызвал? Помэчтать?

– Мечтатель у нас ты, бурливый сын Кавказа, – рассмеялся Миловидов. – Я, товарищ Мока, практик. И у меня возникла совершенно практическая идея. Даже две.

– Боюс я твоих идэй, – проворчал товарищ Мока. – Никакой ты не практик, ты тэоретик. Придумаешь что-нибудь, а нам с ребятами бэгай. Ну, что у тебя за идэи?

– Партии нужны деньги, так? Твоя группа проводит эксы. Это большой риск, пальба, шум. Потом по следу кидается полиция. И даже если все прошло чисто, затем, как после Тифлисского экса, приходится сжигать крупные купюры, чтобы их по номерам не отследили. Не жалко?

– Конэчно жалко!

– А теперь вообрази, что те же двести тысяч мы получаем от буржуя за возвращение любимого чада. Тихо, мирно, никакой полиции, никаких проблем с купюрами. Дадут, какими потребуем, хоть рублевиками.

– А если шум? Газэты? «Болшэвики воруют детей». Тут вопрос политыческий. ЦК на это не пойдет.

– Да не будет никакого шума! Совершенно необязательно объявлять: «Здрасьте, мы члены РСДРП». Бандиты и бандиты. Ты кстати, Мока, и похож на бандита.

– Я по сравнению с тобой ангэл, – хмыкнул кавказец. – Ишь что удумал… Протывная штука. Но это пускай ЦК рэшает. Я солдат партии. Прыкажут – сдэлаем. Однако это на будущее, а дэньги нужны сейчас. Я самому Ильичу обещал. Поэтому экс пойдет по плану. У меня почты готово. Наблюдатэли и на Николаевской, и на пэрэкрестке. Послэзавтра думаю.