– Это Дашины любимые игрушки. Она с ними не только в больницу ездила. Она с ними вообще никогда не расставалась. Дома сажала за стол. Ночью брала в постель. На прогулках носила в специальной сумке, которая висела у нее на шее. Разговаривала с ними. Упаси боже забыть кукол при отъезде – с Дашей происходила истерика. Один раз нам пришлось возвращаться за ними с вокзала… Но почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что Даша жива, – уверенно заявила Мари. – Ее не убили. И не собирались убивать. Более того, похитители наверняка знают, что девочке нужно делать уколы, и скорее всего каким-то образом предусмотрели это.

– Что?! – вскричали мы с Хвощовой дуэтом.

– На месте похищения нашли корзину для хлебных крошек, но кукол не было. А ведь Даша вынула их из сумки и посадила «принимать гостей» – уток. Так рассказала мисс Корби. Что это значит?

– Что? – спросил я. Голова у меня шла кругом.

– Похититель или похитители специально захватили кукол с собой. То есть знали, как они важны для ребенка. Зачем бы они стали это делать, если бы собирались убить девочку? Ну и второй вывод, очевидный: они очень хорошо осведомлены о Даше и ее жизни.

Дедукция поразила меня своей простотой и очевидностью. А собственная слепота удручила. Хорош статский советник, светило криминалистики!

– Не могу себе простить, что не додумалась до этого раньше, – вздохнула Мари. – Слишком сосредоточилась сначала на одной версии, потом на другой. Непростительно!

– Да…ша… жи…ва? – с трудом выговорила Алевтина Романовна. У нее прыгал подбородок.

– Несомненно. Третья версия, которую мы начали рассматривать с Василием Ивановичем, отпадает.

– Ка…кая?

– Про полового маньяка. Психопат этого рода не стал бы заботиться о переживаниях ребенка. Зачем брать с собой любимые куклы девочки, если намерен над нею надругаться, а потом убить? Нет, здесь что-то совсем другое.

– Но что? – Хвощова справилась с дрожанием голоса, заговорила более связно. – Если Дашу похитили не ради выкупа и не из мести, то зачем же?

– У меня в практике был один случай, до некоторой степени похожий, однако он мало чем нам поможет, – задумчиво произнесла Мари. – В агентство обратилась дама, у которой похитили маленького сына. Она не боялась за его жизнь, просто хотела, чтобы я помогла вернуть ребенка без скандала. Подозреваемый был очевиден. Незадолго перед тем женщина после долгого судебного процесса развелась с мужем. Сына оставили ей. Похищение, разумеется, организовал отец. Но это не наша ситуация, ведь отец Даши давно умер…

– Это она!!! – закричала вдруг Хвощова и ударила кулаком по столу, так что подпрыгнул графин с водой. – Ну конечно! Это Кукуха! Старая сумасшедшая ведьма! Господи, Даша действительно жива…

У нее начался форменный нервный припадок. Она то рыдала и благодарила Всевышнего, то сыпала проклятьями в адрес какой-то Кукухи.

Графин очень пригодился. Выпив воды, Алевтина Романовна немного успокоилась и стала рассказывать.

Оказывается, у девочки имелась бабушка, Аграфена Абрамовна Хвощова, из старообрядческой купеческой династии Кукухиных – отсюда семейное заглазное прозвище Кукуха, прилипшее к старухе еще и потому, что она всегда была со странностями. После трагической смерти сына Кукуха вовсе свихнулась – уверила себя, что во всем виновата невестка, и прониклась к ней лютой враждой. (Я про себя подумал, что у Алевтины Романовны настоящий дар вызывать у родственников ненависть.) С такой же неистовой страстью старуха полюбила единственную внучку, просто души в ней не чаяла.

– Представьте себе, даже пыталась у меня ее выкупить! – возбужденно хохотнула миллионерша. – Я отпускала к ней Дашу только раз в неделю, по воскресеньям, так старая психопатка предложила мне платить по десять тысяч за каждый дополнительный день. Это мне-то! Я ответила: «Давайте, мамаша, я лучше буду вам давать десять тысяч в неделю, и мы отменим воскресные визиты». Потому что она вечно говорила дочке про меня гадости, морочила ей голову своей чушью.

– Какой чушью? – спросила Мари.

– Божьим гневом, чертями, кознями Антихриста. Дашенька потом боялась спать. Кукуха совершенно помешалась на религии. От старообрядчества она отошла, потому что оно, видите ли, «полиняло». В доме постоянно роятся какие-то юродивые, блаженные, «божьи странники». Одно время Кукуха связалась с хлыстовцами, они тянули из нее деньги. Потом сделалась истовой распутинкой. Бес Гришка Распутин к ней как к себе домой ездит, «маманей» зовет, а она его «батюшкой» – уж не знаю, как это у них получается и кто там кому родитель. – Хвощова зло фыркнула. – Я знаю, почему Кукуха выкрала Дашу. Из-за Распутина!

– В каком смысле из-за Распутина? – удивился я, потрясенный оборотом, который принимало дело.

– Незадолго перед поездкой к Монсарту я прекратила Дашины воскресные поездки. Узнала, что старая идиотка возила ребенка на квартиру к этому проходимцу, благословляться. Тут уж мое терпение лопнуло! Вот Кукуха и нашла способ вернуть себе внучку!

Алевтина Романовна застонала:

– Какая же я слепая дура! Теперь понятно, почему за всё это время ведьма ни разу не дала о себе знать, ни разу не поинтересовалась, как там Дашенька! При такой-то безумной любви! Нет, постойте-ка! – Она всплеснула руками. – Один раз прислала записку, еще в апреле. С какой-то чушью. Мне было не до того! Кинула куда-то и забыла… Подождите, поищу в кабинете!

Она выбежала и через несколько минут вернулась с листком. Протянула трясущейся рукой.

– Читайте…

На бумаге раздерганным почерком было написано: «Бог тебя грешницу покарал, а невинную овечку спасет. Буду Его молить, ты же кайся».

– Я не придала значения. Подумала, дуется, что я ее от Даши отставила. А ведь смысл прозрачен! Для Кукухи «спасти невинную овечку» значило вытащить внучку из лап «грешницы». Едем к старухе! Немедленно!

– Ни в коем случае, – сказала Мари. – Она наверняка позаботилась о том, чтобы хорошенько спрятать ребенка. Вы только спугнете ее. Запрячет еще дальше. И ни за что не сознается.

Она рассматривала бумагу.

– Графологический диагноз очевиден. Акцентуация, истероидность, обсессионный синдром, взрывная порывистость. В двух местах чуть не прорвала пером бумагу. Такие люди чрезвычайно упрямы и неподатливы. На агрессию отвечают двойной агрессией.

– О да, – согласилась Хвощова. – Один раз, когда я с ней резко заговорила, Кукуха швырнула в меня бронзовую чернильницу.

– Нужно получить сведения изнутри, из ее дома, а потом уже действовать. Не будем пороть горячку. О жизни и здоровье дочери вы ведь можете больше не беспокоиться. День-другой ничего не изменят. Подумайте лучше, через кого возможно разузнать, не изменилось ли поведение вашей свекрови за последние недели? Есть ли у вас с ней общие знакомые? Еще лучше – подкупить прислугу.

– Там нет прислуги в обычном понимании. Кукуха отказывается платить за работу, говорит, что служба за деньги – антихристова похоть. В доме убирают, готовят, топят печи какие-то приживальщицы и молельщицы. Соваться к ним рискованно, сразу побегут доносить хозяйке… Общих знакомых тоже не осталось. Родственников, кто поддерживает отношения со мной, она от своего дома отлучила… Постойте! – Лицо Хвощовой просветлело. – Я знаю! Нам пригодится доктор Менгден! Ведьма его чтит, свято ему доверяет. Он лечит ее от базедовой болезни. И он говорил, что она постоянно расспрашивала его о Дашином здоровье.

Короткая майская ночь уже заканчивалась. В окна проникал серый предутренний свет.

– Я всё же отправлюсь на разведку к дому мадам Куку, только приведу себя в порядок. Какой у нее адрес? – спросила Мари у Хвощовой, а потом обратилась ко мне: – Вы же наведайтесь в больницу. Нынче воскресенье, но вдруг Менгден на месте.

Странное дело. Она отдавала мне распоряжения, будто подчиненному, а я совсем не чувствовал себя уязвленным.

Вернувшись к себе, я намеревался немного поспать, но какое там. События ночи, мертвецы, русалочье лицо – и незабываемое декольте, да-да декольте – начинали мельтешить передо мной, едва я смеживал веки, а больше всего будоражила воскресшая надежда: девочка жива, жива, три тысячи раз тьфу-тьфу-тьфу!