– Я знаю все виды огнестрельного оружия, и «браунинг FNS» тоже. Редкая модель, – ответил я, утирая слезы.

– Я пользуюсь только такими.

– Зачем вы мне его даете?

– На случай, если у них тут есть кто-то еще. Хотя вряд ли. Пока я подгоню машину, оторвите крышку от большого ящика. Уложим на нее Бетти, чтобы не перекосить тело. Боюсь, пуля застряла в позвоночнике. Нужно как можно скорее доставить девочку в госпиталь.

– А Миловидов? Он же уйдет!

– Нам-то что? Вы ведь слышали, к похищению он непричастен.

Она повернулась и – черная, легкая, быстрая – унеслась прочь. Через мгновение я ее уже не видел.

Не очень-то весело, столько лет просуществовав на свете, знать, что больше всего в жизни тебя любила собака.

Мой самый лучший сон, очень редкий, будто я просыпаюсь оттого, что Видок лижет мне лицо горячим языком. Так он делал вовсе не из нежности, а чтобы я не проспал службу. Мне снится, что я ругаю пса крепкими словами, отталкиваю мохнатую пахучую морду, а Видок скалит зубы. «Да, я сукин сын, а чей же еще?», – говорит он по-человечьи – и я просыпаюсь уже наяву, один в своей постели. Лицо у меня действительно мокрое, но рядом никого нет. И больше не будет.

Если иной свет существует и там не окажется Видока, не надо мне никакого рая. Что это за рай, в котором нет того, кого ты любил.

Впрочем, по моему пожитнóму списку (такой у каждого из нас тоже имеется, помимо послужного), рая мне не видать. Понеже ни студён, ни же горяч, но тепл был. Изблюет меня рай из уст своих.

Винить себя, тем более жалеть – муторно и скучно. Лучше вспоминать то, что вспоминается.

Постояв минуту или две, я снова затеваю ходить от стены к стене. До рассвета еще далеко.

Сама, без принуждения, следуя собственным законам, включается память, перескочив сразу через несколько недель.

Я сижу в своем рабочем кабинете на Офицерской 28, просматриваю газету. За окном шелестит светлый майский дождь. После гибели Видока прошел месяц.

Сейчас зазвонит телефон.

В последнее время – вероятно, под влиянием знакомства с госпожой Ларр – я внимательно читал новости о женском движении, захлестнувшем Европу и более всего Британию.

Перед Букингемским дворцом разразилось побоище между полицией и суфражистками, подстерегавшими короля Георга, дабы вручить ему требование об избирательном праве. «Произошла ожесточенная свалка, – писал репортер. – Суфражистки бились, как бешеные: почти у всех полисмэнов лица оказались исцарапанными, руки искусанными. Многие потеряли свои каски. После столкновения вся площадь была усеяна сломанными зонтиками и рваными шляпками».

Молодец полиция, подумал я. Так им и надо.

В Париже у входа в ресторан арестовали даму, пытавшуюся войти внутрь в сандалиях и без чулок. Был составлен протокол по обвинению в оскорблении нравственности в общественном месте.

А вот это, пожалуй, показалось мне чрезмерным.

В городе Севре, тоже во Франции, мадемуазель Делякасель прыгнула с аэроплана на парашюте. Слава богу, не разбилась, идиотка.

Вероятно, в неотдаленном будущем женщины добьются того, что их наделят такими же правами, как мужчин. Но понимают ли они, что тогда им придется нести такие же обязанности? Одно без другого не бывает. Поглядим, как вы запоете, когда придется добывать хлеб насущный, разгружать вагоны или исполнять воинскую повинность. Последняя мысль меня развеселила: я вообразил марширующий батальон, обтянутые солдатскими штанами крутые бедра, раздутые бюстами гимнастерки.

Разумеется, если бы шеренга состояла из сплошных Мари Ларр, это не выглядело бы комично, но ведь она такая на свете одна.

Перевернул на страницу отечественных новостей.

«Начальница одного аристократического института отказала Распутину принять в институт его дочь. Начальнице было указано, что есть приказания, которым нельзя не подчиняться и что на днях она получит подробное приказание. Начальница ответила, что тогда она подчинится приказанию, но подаст в отставку», – сообщал столичный корреспондент. Наверняка речь шла о Смольном, куда принимали только дворянок.

Тон был сдержанный, цензура есть цензура, но каждая строчка сочилась негодованием, которое я мог разделить только отчасти. С одной стороны, конечно, безобразие, что скандальный пророк злоупотребляет своими высокими связями, о которых ходит столько слухов. С другой стороны, мне как плебею были досадны привилегии, которыми кто-то пользуется просто по праву рождения. Ведь двадцатый век на дворе! Может быть, пресловутый «старец» пробьет брешь в стене цитадели для «благородных девиц». Выйдет от шарлатана хоть какая-то польза.

На странице больших статей сообщались подробности гибели океанского лайнера «Императрица Ирландии», повторившего участь «Титаника». Как выяснилось, нынешняя история была еще печальней. «Титаник» хоть погиб в открытом море, ударившись об айсберг. Тут, как говорится, воля божья. А здесь беда произошла от столкновения с угольным судном при обычном тумане, в виду берега. И все равно две с лишним трети людей погибли – больше, чем на «Титанике».

Открылись отвратительные подробности. Капитан и основная часть экипажа, оказывается, уцелели. Из пассажиров же спаслись в основном путешествовавшие первым классом – места в шлюпках достались им.

Как всё это похоже на нашу современную цивилизацию, думал я. Капитаны с экипажами, то есть правители, ведут вверенные им корабли в тумане, толком не зная своего дела и не сознавая своей высокой ответственности. А когда произойдет беда, больше всего пострадают пассажиры низших классов…

День был субботний, короткий. От текущих дел распоряжением вице-директора Воронина меня освободили – я готовился сдавать доклад о «молниеносных бригадах». С удовольствием занимался приятной кабинетной работой, без спешки и штурмовки. Я всегда всё делаю вовремя, торопыжничать не люблю.

От поисков Даши Хвощовой после апрельских приключений мне вышла полная отставка. Алевтина Романовна выразила неудовольствие тем, что розыск велся в неверном направлении. Можно подумать, это я придумал сосредоточиться исключительно на «большевистской» версии! Но перечить и оправдываться я не стал. Наоборот, с облегчением отошел в сторону. Надежды на то, что девочку удастся спасти, у меня уже не было, и заниматься дальше душераздирающими, но бессмысленными изысканиями я не желал.

Напоследок я наслушался разных малоприятных эпитетов от мадам Хвощовой, но слава богу обошлось без кары в виде отправки моего злосчастного рапорта начальству.

Алевтина Романовна сказала на прощанье:

– Мисс Ларр мне с самого начала говорила, что надобно рассматривать и другие версии, да я, дура, ее не послушала, а вы ее не поддержали. Дальше мы обойдемся без вас!

Вот и отлично.

С жандармским ротмистром я расстался, сделав ему щедрый подарок: позволил написать в рапорте, что большевистские боевики были уничтожены в ходе операции, разработанной им, Кнопфом. Оказывается «товарищ Мока» Охранке был очень хорошо известен и давно находился у них в розыске. Этот субъект руководил в партии так называемым «боевым крылом», имел на своем счету немало кровавых подвигов.

– Всё, больше никаких «эксов»! – ликовал Кнопф. – Теперь большевики будут пробавляться одной пропагандой. Зубы у них вырваны!

Я окончательно решил, что коли девочку эта партия не похищала, а теперь и банков грабить не станет, то незачем передавать ротмистру список ее подпольной сети. Хватит с Кнопфа лавров победителя грозного Моки, не то шустрый жандарм вознесется на верх карьерной лестницы. Страшно представить, каких провокационных турусов он наворочает, получив много власти. Пусть уж лучше большевики призывают пролетариев всех стран объединяться – это менее опасно.