— Здесь кровью листва забрызгана… Высекли. Скорее всего, кнут для нгутов.

— Нам надо торопиться. Пока есть шанс отбить их, — стиснув кулаки, как можно более отчуждённо подогнал Ланакэн и первым пошагал дальше. Однако вскоре Тиннарис внезапно свернул в сторону от тропы и раздражённо сообщил:

— А мальчишка боевой! Пробовал бежать! Его опять высекли!

— Думаю, не только высекли, — одними губами отметил бывший земледелец из Тову и чуть громче уточнил: — Он не бежать думал, а покончить с собой. Фермерские плавать не умеют. А там обрыв и камни… Слышно отсюда хорошо. Туда и кинулся.

Беловолосый Крушитель прислушался и кивнул. Вода шумно бурлит, преодолевая пороги.

— А почему третьего не трогают? — неловко озвучил своё любопытство, показавшееся неуместным, Раст.

— Скорее всего, он в некотором оцепенении от увиденного. Не привлекает излишнего внимания. И клейма нет, — задумчиво предположил герцог. И они снова шли, не сводя взора с чащи, постепенно раскрывающей им тайну страшного похода преследуемых. Солнце уже клонится к ветвям, окрашивая пространство в бронзу. Дневные звуки постепенно начинают стихать. Редкие облака зарумянились от волнения перед открывающимся им сверху видом на людские страсти, кроны растворились в тенях, превратившись в сгустки сумрака. Пробуждаются ночные насекомые, покрывшие некоторые кусты гирляндами огоньков. Вторя им, в вышине отзываются звёзды, разукрашивающие весь полог небосвода яркими огнями. Но цель похода не позволяет расслабиться, любуясь зрелищем, и остановиться. А вскоре мирные шёпоты ночи прорезал внезапный истошный крик. Оказывается, осталось недалеко. Приходится бороться с желанием сорваться в бег, стремясь приблизиться к отчаянно страдающему существу. Но надо остаться невидимыми и неслышными. Теперь почти совсем не общаются, остерегаясь привлечь неуместное внимание. И вот… Сквозь ветви деревьев заблестел свет. Долетают отзвуки речи, чему способствует замерший воздух. Практически превратившись в ночных духов, человеческие воины крадутся к опушке небольшой поляны. На самом краю освещённого круга лежат двое связанных. Один подозрительно неподвижен, а второй сидит и смотрит в направлении костра, будто завороженный. В нём без труда угадывается крестьянин: жилистый мужчина немногим старше двадцати никак не походит на несколько округлых представителей стада. Судя по облику, его охватил спасительный в его положении ступор, вызванный чудовищностью наблюдаемых в течение всего дня событий. И тут Ланакэн заметил третьего.

— Не слишком ли жесток ты с ним, Дарриал? — несмело озвучил свою неприязнь к происходящему молодой кандидат, однако старший товарищ лишь зло усмехнулся.

— Нет. Моего отца убили такие же существа. С чего мне жалеть вонючих животных? Лижи, давай, ничтожество! Что, самому мне, что ли, кнут оттирать от твоей крови? В другой раз будешь расторопнее!

Юноша лет семнадцати мелко трясся от ужаса, покорно вылизывая плетёную кожу, которая изорвала его спину. На почти мальчишеских чертах нет никакого выражения. Что-то отсутствующее и опустошённое. Будто бы в сей оболочке и не осталось уже мыслей, погасших под давлением муки.

— Ты так долго возиться будешь. Пошли к роднику. Помоешь. Не забудь котелок прихватить — у хозяев чай уже закончился, а ты не спешишь новый заварить? Может, ещё добавить для расторопности? — григстанин с холодным весельем заглянул в дёрнувшееся лицо невольника. Человек бросился к огню, схватил стоящий рядом котелок и юркнул за своим повелителем.

Тални подавленно спросил:

— Почему мы не набросимся на них?

— Потому, что они могут прикрыться мальчишкой. Раньше или позже, они отпустят его к остальным. Тогда легче будет вызволить их всех живыми! — с досадой пробормотал ответ руководитель их вылазки. Судя по полному душевных метаний взгляду, Кама пытается решить: захотел ли бы он сам выжить после эдакого унижения. К определённому выводу прийти не смог. Однако всё-таки покорился старшему соратнику. Так они ждали, пока несчастный пленник не отправился к своим друзьям по несчастью. Еды или воды ему никто и не подумал предложить. А боязнь новой боли не позволила самому сделать даже глоток, когда оттирал орудие пытки своего новоиспечённого владельца в прохладных струях родника. Сил осталось неимоверно мало — не одолел дорогу. Споткнулся и упал в траву. Тяжело сел и вдруг разразился абсолютно противоестественным смехом. Тални заметно задрожал от увиденного.

Младший фермерский, шатаясь, подошёл к остальным пленным и глянул на затихшего в полубессознательном состоянии старшего спутника. Озвучивать горькие выводы по его состоянию не стал: шагавший вместе с ними крестьянин не слишком хорошо умеет оказывать первую помощь, а григстанам всё равно — выживет или нет покалеченный ими пленный. В отличие от рождённого на воле собрата, юноша совершенно не испытывает неловкости по поводу своей наготы — на фермах одежду выдавали редко, когда был риск простудиться. Здесь же всю ткань отобрали вместе с оружием. А вот от боли тело бьёт озноб, поэтому его сотрясает мелкая дрожь, которую никак не унять. Сел рядом с селянином, стеклянным взглядом пялясь в пространство перед собой. Помолчал, а потом внезапно заговорил, не меняя отсутствующего выражения (вынужденный собеседник аж встрепенулся от неожиданности).

— Меня зовут Джаушу… Ты же заметил клеймо… Я фермерский… Я… Меня в тот день отобрали… И её тоже… У нас там обычно любят того, кого прикажут, а я в неё влюбился очень рано… Так как-то… Сильно… Без разрешения… Я так хотел ей понравиться! Потом я нашёл цветок и три дня его оберегал, пока он распустится… Как распустился, сорвал и принёс ей. Йирэ это понравилось! Она так обрадовалась! И тоже меня полюбила! А в тот день я радовался, что не… Что не остался… Я не смог бы жить один, понимая, что её больше нет… И я осмелился её поцеловать напоследок! Но нас освободили люди из Сопротивления. И жизнь продолжилась! Мы стали жить вместе с нею…

— Жить? Ты не женился на ней? — по привычке поразился Таис. В интонации отразилась неуместная сейчас брезгливость. Для Шанари такие отношения смотрятся крайне странно.

— Наверное, надо… Но мы не знаем ещё — как это сделать… На ферме так не делают. Тут столько всего надо выучить! — хрипло прошептал Джаушу и тяжело вздохнул. Невольный слушатель его истории смутился своей неуместной резкости. Впрочем, и сам находится в схожей ситуации: вокруг словно бы теперь совсем иной мир. Когда их схватили и поволокли истребители, их оказалось пятеро человек. Местных — двое, но старшего, которому было около сорока, начальник григстанов сразу же зарубил, посчитав лишней обузой. Знать место положения Убежища дикий не мог, а на слугу по возрасту уже не годился — слишком долгий срок жизни на воле пагубно сказывается на верности. Среди оставшихся старшим был один из воинов Сопротивления. Он держался особняком и находился в абсолютной подавленности. Впрочем, у всех царило на душе упадническое настроение. Плен ничего хорошего точно не сулит. Старший фермерский (а по клейму это стало сразу же очевидным), что-то торопливо прошептал младшему, как только предоставился шанс. Джаушу тогда страшно побледнел, мгновение поколебался, покосившись на мрачного Силкорна, а затем поспешно кивнул. Произошедшее затем стало для Таиса ночным кошмаром, внезапно ворвавшимся в реальность. Ибо, с тихо прозвучавшим: «Для Убежища!» — младший человеческий воин внезапно схватил Рантера за локти, а зачинщик, впившись пальцами левой руки в волосы собрата по несчастью, двумя короткими ударами прутика выколол глаза единственному, кто мог бы под гипнозом выдать местоположение тайного поселения. Их растащили, но дело было сделано. Ругань и вопли покалеченного вскоре сменились вымученными словами благодарности и упоминанием некоего Фриса, которому теперь появился шанс выжить. Затем остановились на небольшой привал. И григстаны попытались выбить из слепца желаемую им информацию кнутом для нгутов. Когда они завершили, изломанное тело осталось лежать в траве уже без признаков жизни. Палачи подошли к фермерским. Внушению пленники не противились, ведь совершенно не умеют ориентироваться и не смогли бы даже при наличии желания указать нужное направление. Их мучители посовещались относительно необходимого наказания. Как выяснилось, по правилам следовало лишить бывших представителей стада возможности перемещаться за успешный побег. Однако в данной ситуации это лишь помешало бы передвижению всей группы. Поэтому старшему, в назидание за недавно совершённое им преступление, отрубили правую руку. Таису приказали его перевязать. Он очень старался, но вышло плохо. И самому ещё только исполнилось двадцать три года: знать не знает, как в таких ситуациях помочь. Младшему фермерскому объявили: он годится выполнять роль слуги, а потому и понесёт соответствующее наказание. Лишившись одной фаланги мизинца, высеченный Джаушу долго трясся рядом. Уроженца Сальвала тогда вывернуло от всего увиденного. Опасался даже своих словно бы озверевших покалеченных соплеменников, не постигая смысл сотворённого ими. Путь продолжился, и сквозь заросли деревьев стали доноситься отзвуки пробивающейся через пороги реки. В одном месте стволы расступились, и глазам предстал голый утёс, обрывающийся к стремнинам с другой стороны. Именно тогда, отчаявшись дождаться какого бы то ни было благополучного исхода, Джаушу кинулся туда, решившись погибнуть в буйных водах, с которыми не умеет ладить, как и все, рождённые в неволе. Однако попытка не увенчалась успехом. Его поймали, стащили повязку, ещё укоротили палец и добавили пару ударов кнута, после чего паренёк уже жалко затих. Больше он не говорил совсем. Только тупо переставлял ноги до вечернего привала, где его заставили доставать нужные вещи и помогать в приготовлении ужина.