Я присел обратно на жесткий кожаный диван, сделав вид, что меня очень интересует содержание передовицы «Таймс», где подробно, с истинно британской основательностью, анализировался Стокгольмский мирный договор. Польша устояла, но граница теперь пройдет по линии Керзона. И тут англичане! Их министерство иностранных дел уже успело высказаться, правда, в самом общем виде. Война – плохо, мир хорошо, и – боже, храни Британию!

Интересно, через сколько месяцев Сталин попытается взять реванш? Ворошилова, бессменного военного наркома, уже сняли, в Москве грядут большие перемены. Но это уже не моя забота. Отчет я писал два дня подряд, его сейчас читают в высоких кабинетах, мне же велено сидеть тихо и ждать. То, что попросят написать заявление – к цыганке не ходи. Джозеф Кеннеди, здешний посол, что-то знает, цедит слова через губу, карьерист, спина гибкая! Не люблю ирландцев!..

Людской водоворот успокаивал, позволяя не думать ни о чем, кроме бутылки «Cameron Brig», ждущей меня в номере. Имею право! Как мог, отстрелялся, могу и отдохнуть. Здесь залетный дикси никому не интересен, никому не нужен.

– Добрый день, мистер Корд! Это я попросила вас спуститься.

Нет, все-таки нужен. Но почему она говорит по-английски? Диссонанс!

– Ах, Перпиньян, Перпиньян! – вздохнул я, вставая. – Здравствуйте, Люсин!

Памятный синяк на ее лице почти сошел, но след, несмотря на пудру, еще можно заметить. В остальном же, и не узнать. Девушка на миллион: светлый брючный костюм явно не из магазина, рубиновое колье, колечко на пальце стоимостью, как мое годовое жалование, изысканная сумочка как раз под маленький пистолет.

В глазах – еле заметная смешинка. Удивила?

– Здесь говорить не будем, – решил я. – Можно в ресторан, можно.

– В ресторан, – перебила она. – В ваш номер еще рано, труп не подвезли.

Перпиньян! Перпиньян!

Я люблю твои красные крыши.

Меню она даже не стала смотреть.

– Не люблю здешнюю кухню. Коньяк, кстати, тоже. Давайте изучим винную карту, вдруг попадется что-нибудь приличное?

– А есть за что пить? – удивился я. – Разве что за нашу совершенно случайную встречу.

Кажется, она тянула время, иначе бы не обсуждала вопрос с сомелье битых полчаса. За это время в мой номер наверняка успели перебазировать целый морг. Я терпеливо ждал, прихлебывая кофе. Наконец, на столе появилась бутыль темного стекла, покрытая густым слоем пыли.

– Можем пока не открывать, – улыбнулась она. – Лучше увезите с собой в Штаты – и хвастайтесь перед знатоками. «Chateau d'Yquem» от виноградной лозы винтажа 1787 года. Считайте это подарком, а заодно извинением.

Я не без опаски поглядел на пыльную скляницу.

– Передо мной – не за что, Люсин. Ваши песни до сих пор вспоминаю. К тому же мы с вами даже не успели поссориться. Приберегите свои извинения для бедняги Ковальски.

Если случится чудо и ему поможет Черная Богородица Ченстоховская.

– Ковальски – редкий хам, – поморщилась она. – У него изо рта пахнет. Вот уж кого не жалко!.. Извинения приношу не за себя, мистер Корд. Я здесь по поручению барона Симона Леритье де Шезеля. Самое время урегулировать наши разногласия.

Я отставил чашку в сторону и еле удержался, чтобы не врезать винтажем 1787 года о скатерть.

– Разногласия – это убийство граждан США? За такое, Люсин, принято платить не вином, а кровью. Передайте барону, что он не с теми связался.

Она взглянула удивленно.

– И это говорит сотрудник Государственного департамента? Вы привыкли всюду высаживать свою морскую пехоту, так привыкайте и к потерям! Но сейчас обстоятельства изменились, наша вражда потеряла всякий смысл.

Я достал из кармана свернутую «Таймс» и положил на стол передовицей вверх.

– Это?

Люсин, вздохнув, поглядела на меня, словно на ученика воскресной школы, не выучившего первую страницу Катехизиса.

– Верхушка айсберга, мистер Корд.

Я прикинул, кем она приходится барону. То, что не секретарша и не случайная подружка, ясно. Родственница? Плохо, плохо не иметь приличной разведки! Куда «Ковбои» смотрели?

– Завтра Гитлер прибудет в Данциг, мистер Корд, и об этом напишут в газетах. А вот о том, что добро на аннексию Рейх получил от англичан, промолчат. Прежней Европы больше нет. Гитлеру незачем воевать с Британией, он просто поделит вместе с ней континент. И мою Францию тоже! Сейчас в Берлине готовят операцию «Мессершмитт». Уверена, вы об этом еще не знаете.

– Поделитесь?

– Может быть, но не здесь и не сейчас. Я очень дорогая девушка, мистер Корд. А пока подумайте о другом. Скоро вы останетесь без работы. Не хотите перейти на службу к новому боссу?

Возле кованных чугунных ворот Антек остановился. Зеркала не было, и он попытался представить, кого сейчас увидит скучающий у отрытой калитки лондонский «бобби». Костюм на нем, бывшем пассажире парохода «Познань», вполне приличный, кепка модная, рубашка свежая. Только ботинки прежние, горные. Жалко расставаться!

В кармане пиджака – справка с фотографией. Снимок свежий, его собственный, а вот уже заполненный бланк с подписями и печатями посольский чиновник достал из сейфа. Ждать не пришлось, зато фамилия такая, что не сразу и запомнишь. Взял, кстати, по-божески, вероятно, на радостях по случаю великой победы над вековечным врагом. Во всяком случае, именно так пишут польские газеты.

А вот без языка – плохо. Разговорник в кармане, но разве он для подобного случая? Генеральное консульство Тауреда – не уличный магазин.

– Hello!.. I want to see. Someone who speaks… Polish or German.[61]

«Бобби» с сомнением поглядел на разговорник, но почему-то не удивился. Наверняка не все здешние гости знают английский.

– Wait here, sir![62]

Если пропустит, кого позвать? Проситься к Веронике Оршич – это уже наглость, а больше по имени он никого не знает. Разве что «Колья». Николас!

Шеф-пилот взглянул без всякой симпатии.

– Если пришел за пулей, Земоловский, то с местом не угадал. Пристрелил бы прямо тут, так неприятностей не оберешься. И в плен на возьму, не нужен ты мне.

Ждать пришлось долго, больше часа. Все это время Антек просидел в большом, украшенном тяжелыми колоннами холле. Прямо перед ним на стене красовался выложенный из цветных камней герб – щит, рассеченный на четыре части на золотом фоне. Бывший гимназист честно пытался угадать, что изображено на каждой из них, но так до конца и не понял. Слева вверху – шапка на красном фоне, справа внизу – какие-то зверушки, а остальные части просто в желто-красных полосах. Мудреная она наука, геральдика!

Портрета серениты он нигде не увидел, что почему-то огорчило.

Николас, он же Колья, на этот раз прибыл при полном параде. Дорогой серый костюм, фетровая шляпа, галстук с заколкой, запонки с камнями. А еще неведомый орден – крест темного металла при красной колодке с маленькой короной. Антек вспомнил об обещанном ему «Virtuti Militari» и на миг пожалел, что не сподобился получить. Глядишь, и задавался бы меньше господин шеф-пилот!

Пуля – пулей, а прощаться с ним неприветливый Николас не спешил. Провел на второй этаж, открыл дверь кабинета.

– Заходи!

Затем кивнул на стул, сам же присел возле письменного стола, причем не за ним, а сбоку. Подождал немного, словно с мыслями собираясь, потом решительно кивнул.

– Значит, так! Если ты от американцев, передай им, что мы на контакты согласны, но только после урегулирования некоторых вопросов. С одним ты уже знаком, Земоловский. Штаты должны выбрать – или мы, или Клеменция.

Антек едва не возгордился. Вот за кого его приняли, за гонца от самого Дядюшки Сэма! Не шутит княжество Тауред, Америке ультиматумы предъявляет!

– Я не по этой части, шеф-пилот. Пришел кое-что обменять.