Виноват, конечно, колобок, ну, и я отчасти. Два предыдущих этажа оказались пусты и неинтересны, но вот на третьем, по его предположению, должен быть узел связи. Сюрпризы, однако, начались сразу у входа – карточки-ключи оказались на месте, пусть и не все. Поначалу это обрадовало, но потом я рассудил, что такой подарок – неспроста. Вокруг было по-прежнему пусто и мы, убедившись, что ближайшие двери закрыты, поспешили в самый конец коридора. Профессор не ошибся, нашлась и дверь со странной надписью, и сам узел связи. Увы, над ним кто-то уже крепко поработал. Оценив масштабы погрома, я бегло просмотрел полуобгоревшие бумаги и утешился уверениями профессора, что этот узел не единственный и даже не главный. Правда, тот наверняка спрятан, и найти его без помощи местных мудрено.

Мы вышли в коридор, а тут и местные объявились. Парень, одетый в синюю пижаму, стоял шагах в тридцати. С первого взгляда он не казался опасным, совсем юнец, хотя и с кобурой на ремне. Но в таких стенах опасны все, и я порадовался, что моя кобура расстегнута.

– Ваш? – повернулся я к колобку.

Тот ответил не сразу, прищурился близоруко, руками развел.

– Не узнаю. Здесь есть и местный персонал, как раз из ваших. Кричал он, кстати, по-польски.

Я мысленно ругнулся, некстати вспомнив сержанта Ковальски. Объясняйся теперь на пальцах! К счастью, парень сам решил языковой вопрос.

– Господа, не стреляйте! Перемирие!..

По-немецки! Я облегченно выдохнул. Длинное, словно гусеница, слово «Waffenstillstand» мне чрезвычайно понравилось. Но я слишком не обольщался. В любой миг из дверей могут выбежать парни с «томми-ганами», о которых я уже неоднократно вспоминал. Однако выбирать не из чего.

– Идите сюда, майн герр! – крикнул я, на всякий случай помахав в воздухе рукой, словно полярник на льдине, увидевший самолет. – Перемирие – хорошо. Мир, дружба, шнапс!

– За кого он тебя примет, Норби? – негромко рассмеялась Фогель.

Я дернул щекой.

– За глупого американца. Пусть смотрит на меня, а если потянется к кобуре – вали полиглота на месте.

– Посередине! – крикнул полиглот.

Я отсчитал двери. Между нами и гостем их шесть.

– Профессор – на месте. Фогель – пошли.

Первая дверь, вторая. Когда мы остановились, между нами и гостем оставалось ровно пять шагов.

– Добрый день, дамы и господа. Шнапса на объекте, к сожалению, нет. Есть спирт, но начинать с него я бы не стал.

Вблизи он не понравился мне совершенно. Лет восемнадцати, не низок, не высок, плечами не вышел, но взгляд. Будь это где-нибудь в джунглях, я бы уже выхватил пистолет. Так смотрят. Нет, не на покойников, но где-то близко. Словно мы все под пулеметным прицелом.

– Я – Антек. Так и называйте без всяких титулов и званий. Был в составе гарнизона объекта.

Я отметил про себя «был». Разжаловали?

– А сейчас здесь воюют. Вы попали как раз меж двух огней.

Я принял невозмутимый вид, словно при встрече с налоговым инспектором.

– Мы заметили. Стрелять по нам не надо, мы – граждане Соединенных Штатов Америки. Наша страна ни с кем не воюет, но своих в обиду не дает. Я – Корд, Джонас Корд.

– Анна Фогель, – негромко проговорила Мухоловка. – Антек! Может, для начала сделаем перемирие всеобщим? А потом и разберемся, стоит ли вообще воевать.

Парень ненадолго задумался.

– Все не так просто, фрау.

– Фройляйн, – подсказала она.

Антек без титулов и званий явно смутился. Кажется, парню и вправду не больше восемнадцати.

– Мне нужно кое с кем переговорить, фройляйн. Давайте встретимся через. Через три часа этажом выше. Там есть дверь с надписью «Caupona». Это столовая, можно и кофе сварить. Приходите одна.

Я хотел возмутиться (еще чего?), но Анна невозмутимо кивнула.

– Хорошо.

– Мой. Мой здешний знакомый не слишком любит гостей, – парень нехорошо усмехнулся. – Но в женщину стрелять не станет. Оставайтесь здесь, на всех прочих этажах боксы заперты. И еще. У вас есть врач? В одном из боксов – раненый, ему совсем худо. Если. Если сочтете возможным.

– Врач у нас есть, – перебила Фогель. – Сделаем все, что можно.

Мы остались на месте, а он уходил. Думал, оглянется хоть раз, но ошибся. Кажется, этому Антеку совсем не страшно.

– Ты что-нибудь понимаешь? – вздохнул я, когда синяя пижама исчезла в проходе.

– Пока нет, – невозмутимо ответила Анна. – Но скоро поймем. Ты заметил, какой он странный?

Польский майор был совсем плох. Глаза все-таки открыл, но смотрел не на нас, а куда-то в себя, стонал, кусал губы. Таких приходилось встречать в госпиталях, но обычно уже при священнике. Жак Бенар только за голову схватился, а потом велел найти таз, набрать воды и убираться в коридор.

– Курить хочется, – пожаловалась Фогель, когда мы с ней оказались вдвоем. – Боюсь! Так и кажется, что из стены выкатится металлический пожарный с шлангом наперевес.

Я представил картину и порадовался, что уговорил себя расстаться с никотином еще в четырнадцать. Механического уборщика мы уже успели увидеть в разгромленном узле связи. Хорошо, что профессор успел предупредить.

– Дело, думаю, было так. Здешний шеф договорился с бароном Леритье де Шезелем. Именно отсюда тряхнули Польшу и остановили русское наступление. Но полякам захотелось большего, и они прислали майора.

– Наверняка не его одного, – кивнул я. – Кстати, Антек, кажется, тоже местный. А вот кто побеждает, пока неясно, во всяком случае, до «кладки» поляки не добрались, что чрезвычайно радует. Анна! Попробуй перевербовать парня. Соплякам много не надо, пообещай ему чемодан долларов и голливудскую актрису на выбор.

– Ты в самом деле думаешь, что он согласится?

Я так не думал. Обычного парня в подземный гарнизон не возьмут, наверняка фанатик, поляки все такие. Но не обещать же ему десять американских дивизий на линии фронта! Не поверит, да и нет у нас этих дивизий.

– Попытаюсь, – вздохнула Мухоловка. – Тебе с ним лучше не разговаривать, Норби, ты все-таки бизон.

Я обиделся.

Польше от нас ждать нечего. ФДР в кругу самых близких как-то сказал, что польский вопрос – всемирная головная боль уже на протяжении пяти веков. В газетах такое не напечатают, помня о поляках-избирателях, но это дела не меняет. Когда я писал в Конспекте о будущем разделе Польши между Рейхом и СССР, то все время ждал, когда меня ударят по рукам. Обошлось, более того, идею сочли весьма здравой. Мне потом объяснили, что к чему. С Германией и даже с СССР легче договариваться, их руководство, пусть в нем и сплошные людоеды, предсказуемо и адекватно. Польша – нет. Перед самым русским нападением их правительство потребовало в Лиге Наций передачи Польше португальских колоний в Африке. В будущие колонисты, если верить новостям, записалось уже больше миллиона добровольцев. После этого начинаешь верить в сказки про польских кавалеристов, рубящих с наскока русские танки. По сравнению с Мосцицким и Рыдзь-Смиглы сукин сын Сомоса – идеальный партнер. Если «Плутон-1» достанется полякам, Европу придется строить заново, предварительно разровняв бульдозером руины.

Кажется, я знаю, на чьей стороне воевать.

Из задуманного мало что получилось, хотя времени он брал с запасом. За три часа объект можно обойти несколько раз, если не сбавлять шаг. Антек так и поступил, надеясь, что встретит неуловимого господина Виммера. Не хотелось играть в испорченный телефон, если уж договариваться, то всерьез, чтобы потом неприятности не расхлебывать. Но клементиец словно сгинул. Бывший гимназист то и дело порывался воззвать к нему в полный голос, распугивая коридорную тишину, но не решился. Чем дальше, тем очевиднее становилось, что господин Виммер просто не желает с ним общаться. Возможно, решил, что все нужное и так уже сказано. Или сдача – или война до последнего.

Такой ультиматум Антеку не нравился. Клементиец своей непреклонностью весьма походил на майора Орловского. Для таких люди – просто пешки. А великая цель. Ее найти нетрудно, было бы желание пешки посбивать.