– Фогель, сюда! Скорее!.. – позвал я.

– Судьба графини де Безье неизвестна, – вещал диктор. – Представитель полиции сообщил, что нападение на замок Бедрон носит определенно криминальный характер и осуществлено, вероятно, марсельской мафией.

Новости я включил случайно – зашел в пустовавшую комнату, бывшую когда-то кабинетом, увидел радиоприемник на столе, а потом взглянул на часы.

– Не исключено, что графиня де Безье похищена с целью получения выкупа. Наглое преступление возмутило общественность. Следует отметить мужественное поведение жителей коммуны Ламотт-Бедрон, вступивших в бой с бандитами. По словам очевидцев, не менее трех нападавших убиты или ранены, их тела увезли в автомобиле сообщники.

– Храбрые у вас вилланы, – одобрительно заметил профессор Бенар, вбежавший в комнату вслед за Мухоловкой. – Точнее, не у вас, у нас. Окситания – наша земля, незаконно оккупированная территория.

Я чуть не двинул его по шее. С прошлого вечера молодящийся колобок стал мне еще менее симпатичен. Хотя, следует признать, дело свое знал. Фогель очень долго не могла заснуть, смотрела в темный потолок, комкала простыню, сжимая и разжимая кулаки. А потом в дверь постучали, и появился Жак Бенар в костюме, но уже без хризантемы. Меня выгнал, раскрыл принесенный с собой чемоданчик. Когда я через минут десять вернулся, Мухоловка уже спала.

– К другим новостям. Вчерашнее заявление премьер-министра Даладье бурно обсуждается у нас в стране и за границей. Неожиданно резкий тон по отношению к СССР свидетельствует о том, что политика Франции по отношению к Польской войне может измениться в ближайшее же время.

Я выключил радиоприемник.

– Все собрались? Перемещаемся на кухню, там уютнее. Выпьем кофе по-виллански. Кто варит?

– Я! – профессор Бенар огладил пухлый животик. – Кофе, кстати, у нас на Клеменции редкость, не приживается, хоть плачь. Выращиваем в оранжереях, и стоит он, я вам скажу. С моего прежнего жалования и чашку в месяц не выпьешь.

Этим утром Мухоловка снова стала прежней, вчерашняя слабость исчезла без следа. То ли профессорские микстуры помогли, то ли медвежонок Тедди.

– Будем есть слона по кусочкам, – предложила она. – Разделим вас, профессор, на транши и обсудим первый. Вас требуется переправить в Штаты.

Жак Бенар фыркнул.

– Сам доберусь! Не до Вашингтона, но до Исландии – точно, а там уже сяду на пароход. Не думаю, что у нашего барона есть агенты в каждой точке земного шара.

Настала пора и мне подать голос.

– На ранце прилетите? В Штатах вас сразу же и арестуют, причем, скорее всего передадут дело в ФБР. А там ребята простые, накормят соленой треской, а воды дать забудут. А потом посадят под лампу и станут допрашивать сто часов подряд без перерыва.

Профессор чуть не подавился кофе.

– У меня французский паспорт!

– Они его потеряют, – улыбнулся я. – Найдут лишь тогда, когда вы все расскажете и все подпишите. И вы станете работать за пять долларов в неделю, а если заартачитесь, то вас осудят за растление несовершеннолетних и посадят в камеру с тремя хмурыми неграми.

Я не слишком преувеличивал. Гувер от такого подарка точно не откажется.

– Ваше предложение, мсье Корд? – профессор недовольно поморщился.

– Прибываем в Штаты вместе. Гражданство США получаете в течение месяца, и заниматься вами станет Государственный департамент. Думаю, мистер Стеттиниус найдет деньги на отдельный научный проект, который вы и возглавите. Это для начала.

Колобок задумался.

– Мало! К этому добавьте личную встречу с вашим Президентом.

На этот раз мне очень захотелось пересчитать ему зубы. Так бы я и сделал, но. ФДР болен, он инвалид, даже не может встать на ноги. Дьявол, проклятый марсианин все рассчитал!

– В течение полугода, – согласился я. – Или даже раньше, если мистер Рузвельт заинтересуется. Обещаю! А за это, драгоценнейший наш профессор, вы покажете мне оба объекта, до которых добралась Структура. Прямо сейчас!

Бенар задумался, толстые пальчики принялись бегать по скатерти. Наконец, он вскинул голову.

– Один! Зато самый перспективный. На другом, увы, барон Леритье де Шезель уже успел поставить свою охрану. Но вы не разочаруетесь.

– Слова, слова! – негромко отреагировала Фогель.

Профессор улыбнулся.

– Как Польшу недавно тряхнуло, а? В ваших газетах снова вспомнили о параболоидах, которые вы, кстати, сами и выдумали несколько лет назад. Естественно, параболоиды в шахтах – чушь, но я покажу вам аппарат UGB-3 и свожу в. Insecta. Как это лучше перевести?

Мы с Фогель переглянулись.

– Какие-то насекомые? – предположила она.

Жак Бенар покачал головой.

– И насекомые тоже, но слово обозначает еще и кладку яиц или просто кладку. Insecta – подземное хранилище зарядов, один из них как раз использовали, чтобы остановить русское наступление. Аппарат отвозит их на место и, так сказать, откладывает. Как там все устроено, даже не представляю, но вы сможете взглянуть и оценить.

Я задумался. Соблазн, конечно, велик.

– Об этом оружии знает французское правительство?

Профессор дернул пухлыми плечами.

– Естественно. Но без подробностей, барон торгуется и просит за доступ к объекту значительно больше, чем прошу я. Если они договорятся, Париж сможет разговаривать с Берлином совсем иначе. И с Москвой. И, между прочим, с Вашингтоном.

Я шлепнул ладонью по скатерти.

– Брэк! Мне нужно подумать. Фогель, забирай уважаемого профессора и сыграй с ним в карты.

Жак Бенар улыбнулся.

– В шахматы. Карты на Клеменции строго запрещены, мсье Корд. Дьявольский соблазн!

Я уже знал, что соглашусь.

Немцы уже строят циклотроны и скоро получат очищенный уран. А у нас пока только разговоры, причем умники из университетов поделились ровно на две половины, словно на матче по бейсболу. Команда «Надо» против команды «Чушь». Не так давно к Стеттиниусу обратились два эмигранта, Лео Силард и Юджин Вигнер, они-то и рассказали про германскую ядерную программу. Фогель тоже ее нащупала, молодец она, Мухоловка! Но наши все равно сомневаются, слишком дорого и накладно. Стеттиниус посоветовал Силарду и Вагнеру составить письмо на имя Президента, причем не от себя, а от кого-то более известного публике, хоть от Альберта Эйнштейна. Те обещали, но пока напишут, пока уговорят Альберта, пока ФДР будет думать.

А у поганца Адди, не ефрейтора, а барона, такое оружие уже есть! Пусть не ядерное, но ничуть не слабее. Если даже французское правительство пожадничает, он наведет порядок в Европе сам. Неизвестно, что хуже.

Дьявольский соблазн!

– Норби! Дай мне еще десять минут. Я у него уже почти выиграла! Испанская партия!..

– Бенар тебе поддается, не обольщайся. Умный он, колобок. Придется нам рискнуть еще раз, двоим в Вашингтоне, может, и поверят. Надо купить хороший фотоаппарат и.

– Колобок – он умный, мы его едва ли обыграем, но рискнуть согласна. Значит, ты меня уже не считаешь предателем и убийцей бедной мисс Виктории?

– Ты меня устраиваешь такая, как ты есть, Анна.

– Хорошо. Если хочешь, называй по имени.

Ему приснилось давно забытое ощущение счастья. Поздний зимний вечер, теплый огонь фонарей, хрустящий под ногами снег. Двое идут по улице, рука в руке, румянец на щеках девушки, ее отороченная светлым мехом шубка, букет цветов – и пистолет под модным, недавно купленным пальто у парня. Сразу не заметить, но от опытного глаза не укрыться.

В тот вечер он твердо решил – не стрелять.

Голоса – давним, еле различимым эхом. Ее еще можно понять, а вот его уже не услышать. Вместо слов – шелест, словно снежинки бьются о железо.

– Зачем ты появился, Антон? До тебя – и без тебя! – все было просто и понятно. Ты. Ты же прекрасно понимаешь, что вместе нам никогда не быть, зачем мучить друг друга? Отец уже что-то подозревает, а я не хочу его волновать. Скоро война, он даже ночует в штабе.