— Хорошо. Я постелю тебе на диване.
Соскользнув с подоконника, я заторопился к комоду, где у меня хранилось чистое постельное белье. И похвалил себя за предусмотрительность: когда я только въехал, здесь была одна кровать, и я решил приобрести диван на тот случай, если вдруг кто-то из гостей когда-нибудь останется ночевать. И сейчас я гордился своей предусмотрительностью. Наличие дивана избавляло нас от необходимости ложиться вместе в постель — не знаю, как бы я вынес подобное испытание, особенно после всего того, что на меня свалилось сегодня.
Подумать только, сам Дензил Лонг предложил мне встречаться. И я отказался, ни секунды не раздумывая. Останавливая свое воображение в миллиметре от черты, за которой начинались фантазии на тему, каково это — свободно к нему прикасаться.
— Кстати, — подал голос Дензил спустя короткое время, растянувшись в полный рост на диване и закинув руки за голову. — Я видел тебя в рекламе парфюма. Отлично получилось.
— Спасибо, — неловко отозвался я с кровати, отгоняя от себя непрошенные воспоминания о последовавшей после съемок встрече. И удивленный прозвучавшим комплиментом. Предыдущие его слова о моих достоинствах, которые он перечислил, отвечая на вопрос, я не воспринимал серьезно. — А почему тебя никогда не видно в рекламе?
В тишине раздалось отчетливое фырканье.
— Моя мать модель, она с детства таскала меня по всевозможным конкурсам и соревнованиям. Наверное, из-за этого я терпеть не могу модельный бизнес, как и все, что с ним связано. Хоть он и пересекается с кино. К тому же, переход от модельной деятельности к актерской не такая уж редкость.
Я перевернулся на другой бок и, зарывшись рукой в одеяло, подтянул его себе под щеку. Теплое прикосновение гладкой ткани успокаивало, навевая приятную сонливость. Рассеянный свет фонарей с улицы немного разбавлял густую темноту в комнате, обволакивающую размытые очертания предметов.
— Никогда бы не подумал, что ты один из тех детей, кого мучают матери с целью воплотить через них свои нереализованные амбиции в жизнь.
— Я бы не сказал, что у нее остались нереализованные амбиции. Скорее, она из тех людей, которым всегда и всего мало. Но не будем о грустном на ночь.
— Как скажешь, — легко согласился я, закрывая глаза и изо всех сил желая как можно быстрее провалиться в сон.
В итоге я промучился около часа, но не рискнул пробовать возобновить разговор, тем более что со стороны дивана не слышалось ни звука. Потом в какой-то момент мне все-таки удалось уснуть. Два мира незаметно наложились друг на друга, смешиваясь полупрозрачными разводами, какие бывают, когда опускаешь запачканную краской кисточку в воду. Вращательное движение создает маленькую воронку, попадая в которую, цветные кляксы растворяются, превращаясь в дождливую погоду.
В начале мне снились обрывки из прошлого. Перевернутые наизнанку, они превращались в комочки липкого пластилина, которые сперва складывались в узнаваемые образы, а потом опять распадались, путались между собой, часть их терялась, а вместе с ней и прежний смысл. Но все это резко перестало иметь значение, когда что-то невесомо провело по щеке вниз, задело подбородок. Легкое колебание воздуха коснулось лица, приятно щекоча кожу теплом.
Что-то неуловимо знакомое пряталось за этими действиями, какое-то смутное воспоминание, которое все никак не желало переступать границу памяти. По шее протянулась дорожка из влажных следов-покусываний, и принявшие форму смелые пальцы пробрались под футболку, где пробежались по боку и животу, вызывая мурашки. Когда к спине прижалось что-то теплое и твердое, моя рука сама потянулась вверх. Я завел ее назад, испытывая потребность зарыться в мягкие волосы, потянуть за пряди, но на половине пути замер, будто даже во сне мой мозг запрещал телу действовать против его воли.
— Не пытайся меня остановить… — ухо опалил горячий шепот, царапая слух хриплыми нотками, но в нем не слышалась угроза. Скорее, обещание. Ему хотелось подчиниться.
Под закрытыми веками промелькнули смутные тени то ли выдуманных образов, то ли воспоминаний. В сознание пробралась мысль, что я снимаюсь в странном фильме, где нужно воспроизвести постельную сцену, но что-то смущает, не дает себя отпустить, чтобы свободно отыграть эту роль. Я не заметил, как оказался на спине, поняв это только тогда, когда мне вдруг стало жарко и холодно одновременно: жарко от накрывшего сверху живого одеяла, и холодно спине, вжимающейся в сбитые простыни, как будто я лежу на снегу. Перестало хватать дыхания, но я не пытался освободиться — мне было приятно от навалившейся тяжести, хоть и непривычно.
Внутри головы сделалось пусто, но что-то не давало покоя, пытаясь пробиться через мутную завесу сна. Если бы не уверенные движения, не плотное трение соприкасающихся внизу тел, то я сумел бы вспомнить: кто я, где я и что мне нужно делать. Но чужие действия оказались слишком настойчивы — это здорово отвлекало. И вместе с тем раздражало: я не привык к такому напору. И не знал, чего мне хочется больше — оттолкнуть или притянуть ближе. Между бедрами разлилось почти болезненное томление, и это было так неправильно, ужасно непрофессионально, но несмотря на все мои попытки справиться с возбуждением, оно становилось только сильнее.
Что-то такое я где-то уже видел, что-то очень похожее. В горле пустыня и теперь у меня еще одно неутолённое желание — сделать глоток воды. Я провел языком по сухим губам, не слыша ничего, кроме громкой пульсации крови в ушах. Не помню, не понимаю — в какой момент режиссер должен все остановить. И вместе с тем боюсь, что я его не услышу.
Вдруг пришедшее из ниоткуда осознание ударило разрядом тока, пробежало горячей волной по телу. И его сила, ворвавшись в мир сна, выбросила меня на поверхность. Вздрогнув, я резко открыл глаза и, оттолкнувшись от кровати, выпрямился, уставившись невидящим взглядом в серые предрассветные сумерки. Меня колотила дрожь, сердце билось как сумасшедшее, словно решив пробить в груди дыру и выбраться на свободу. По виску скользнула капля пота и, прочертив дорожку по щеке и шее, скатилась в вырез футболки.
И что это только что было? Игры подсознания, решившего не просто воспроизвести для меня новую версию того фильма с Лонгом, где меня невольно взволновала эротическая сцена между героями, но и сделать ее непосредственным участником?
Я запустил пальцы в волосы и, выдохнув, потянулся за телефоном: на электронных часах высветилось полшестого утра. Стараясь не шуметь, выбрался из постели, игнорируя тянущее чувство внизу живота и никуда не девшееся возбуждение. Общее состояние у меня было такое, словно я всю ночь работал и только пятнадцать минут назад сомкнул глаза — безнадежно разбитое, когда осколки настолько мелкие, что их не собрать. Хотелось вернуться в кровать, но я знал, что уже не смогу уснуть.
Поэтому я отправился в ванную, бросая осторожные взгляды в сторону дивана. Сегодня мне понадобился не любимый горячий душ, а прохладный, освежающий мозг и тело. Закончив со всеми утренними процедурами, я тихо притворил за спиной дверь и, сам не зная зачем, бесшумно подкрался к Дензилу. Наверное, потому, что для кофе и завтрака еще оставалось время, и мне не хотелось его будить. Так я мог подойти к нему поближе и совершенно безнаказанно рассмотреть, не вызывая ненужных вопросов. Просто для того, чтобы убедиться, что он настоящий.
Лонг лежал на спине, согнув одну ногу в колене и сложив руки на животе, и мирно спал, выглядя противозаконно милым и беззащитным. Тонкий свитер задрался, открывая светлую полоску кожи над поясом штанов. Пушистые, подрагивающие ресницы отбрасывали мягкие тени на выбеленную прозрачными утренними лучами кожу. Его лицо излучало расслабленность и покой, темные волосы разметались по подушке, вызывая желания потрогать их пальцами, чтобы узнать на ощупь.
Я закусил губу, осторожно пятясь и больше всего в этот момент боясь, что он сейчас откроет глаза и застанет меня за столь ненормальным занятием, как разглядывание его во сне. Забравшись на смятую кровать, я подсунул под спину подушку и, скрестив ноги, обнял их руками. В такие минуты, когда солнце еще только появляется над горизонтом, постепенно наполняя замерший мир светом, очень трудно избежать откровения с самим собой: мне приходилось признать, что Дензил оказался прав, разглядев во мне то, что пряталось в глубине — меня тянуло к нему.
