Глядя в расфокусированные темно-карие глаза, в которые быстро возвращалось осмысленное выражение, я нащупал за спиной ручку и толкнул дверь. Очутившись внутри, поспешно пересек прихожую, переходящую в просторную гостиную с самой лучшей панорамой города и залива, которую мне когда-либо доводилось наблюдать. Но дыхание у меня перехватило не от нее, а от вида темноволосой незнакомки в белом махровом халате, по-хозяйски расположившейся на диване с бокалом виски в руках. И одного взгляда на ее ухоженное лицо хватило, чтобы понять — она слышала каждое слово.

Женщина добродушно усмехнулась, разглядывая меня с неприкрытым интересом. Потом перевела взгляд за мою спину и иронично произнесла:

— Зря ты сказал про расставание — это ничего не решит. Он не тот, кто будет за тобой бегать. Пора меняться, Ден, — и обратилась уже ко мне, приветливо улыбаясь: — я смотрю, вы тоже оказались не готовы к дождю.

Я сглотнул пересохшим горлом. Сердце, бешено стучавшее в груди, медленно, но верно возвращалось к привычному ритму. При ближайшем рассмотрении сходство гостьи с Дензилом становилось очевидным.

— Добрый вечер, миссис Уайт, — я сдержанно поздоровался с матерью Дензила, — извините, что помешал.

— О, нисколько, — она изящно взмахнула свободной рукой, с легкостью переходя на «ты»: — присоединишься?

— Нет, спасибо. Мне уже пора.

Я резко развернулся и направился к выходу, по пути едва не столкнувшись с Дензилом плечами.

— Стой! — отрывисто бросил он, но я молча прошел мимо.

Продолжая механически двигаться, я добрался до лифта. Скользнул рукой по кнопке вызова и, зайдя в кабину, вцепился пальцами в поручень у дальней стены, дожидаясь, пока закроются двери. В груди бурлило и жгло, горло онемело и было тяжело дышать. Но, когда лифт так и остался стоять на месте, мне пришлось повернуться, предварительно спрятав эмоции под маской равнодушия.

— Жаль, что ты так ничего и не понял, — невозмутимо протянул Дензил, стоя в проеме.

Его руки не давали дверям закрыться, а мне — сделать вдох. Вселенская несправедливость.

— Это уже не твоя забота, — грубо ответил я, привалившись спиной к зеркальной стене.

Глаза Дензила вспыхнули, но он промолчал, будто что-то обдумывая. Его взгляд не отпускал и не давал мне отвести свой, затягивая в уже знакомую ловушку, однако я не собирался попадать в нее снова.

— Давай начнем сначала, — наконец сказал он.

Я покачал головой.

— Нет. С меня хватит твоих манипуляций.

Пальцы Дензила побелели.

— Ты пожалеешь, — холодно пообещал он напоследок, прежде чем убрать руки.

— Повторяешься, — процедил я, вспомнив нашу первую встречу и ровно те же два слова, брошенные мне Дензилом перед началом общего собрания после пресс-конференции.

Я не был уверен, что он меня услышал, но это уже не имело значения.

Когда двери лифта сомкнулись, я закрыл глаза и изо всех сжал пальцы, запрещая себе расклеиваться.

На улице по-прежнему шел дождь, но, к счастью, уже не такой сильный. Он как будто выдохся и теперь просто мелко моросил, завершая длинный день тихими и жалобными аккордами.

Я мрачно усмехнулся, испытывая облегчение, что можно не прятать слезы, позволить им свободно сбегать по щекам, щекотать нос, скатываться с подбородка и шеи, заглушая воспоминания о последнем поцелуе, так похожем на первый. И это необъяснимым образом успокаивало. Все закончилось, оставив чувство разбитости, как после беспокойного сна, и привкус соли на губах. Не сдерживаясь, я зло провел по ним рукавом, стараясь избавиться и от него.

Продолжая действовать на инстинктах, я отключил сигнализацию и, забравшись в машину, уставился перед собой пустым взглядом. А потом беспомощно ударил ладонями по рулю, возвращая себе способность чувствовать, а вместе с ней и болезненное осознание случившегося. Дензил был прав: я ничего не понял, кроме одного — я самый настоящий дурак.

Утро началось для меня с раскалывающейся головы и боли в горле. Как следует прогрев его горячим кофе, я выпил сразу несколько таблеток и принялся собираться, поборов соблазн позвонить и, сказавшись больным, выпросить себе на сегодня выходной. Возможно, я так бы и сделал, если бы вчера не отпросился уйти пораньше. Или нет. Но одно я знал точно: если я продолжу и дальше ставить свои личные интересы превыше работы, то в скором времени меня с легкостью заменят на какого-нибудь другого актера. Как минимум, более дисциплинированного.

Почему одна неприятность всегда тянет за собой и другие?

Покопавшись в ящике стола, я отыскал тюбик тонального крема, приобретенный несколько лет назад, когда я впервые в жизни столкнулся с такой проблемой, как простуда на губе. Тогда он сильно мне помог. Какой я молодец, что не выбросил столь полезную вещь. После непродолжительных неловких манипуляций, досадные недостатки в виде ранки на губе и синяка на скуле перестали бросаться в глаза.

Перед тем, как выйти из дома, я заставил себя позвонить вчерашней журналистке, чья визитка так и осталась у меня, чтобы разрушить ее надежды на эксклюзивное интервью. Может быть, и не стоило этого делать. В конце концов, все, что было связано с Дензилом, меня больше не касалось. Но я чувствовал себя обязанным быть с ней честным. Наверное, потому что сам хотел того же от других. Пускай не от всех, а от одного конкретного человека, который за короткое время стал для меня по-настоящему важным. Тем больнее было осознавать свою ошибку: сам того не замечая, я позволил себе влюбиться в того, кто не был способен на ответные чувства.

Сколько бы я не задавался вопросом, почему все так глупо получилось, мне так и не удалось найти логичный ответ. Вроде бы серьезной причины для расставания не было, если не считать одержимость Дензила все усложнять. Как еще объяснить, почему он вместо того, чтобы сразу пригласить войти и познакомить со своей мамой, принялся выстраивать вокруг меня обвинительную речь, чтобы в результате предложить поставить точку в наших едва успевших начаться отношениях? Если же им, помимо выпитого алкоголя, руководило обыкновенное желание вступить в бесполезный спор, дабы потешить задетое самолюбие, то тут он перестарался.

В конце концов, я принял решение выдержать нейтральную паузу и притвориться, что мне все равно. Вот только давление в груди не ослабевало, совсем наоборот: в левой части без перерыва на отдых тянуло и крутило, как будто внутри поселился клубок из нервов, который безостановочно увеличивался в размерах. Поэтому перед тем, как войти в комнату отдыха, я, как какой-то параноик, провел около минуты под дверью, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и справиться с дрожью в пальцах. Потом уже, когда выяснилось, что Дензила там нет, такое поведение показалось мне до смешного абсурдным. Но я знал, что все повторится вновь — такова моя реальность на ближайшие дни и недели, если ничего не изменится.

Моим вторым скромным поводом для радости стало то, что в помещении оказалось довольно оживленно. Помимо уже знакомых лиц, мне встретилось и много новых. И все казались чем-то занятыми. Поэтому я мог не бояться привлечь к себе ненужное внимание, особенно со стороны тех, с кем мы регулярно общались. И кто был способен заметить мое внутреннее состояние, которое, при всем старании, так или иначе прорывалось наружу в мелочах: в слишком выверенных движениях, старательной улыбке и потухшем взгляде.

Проходя мимо самой большой и шумной компании, занявшей ближайшие к выходу диваны, я со всеми поздоровался и кивнул Николасу: он сидел, гордо приобняв Николь за плечи. Удивительно, но Джесс рядом с подругой не оказалось, поэтому наш разговор откладывался на неопределенное время. Можно было его ускорить, спросив Николь о Джесс, но я решил, что мой вопрос вполне может подождать, ведь ответ на него ничего не менял. Виновата Джесс или нет, но вся информация уже в СМИ, в чем я сам убедился, сразу после пробуждения проверив пару новостных порталов. И с чего я вообще взял, что она скажет мне правду?