Всё движется, но, вместе с тем, как бы стоит на месте,
Мы открываем рот – слова нам тут же изменяют.
Это сознание и есть Будда
Дамэй спросил Ма-цзу: «Что в мире Будда есть такое»?
Ма-цзу ответил: «Будда ведь и есть это сознанье».
Умэнь сказал: «Имеет представление какое
Из нас кто-либо, у того – такое же и знанье».
Тот, кто поймёт эти слова, носить будет одежду,
Есть пищу, говорить слова Будды, как рассужденья,
Деянья совершать; что он – Будда – иметь надежду,
Но всё же Дамэй ввёл вопросом многих в заблужденье.
Воистину, кто к истине идёт, тот будет слушать,
Три дня полощет рот имя Будды произносящий,
«Будда и есть сознанье» – когда скажет говорящий,
Он тут же убегает, затыкая свои уши.
Чжачжоу испытывает женщину
Монах спросил у женщины, как до горы добраться
Утайшань, та ему: «Идите прямо», – так сказала.
Когда пошёл он, она тут же его задержала,
Сказав: «Пошли вы не туда, там можно затеряться».
Чжачжоу рассказал монах то, что с ним случилось,
Решил он испытать ту, к ней с вопросом обратившись,
– «Идите прямо!». – то же самое с ним получилось.
– «Я раскусил ту женщину», – сказал он, возвратившись.
Умэнь заметил: «Женщина жить в крепости привыкла,
Чжачжоу ж башню для тарана возвести старался,
Логически и он плохим стратегом оказался,
Ведь в то, что он хотел узнать, она же не проникла.
У двух воюющих сторон всё ж недостатки были.
Вопрос обыкновенный был, ответ и был такой же,
Как в рисе горсть песка, где камешки в зерне застыли,
Как палка, что торчит в грязи: смысл связи – никакой же.
Неверующий спрашивает Будду
Просить Будду философ стал, не знавший его веры:
– «Поведайте мне Истину, чтоб было пониманье,
Не говоря и не безмолвствуя, чтоб, для примера,
Я понял бы ученье всё». Будда сидел в молчанье.
Философ, поклонившись, молвил: «Вы, высокочтимый,
Своими состраданием, любовью и терпеньем
Развеяли все накопившиеся заблужденья,
Наставив на путь Истины, дав взгляд, необходимый»
Когда ушёл он, то Ананда Будду, всё то видев,
Спросил: «А что постиг философ»? Тот ему ответил:
– «Конь добрый вскачь пускается, от плётки тень завидев».
– «Ананда был учеником Будды, – Умэнь заметил, -
Но понимал он меньше, чем неверующий этот,
Насколько велико различие их разделяет,
Тот, кто идёт по лезвию меча, по льду ступает,
Не ищет проторённых троп, чтоб легче было где-то,
За гребни гор шагает так с пустыми он руками,
Он заново способен открывать наш мир, привычный,
Исчезнут все барьеры между Истиной и нами,
Когда взираем мы на землю взглядом, необычным.
Нет сознания, нет Будды
Один монах спросил Ма-цзу: «А Будда что такое»?
Сказал тот: «Нет сознанья – нет Будды», – слова простые,
Умэнь заметил: «Кто понять сможет слова такие,
Поймёт науку нашу тот, ведь в мире – всё простое.
Встречая фехтовальщика, дай меч ему для боя,
Поэтов нет, стих не дари, не будет пониманья,
Кого б не встретил, делись малой толикой от знаний,
И разом не выкладывай всего, храни такое.
Многознайство – не мудрость
Наньцюань сказал: «Сознанье – это не Будда, другое,
А многознайство есть не мудрость, а лишь просто знанья».
Умэнь заметил, что Наньцюань, высказав такое,
На старости лет потерял стыд, изменив сознанье.
Хулу он изрыгал и выставлял своё уродство.
Немногие же щедрость оценить его способны,
Так как его высказыванья многим неудобны,
С умом в них, гениальным, прослеживается сходство.
Когда ведь небо прояснится, солнце ярко светит,
После дождя, однако, вся земля залита влагой,
Когда откроешь чувства, то нужна ещё отвага -
Боишься, не поверят. Как и мысли многим претят.
Цинню и её душа
Наставник Уцзу задавал вопрос монахам ясно:
– «Душа Цинню жила в отдельности жизнью своею,
Какая из двух Цинню же являлась самой ею,
И кто из них двоих был более прекрасной».
Умэнь сказал: «Тот, кто поймёт, из двух Цинню какая
Есть настоящая, то он не будет сомневаться,
Что выходить из скорлупы и в неё возвращаться -
То ж самое есть, что в гостинице жить, уезжая.
Но тот, кто это не поймёт, то будет он скитаться,
Как чёлн, что без руля и без ветрил летит по морю,
Когда ж настанет смертный час, то он предастся горю.
Подобно тому крабу, что жаль с жизнью расставаться,
Который в воду угодил, кипящую, крутую,
Клешнями, лапами он шевелит, пугает грозно,
Спастись чтоб, но не может он, попав в среду такую,
Тогда об истине заговорит, но будет поздно.
Луна за облаками – та же самая, обычно,
В горах каждый ручей – сам по себе, не схож с другими,
Для всех едины радости, живёт каждый своими,
И в мире всё едино, не едино то – что лично.
Встреча с прозревшим
Наставник Уцзу говорил: «Когда вы набредёте
На человека где-нибудь в пути, иль на дороге,
Который Истину прозрел, как это вы поймёте:
В конце уже пути он или только на пороге?
К нему не сможете вы со словами обратиться,
Ответить вы ему не можете своим молчаньем,
Что делать вам? Как можете вы с ним разговориться?
И что сказать, сообразуясь с его пониманьем»?
Умэнь сказал: «Поймёте если этих слов смысл, скрытых,
Никто не помешает тому счастью, что есть с вами,
А если не поймёте смысла знаков всех, открытых,
Смотреть большими будете по сторонам глазами.
С прозревшим встретитесь, не говорите, не молчите,
Ударьте посильней его, чтоб было ему внятно,
И то, что нужно вам понять, то будет всё понятно,
Проникнувшись его умом, своим путём идите».
Кипарис во дворе
Монах спросил у Чжаочжоу, низко поклонившись:
– «Что означает Бодхидхармы с Запада прибытье?»
Ответил тот такое, в свои думы погрузившись:
– «Есть кипарис, что во дворе, он бытье иль небытие»?
Умэнь сказал: «Тот, кто его ответ поймёт, узнает,
Что Шакьямуни не было, Майтреи же не будет,
То, что сейчас случается, никто не понимает,
А что уже произошло, придумали всё люди.
Понять разнообразье мира трудно удаётся,
Всей мудрости и мысли глубины в речах не скажешь,
Кто судит по словам, тот губит себя этим даже,
А тот, привязан кто к словам, с пути всегда собьётся.
Буйвол, рвущийся из ограды
Сказал Уцзу раз: «Когда буйвол из ограды рвётся,
То голова с копытами наружу вылезают,
Не вылезает хвост. И как ему так удаётся
Всегда вперёд быть головой, – того никто не знает».
Умэнь сказал: «А кто-нибудь, слова эти услышав,
Откроет Истины один глаз, одно слово скажет,
Воздать по справедливости святым всем может свыше,
И существам дорогу всем к спасению укажет.
В противном случае, на хвост смотреть свой будешь сзади,
И если выйдешь за ограду, свалишься в канаву,
В загон вернёшься, попадёшь под нож, но чего ради?!
А тонкий хвостик – всем на удивленье и по нраву!
Завравшийся монах
Один монах заговорил с Юньмэнем витиевато:
– «Сиятельная Пустота мир целый озаряет»,
Юньмэнь прервал его: «Я слышал эту мысль когда-то,
Не повторяешь ли кого-то ты, кто это знает»?
Монах же подтвердил, что произнёс слова сюцая
Чжан Чжо. Юньмэнь сказал: «Я вижу, ты совсем заврался».
