От вызова его на драку мы бы воздержались».

Кабан тут понял, что он с вызовом погорячился,

Но делать было нечего, и он спросил совета:

– «Так что мне делать»? И был удивлён друзей ответом:

– «Сходил бы ты в ашрам к аскетам, и там помолился,

А после бы в отхожее их место отправлялся,

И полежал б их яме, выгребной, при расставанье.

Затем в моче и испражненьях их бы повалялся,

И лишь тогда отправился ко льву бы на свиданье.

На ветреной встань стороне, когда со львом столкнёшься,

Чтоб запах от тебя бы на него распространился,

Лишь при таком раскладе, от него убережёшься,

Тогда б ты победил его, в живых бы сохранился».

Кабан всё сделал в точности так, как ему сказали,

Когда учуял лев зловонные те испражнения,

То в миг пропал и голод и к еде живой хотенье,

Признал своё он пораженье, как и предсказали.

Пропел стихи, смеясь, лев: «Потерпел я пораженье,

Ты оказался прав, кабан, твоя теперь победа,

Я с поля боя ухожу, оставшись без обеда,

Потом мы встретимся, когда пройдёшь ты очищенье».

Кабан домой пришёл, его сородичи встречали,

– «Я всё же победил льва»! – он сказал им с возбужденьем.

Когда ж они узнали все подробности сраженья,

Так испугались, что в другое место убежали.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Народом правил и его всем миром почитали,

То Бодхисаттва дятлом в мире вновь, лесным, родился,

Его Кхадированьем – «Лесным Жителем» назвали.

За то, что он в лесу больших акаций поселился,

И охранял их от вредителей и насекомых,

В лесах там дятел жил один, с которым подружился.

Он выделял его среди других своих знакомых.

Они встречались каждый день, и обо всём болтали,

Друг любопытен был, источником вестей всех, новых,

Кандагалакой – «Шеей луковой» его назвали,

Любил он есть червей лишь на деревьях всех, фруктовых.

Кандагалака раз во время друга посещенья

Сел на акацию, где Бодхисатва находился,

Решил извлечь червя тот из дыры на угощенье,

И древесину, твёрдую, долбя клювом, трудился.

Он вынул червяка, на пробу другу предлагая,

Тот съел его, будто пирожным вкусным насладился,

А тот искал других червей, долбить всё продолжая,

Подумал гость с высокомерьем: «Он как я родился,

Таким же дятлом, что он может, то и я умею,

Зачем червями мне, как его милостей, питаться,

Ведь я могу и сам сейчас добыть их постараться,

Неужто угоститься сам я этим всем не смею»?

И он ему сказал: «Друг дорогой, не напрягайся,

Я сам могу долбить акацию, корм добывая».

Ответил тот: «Акация крепка, ты не старайся

Долбить её, так как ведь древесина здесь другая,

Не то, что на твоих фруктовых, у тебя, деревьях,

Сломать себе здесь можно клюв, привычки не имея,

Ты – гость мой, не трудись, а то останешься без перьев,

Тебя я угощу, так как долбить её умею».

Услышав слова эти, гость, по правде, оскорбился,

Подумав: «Вижу, о себе высокого он мненья.

Совсем забыл, что тоже я-то дятлом ведь родился,

И также, как и он, долблю деревья от рожденья».

Не слушая его, он за работу тут же взялся,

Долбить акацию стал клювом, и во всю стараться,

Но от работы той его клюв на двое сломался,

Упал на землю дятел, не смог на стволе держаться.

Запел он из последних сил: «Но как это случилось?

И что за дерево из листьев и шипов такое?!

Что от удара лишь моё достоинство разбилось,

А с ним и жизнь, лишив меня здоровья и покоя».

Запел тут Бодхисаттва: «Жаль, что с жизнью ты расстался.

Уж лучше б ты всегда на своём поприще трудился,

Привык ты в жизни к мягкому, за жёсткое вдруг взялся».

Кандагалака дятел глупо жизни так лишился.

Стран Анги и Магадхи жители давно имели

Один обычай, когда границу пересекали:

В гостинице, стоявшей на границе, ночевали,

И утром путь свой продолжали дальше, встав с постели.

Перед отъездом ели мясо, рыбу с овощами,

Вино, отличное, попив, свою нужду справляли.

Лишь после этого свои повозки запрягали,

Устраивались в них и дальше ехали с друзьями.

Однажды червь, навозный, в куче испражнений живший,

Унюхал вонь, смердящую, что с места исходила

С ним рядом, он же был под куражом, вина испивши,

Что гость один пролил, когда повозка уходила.

Он нюхал эту вонь, на кучу кала поднимаясь,

Увидел рядом кем-то справленное испражненье,

Оно ещё парило, его вызвав раздраженье.

Он в бешенство пришёл весь, ещё больше распаляясь,

И закричал: «Какой позор, что на земле творится?!

Меня уже никто за личность в мире не считает,

Себе такое рядом с моим домом позволяет,

Хотел б я с наглецом, таким, на месте здесь сразиться»!

А в это время в рощу, тихую, слон удалялся,

Услышав сзади слова резкие, оборотился,

Навозный червь, его увидев, больше распалялся,

Стал говорить стихами (он настолько расхрабрился):

«Герой в противоборстве может только проявиться,

В борьбе серьёзной. Слон, на бой тебя я вызываю!

Ты убегаешь от меня, боясь со мной сразиться?

Тебя я за нахальство и за трусость презираю!

Пусть Анга и Магадха видят, кем ты оказался.

Нахала, подлеца и труса я у дома встретил».

Услышав слова эти червяка, слон не сдержался,

И подойдя к нему с большой иронией ответил:

– «Услышал я, что ты о чём-то начал возмущаться?

Убью я не клыками, хоботом или ногами,

К тебе не прикоснусь даже – что может быть меж нами?

Но я убью, дерьмо должно только с дерьмом смешаться».

Присел над ним он, опростался, звук издав протяжный,

На голову червя обрушился каскад, зловонный,

Что стало дальше с червяком – это уже не важно!

Отправился слон к тихой роще, удовлетворённый.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился

И помогал в стране своей, всем сирым и несчастным,

То Бодхисаттва в образе слона опять родился.

Когда же вырос он, то стал огромным и прекрасным.

Он вожаком был стада, за собой всех увлекая

Слонов количеством восемь десятков тысяч с лишнем,

Которые паслись в лесах предгорья Гималаев,

Деревьев было много где: слив, яблонь, груш и вишен.

В гнезде сидела перепёлка возле троп, слоновьих,

На яйцах и птенцов высиживала в это время,

Когда же вывелись птенцы, легло на неё бремя,

Родительское, чтоб спасти ей выводок сыновий.

Птенцы были малы, летать покуда не умели,

Слоны могли их раздавить, по пастбищу гуляя,

Решила перепёлка, своих деток защищая,

Просить о помощи вождя слонов об этом деле.

Когда же Бодхисаттва просьбу матери услышал,

Сказал, что защитит птенцов, никто их не обидит,

Но есть один слон-одиночка, если он увидит

Их под ногами, то раздавит, он из стада вышел.

На радостях та сразу Одиночку разыскала,

Который мимо проходил гнезда, не разбирая

Пути, ему о детках перепёлка рассказала,

Что мимо он пройдёт, их не обидит, ожидая.

Но Одиночка-слон, услышав щебет, возмутился,

Сказав: «Ты – наглая! Твоих птенцов я уничтожу,

Ты слабая, а я – силач, таким я и родился,

Как слабая всесильного просить о чём-то может» ?!

Он на птенцов ногою наступил, и те скончались,

От вида той жестокости мать горе охватило.

Так перепёлка плакала о них семь дней, печалясь,

Потом подумала и отомстить за них решила,

Сказав: «Но ничего! Тебе, слон, радоваться рано!

Пока ещё не знаешь ты о материнской мести,

Ты в силу веришь, а не в разум, я тебя достану,