Народ всегда чего-либо звериного страшится,

А испытав внутри страх, он не сможет уж сразиться».

Услышав это, людям дал приказ царь Брахмадатта,

Чтоб уши заложили жители себе бобами,

Не слышать чтобы рёва львов и страху не поддаться.

Тогда только они будут способными сражаться,

Ведь город духом защищается, а не стенами.

Опять к шакалу Бодхисаттва с речью обратился.

Сказав: «Все жители сейчас львов рёва не услышат,

В них не проникнет страх, которого народ страшился.

От этого и дух их сделался намного выше.

Тебе не победить народ, тех, кто объединился,

Неужто думаешь, запляшут львы под вашу дудку,

Что благородный дух львов с вашей подлостью сроднился,

Шакальей, можно ль сравнивать в бою орла и утку»?

От гордости и пущей злости тут шакал воскликнул:

– «Львов множество не нужно мне, и одного лишь хватит.

Того, на чьей спине сижу я, и я только кликну,

Он зарычит, и сразу страх всех жителей охватит».

– «Попробуй, – тут сказал святой – увидим, что случится».

Шакал льва в спину ногой пнул, издал тот рёв, ужасный.

Ответ других львов в войске был такой же громогласный.

От рыка не могли даже слоны не устрашиться,

Державшие львов, прыгнули, трон на землю свалился

Со львами, в ярости те на слонов этих напали,

Метаться стали те слоны, разгром в войске случился.

И в давке этой меж слонов шакала растоптали.

От рёва львов во всём том войске страх распространился,

Все звери кинулись бежать и многих задавили,

В лесах спасаясь, кое-кто в укрытьях схоронился,

И многие потом от этой давки в страхе жили.

А Бодхисаттва, разгром видя, со стены спустился,

Сказал всем, чтобы уши от бобов освободили,

За стены народ вышел и картине удивился,

Увидев, страх и паникой многих зверей убили.

Лежало много тел зверей, на мясо их пустили,

И мясом этим много дней ещё люди питались.

А звери после этого людей долго боялись,

Так вышло: чистый заговор – не каждому по силе.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Делами бедных, добродетельными, увлекался,

То Бодхисаттва в образе коня на свет родился,

Конём стал царским и на имя Синдху откликался.

Он был собой красив, с ним конюх проводил ученье,

Водил на водопой на Гангу, где он развлекался,

Ослица раз его увидела, когда купался,

В него влюбилась так, что потеряло всё значенье,

Она не ела, не пила, совсем больной казалась.

Лишь только думала о нём, как с ним бы повидаться,

Вся похудела и ходила, будто потерялась,

Не знала, как с ним встретиться, ему в любви признаться.

Её сын, молодой, не находил себе покоя,

Хотел узнать, что с ней случилось, но она молчала,

Но не смогла больше терпеть, ему всё рассказала,

Он ей сказал тогда: «Я встречу в поле вам устрою».

Когда в другой раз в Ганге Синдху, царский конь, купался,

Осёл к нему приблизился и низко поклонился,

Сказав, что долго он его фигурой любовался,

Хотел бы очень, чтобы царский конь с ним подружился.

Сказал ему: «И моя мать недавно в вас влюбилась,

Не спит, не есть, лишь думает о вас и всё худеет,

Она так может умереть, раз так всё получилось,

Прошу, спасите вы её, пока силы имеет».

Сказал конь: «Хорошо, спасти её я постараюсь.

На Гангу конюх мой на водопой меня приводит,

Меня он оставляет здесь, и долго я купаюсь.

Пусть мать твоя сюда приходит и меня находит».

Осёл привёл мать в нужный час и сам поспешно скрылся,

И конюх по дела ушёл, один там конь остался.

Когда ослицу увидал конь, к ней он устремился,

Учуяв запах её тела, сам разволновался.

Ослица тут подумала: «Я если быстро сдамся,

То непременно честь с достоинством так пострадают.

Такое поведение меня не украшает,

Я лучше сделаю вид, что ему я не отдамся».

Она ударила по челюсти ногой так сильно,

Что от удара один нижний зуб коня сломался,

Кровь сразу наземь потекла из его рта обильно

Подумал конь: «Зачем она мне»? И ретировался.

Ослица тут покаялась и на землю упала

В расстройстве, что свою любовь так потеряла глупо,

К ней подошёл её сын, когда там она лежала,

В стихах стал спрашивать, зачем так поступила тупо:

– «К тебе конь приходил, чтобы тобою насладиться,

Испытывала тоже ты подобное желанье,

Но почему ты от него решила оградиться?

Твоё ведь поведенье привело вас к расставанью».

И мать ответила ему: «Да, есть, сын, сожаленье,

Была права я, женщины ведь все так поступают,

С другим же поведением и честь свою теряют,

У женщин всех достойное должно быть поведенье.

Желанье я имела, но ему не уступила,

Честь потеряет женщина, когда она сдаётся

При первой встрече же мужчине, и честь не вернётся».

Так сыну мать о поведенье женщин объяснила.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

С благотворительною целью бедных навещая,

То Бодхисаттва в мире духом дерева родился,

И жил он в манговом лесу, деревья защищая.

Ворона как-то раз на ветке манговой сидела,

На дереве, где Бодхисатва как бог поселился,

И с удовольствием, великим, плоды манго ела,

Под деревом шакал, на неё глядя, находился.

Он думал: «Вот бы я сейчас такой же был вороной,

То так же, как она, бы вкусом манго наслаждался.

А что, если польстить ей, наделив её короной,

Как королеву, то и манго б я сполна нажрался.

Так можно приписать ей преимуществ, всяких разных.

Которых она с роду по природе не имела.

Она же не сведуща в тонкостях, разнообразных,

Глупа, от моей лести ещё больше б поглупела.

И он пропел стихи ей: «Вот прекрасная певица,

Чей голос, совершенный и прекрасный, слух ласкает,

Сидит на Манго-дереве, её мир обожает.

Так как она собой красавица и чаровница».

Ворона и шакалу тут ответила стихами:

– «Слова от человека, знатного происхожденья,

Всегда приятно слышать, здесь родство душ между нами,

За это шлю вам благородное я угощенье».

Ворона так тряхнула дерево, что полетели

На землю плоды манго, ел шакал их с обожаньем.

Бог дерева, когда они те дифирамбы пели

Друг другу, там сидел и слушал их с негодованьем.

Он тоже с возмущеньем высказал стихи такие:

– «Лжеца два предо мной обычно падаль поедают,

Друг другу льстиво лгут, к тому ж, друг друга восхваляют.

А я сижу здесь, слушаю их мерзости, лихие».

Сказав это, бог дерева пред ними проявился

В ужасном образе чудовища, те напугались,

Шакал, забыв о вкусном манго, в чаще сразу скрылся,

Ворона в страхе улетела, так они расстались.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Народом своим правил и наукой занимался,

То Бодхисаттва на свет белым зайцем вновь родился,

В лесу жил одиноко и свободой наслаждался.

Лес примыкал к горе, большой, одною стороною,

С другой же стороны река, широкая, разлилась,

Недалеко от леса там деревня находилась,

Откуда люди заходили в его лес порою.

У зайца было друга три, с кем он всегда общался:

Шакал, живущая у речки выдра, обезьяна;

Шакал жил на отшибе, в лес с горы спускался;

А обезьяна прыгала в лесу среди лианов.

Увещевал друзей своих раз заяц мудрой речью:

– «Мы для чего-то в мир пришли, свою жизнь проживая?

Не для того ли, чтоб познать цель нашу, человечью,

Которая ведёт на небо, двери открывая?

Перерождаемся людьми мы, птицами, зверями,

Но вот зачем живём? – давайте у себя мы спросим,