Начнут меняться все, проникнувшись единым мненьем,

Не станут убивать, наполнив душу состраданьем.

Тот, кто живые существа в природе убивает,

К несчастным жалости и состраданья не имея,

Лишь скорби множит средь живущих, боль мученья сея,

Себя сам разрушает, и в конце он погибает».

Как только Бодхисаттва рассказал всем о наличье

Причин в природе Кармы устрашающего ада,

Все поняли смысл жизненных путей своих различье,

Причин Кармы рождений – наказаний и награды.

И сразу от убийств живых существ всех отказались,

От этого в сердцах их добродетель укрепилась,

Взгляд прояснился на всё то, чем в жизни занимались,

Для них дорога в Град божественный открылась.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

В одной деревне у крестьянина на дворе скотном,

Вновь в мире Бодхисаттва в образе быка родился,

И назван был «Махалохита» именем животным.

Гуллалохита, младший брат его там появился,

Два брата день весь в поле на крестьянина трудились,

Красавица в семье была, отец ею гордился,

Решил богач, она и его сын чтоб поженились.

Когда настало время свадьбы, в дар им подарили

Крестьяне мешок риса и свинью, как подношенье.

Свинью все звали Муника, её рисом кормили,

Чтоб её мясо было вкусным всем на угощенье.

Гуллалохита, младший брат, сказал тут Бодхисаттве:

– «Мы в доме двое весь день не перестаём трудиться,

Едим траву, солому, всё, что людям не годится,

Хоть раз бы угостили рисом на во время жатвы.

А Муника не трудится, жрёт, спит и веселится,

А кормят её самым вкусным, чтобы стала жирной».

Сказал брат: «Не завидуй ты её еде, обильной,

Она для них скоро в еду сама ведь превратится.

И это перед смертью её ужин есть, прощальный,

Все видят в ней сейчас лишь свадебное угощенье,

Наступит вскоре для неё последний день, печальный,

Её зарежут, в суп положат мясо для съеденья».

И Бодхисаттва стих пропел, когда всё так случилось,

Когда пришли к ним гости, началось приготовленье,

Раздался Муники последний визг, и кровь пролилась,

Затем гостям подали её мяса в угощенье:

– «Вот и закончилась жизнь, её участь незавидна,

Она едой так стала, неспособная трудиться,

Давали ей отборный рис, тебе было обидно,

В еде же ты неприхотлив, и твоя жизнь продлится».

Сказал Гуллалохита: «Брат, я вижу, как бывает,

Еда наша – трава и сено, от всего нас лечит,

И лучше в сто раз она той, что свиньи поедают,

Она нам не вредит, и долгую жизнь обеспечит».

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Народом правил, храм в горах построил, удалённый,

То Бодхисаттва в виде птицы на земле родился,

В лесу на дереве жил, птичьей стаей окружённый.

Огромным было дерево, средь леса возвышалось,

Подул раз сильный ветер, листья с веток облетали.

И птицам удержаться на нём еле удавалось,

Качались ветви на ветру, друг друга задевали,

От тренья запах дыма везде стал распространяться.

Увидев это, Бодхисаттва думал: «Быть пожару,

От веток загорятся листья, нужно убираться

Из леса этого, где полыхнёт всё с первым жаром.

Нам нужно всем лететь, чтобы найти место другое,

Иначе будут всё в дыму и пламени повсюду,

Нельзя нам медлить, когда происходит всё такое,

Сказать всё нужно птицам, я спасителем их буду».

И он взлетел на ветку, верхнюю, запев стихами:

– «На дереве, где мы живём, нельзя нам находиться,

Так как оно должно сейчас само воспламениться,

Нам нужно срочно улетать, вы все летите с нами».

И он взлетел, товарищей с собой всех увлекая,

Но были также те, кто не поверил и остался.

– «Как рыба этот умник мутит воду, – полагая, -

Решил всем показать, что он умней всех оказался».

Они совет его отвергли и сидеть остались

На дереве, а вскоре всюду искры полетели,

Пожар разбушевался, ветви пламенем объялись,

Оставшиеся птицы на пожаре том сгорели.

Давным-давно на гималайских южных склонах жили

Вблизи банановых пальм, кипарисов и платанов

Три близких друга: куропатка, слон и обезьяна

Они в раздорах непокорными друг к другу были.

Они всегда у старой пальмы вместе собирались,

Делились новостями и о жизни говорили,

Подолгу спорили о чём-либо, когда встречались,

Однажды там во время одной встречи так решили:

– «Порядка нет у нас, и мы почтенья не имеем

К друг другу, мы старейшины должны сделать избранье,

Тогда и уважение друг к другу заимеем,

Ведь возраст – это то, что признано, как почитанье».

И высказав идею, с ней все трое согласились,

Но нужно было выяснить, кто среди них всех старше,

Чтоб каждый доказательство привёл, договорились,

О том, какой кто помнит пальму, когда был он младше.

Слона спросили, он сказал: «Когда я был моложе,

То пальма мне до пояса, как помню, доходила,

Когда подрос, то – до пупа, меж ног вся проходила

Кустом её я помню, был я мал, и она – тоже».

Тогда они спросила обезьяну, та сказала:

– «Ещё была малюткой я и на земле сидела,

И помню, как тогда я сверху на неё глядела,

Срывала её верхние побеги и съедала».

Спросили куропатку, та сказал: «Я всех старше,

Пустым, я помню, это место в моём детстве было,

Росла тогда ещё большая пальма чуть подальше,

Плоды клевала я там, здесь помёт свой уронила.

Из этого помёта пальма здесь и получалась,

Видать, тогда я семечко с той пальмы проглотила,

Оно и проросло в грязи и в дерево развилось,

В каком-то смысле, эту пальму я и породила».

Тогда слон с обезьяной куропатке так сказали:

– «Из нас троих ты старше нас, тебя мы поздравляем,

Почтение и почитанье мы не проявляли

К тебе, но с этих пор мы положение исправляем.

Мы будем тебя слушаться, ценить твои советы,

В решении задач давать мы будем предпочтенье

Твоим всем взглядам, содержащим мудрость наставленьям,

Искать по сложным всем вопросам у тебя ответы.

Отныне можешь нам давать прямые указанья,

Мы будем слушаться их, мудрости в них проявленью,

Учи нас разуму, твои передавай нам знанья,

Придерживаться будем твоей жизни направленью».

С тех пор друзья обои стали проявлять вниманье

Во всех опасностях их к её предостереженьям,

И вскоре в дружбе родилось взаимопониманье,

И споры прекратились, наступило единенье.

Их праведная жизнь спасла их от всех дел, греховных,

И породила у них в душах к мудрости почтенье,

Раскрыв пред ними тайный смысл их предопределенья,

Дав им возможность попасть в мир божественный, духовный.

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Был брат, завистливый, у Будды, и он мир оставил,

Так Девадатта в обезьяньем образе родился

И стаей обезьян в горах на Гималаях правил.

Из страха, что самцы вдруг с ростом сильными все станут,

Родится кто-либо средь них, считая себя умным,

И подчиняться все его приказам перестанут,

Откусывал яички всем он в возрасте их, юном.

Тогда и Бодхисатва от одной самки родился,

Когда она его ещё плодом в себе носила,

Боясь об его будущем, уйти в горы решила,

Так сын от Девадатта на свободе появился.

Когда подрос он, быстро обрёл силу, неземную,

Однажды он спросил мать: «Мой отец где обитает?

И кто он? О моём существовании ли знает?

А также, что он делает и жизнь ведёт какую»?

Сказала мать: «Он – обезьяний царь и правит стадом».