Доктора такой ответ привел в замешательство: он привык, что обычно ему никто не отвечает, так как все стараются поддерживать с человеком, от которого может зависеть твоя жизнь, хорошие отношения. А камерленго продолжил:

— Я еще хочу сказать вам, доктор, что предпочту в случае чего не пользоваться услугами такого специалиста, как вы. Не из-за профессионализма, а просто из моральных установок. Не хочется, чтобы ваши грязные руки касались моего тела. Кстати, ваш контракт можно и пересмотреть. Я вполне могу изменить систему мотивации и нанять для этой работы человека с вашим уровнем мастерства, но без вашего агрессивного отношения к вопросам религии.

— Значит, на врача-католика у вас найдется бюджет побольше, чем для меня? — доктор не собирался просто так сдаваться, а Николо посмеивался в стороне.

— Да хоть на буддиста, но лишь бы он не использовал свой рот, чтобы извергать из себя гниль. А теперь, позвольте нам с кардиналом пообщаться с бойцами, которых мы обманом затащили на эту войну.

— Сколько угодно, — доктор махнул рукой в сторону входа в блок и закурил еще одну сигарету. Николо понравилось, как повел себя камерленго в этой ситуации: он не стал лебезить или убеждать наглеца, а ответил с позиции сильного.

Внутри санитарного блока его настигли больничные запахи, от которых начало мутить, поэтому Николо извинился и покинул палатку. К нему подошел доктор:

— А ваш коллега за словом в карман не лезет. Он даже более бойкий, чем вы, кардинал.

— Проповедовать и дискутировать — наша задача, нас этому учат, доктор.

— У нас в университете тоже имелась подобная хрень: как наладить психологический контакт с пациентом, как выстроить систему обратной связи, но, могу с уверенностью заявить, что все это не нужно большинству врачей. Но играть словами учит неплохо.

— Раненые поступают еще?

— Поступают, — вздохнул доктор, — не так массово, как в лень мясорубки у стадиона, но чертовы кровососы продолжают стрелять в наших солдат. Кстати, кардинал, давно хотел сказать вам об удивительном факте.

— Что за факт?

— Среди всех, кто прошел через мои руки, я не встретил ни одного бойца со следами укусов.

— Вы что, доктор, ожидали такого? В самом деле ожидали?

— Как вам сказать: не удивился бы, если бы встретил.

— Но они — кровососы — не персонажи из книг, они — просто продукт генной инженерии, их создателями не предусмотрены клыки, способные рвать кожу и плоть.

— Да пошутил я, пошутил, — махнул рукой доктор, а Николо почувствовал резкий табачный запах, который даже после многих лет отказа от курения вызывал у него теплые чувства.

— Доктор, вы бы немного корректнее вели себя. Мне-то не привыкать к вашим шуточкам и убеждениям, но те люди, которых вы ставите на ноги, ведь верят в Христа, не думаю, что им приятно слушать ваши изречения.

— Главное, что я ставлю их на ноги, кардинал Стоффа, а все остальное мы можем опустить. И по поводу парней, которые в блоке. Они — наемники. Как и я. Точка.

— Нет. Вы — наемник, а они — нет. Они отозвались на наш призыв и прибыли сюда добровольно, они рискуют своими жизнями, чтобы очистить мир от скверны. Не за деньги, а потому что так говорит им сердце. И это не пафос, не лицемерие, это то, как обстоят дела в действительности. Просто вам, доктор, сложно понять их мотивы, так как в вашем сердце только цинизм и деньги.

— Эти две вещи очень полезны для выживания, скажем прямо.

— Для индивидуального, но для общего не очень. Вы же видели тех, кто жил под властью вампиров?

— Видел. Не могу сказать, что они очень довольны тем, что происходит.

— Кормовой скот. Так относились к ним, а теперь они станут свободными. Им не надо бояться того, что на них в любой момент начнется охота. Сафари, это слово использовали кровососы.

— Но мы забираем у них будущее. Лишаем возможности продолжить свой род.

— Вынужденная, но необходимая мера. Мы не можем рисковать. Среди них могут быть дети вампиров, про которых не знает никто. А эта генетическая аномалия должна прекратить существование. Скверна будет очищена.

— Кардинал Стоффа, вы рассуждаете, как ксенофоб, хотя почему как: вы и есть форменный расист. Начали с того, что влили в Европу свежую белую кровь, а продолжаете геноцидом.

— Это не геноцид, это приведение к естественному пути эволюции. Работа садовника.

— Слова, которыми можно жонглировать, вы знаете отлично, кардинал, но мой перекур окончен, так что я пойду отрабатывать деньги, которые вы мне платите, собрав с наивных идиотов, — доктор потушил окурок в пустой консервной банке, служившей пепельницей и зашел в блок. Оттуда вышел задумчивый камерленго. От его игривого настроения не осталось и следа.

— Они — настоящие герои, эти люди. И они верят, что делают правое дело.

— А у тебя есть в этом сомнения, Рикардо? — спросил Николо.

— Нет, но все же приятно видеть, что истинная вера живет в сердцах простых солдат.

— Простые солдаты? А мы кто? Избранные? Нет. Мы — счастливчики, которым Господь даровал возможность донести до остальных свет веры. Но мы ничем от них не отличаемся.

— Когда долго общаешься только с клериками, то восприятие реальности искажается.

— Значит, ты прозрел, друг мой.

— Можно и так сказать. Ты не пойдешь к ним?

— Сейчас нет. Два святых отца за десять минут — это перебор, — усмехнулся Николо. — Возвращаемся?

— Да, расскажу тебе, зачем я здесь. Тебя же это интересует?

— Конечно, — ответил Николо. — конечно, интересует.

Они вернулись в кемпер, где его помощник из числа новых телохранителей организовал обеденный столик: две бутылки вина, нарезка сыра и вяленой говядины. Николо вздохнул при виде мяса, но решил, что если внутренне согласился на алкоголь, то мясо уж точно не нанесет непоправимого ущерба курсу лечения.

Они сели за столик, камерленго открыл бутылку электрическим штопором, который всегда носил с собой, налил в бокалы вино и сказал:

— Меня прислал Папа.

— Неужели? — с иронией спросил Николо.

— Да, я попросил его об этом. Он согласился.

— И какова цель?

— О, можешь не беспокоиться, она только косвенно затрагивает тебя и твою миссию. Скажи, что будет с этим местом, когда все закончится?

— Сюда придут сербы. И начнут все отстраивать. Мы обещали им это. Только не говори, что в Ватикане передумали.

— Нет. Климент не станет так тебя подставлять. И приход сербов — дело хорошее, но они одни не справятся с тем, что останется здесь. Мы поможем им.

— Мы? — удивился Николо. — Православным?

— Папа встречался с патриархом. Достигнута договоренность о совместной работе по возвращению этих мест в лоно церкви Христовой. С нашей стороны будут участвовать епархии из Хорватии. В Европарламенте тоже не хотят видеть здесь новый бандитский анклав. Косово, конечно, будет возражать. Да, скажем прямо, не Косово, а Тирана. Мы же все понимаем, что Косово управляется оттуда. Но им не дадут такой возможности.

— Хорваты и сербы не очень любят друг друга, — заметил Николо. — Мы закладываем шаткий фундамент.

— Мы закладываем фундамент сотрудничества между нашими Церквями.

— И ты возглавишь этот процесс?

— Буду его курировать. Моя основная работа не отменяется. Так что вот почему я здесь.

Николо залпом осушил бокал, и на лице Конти появилось недоуменное выражение.

— Друг мой, у меня просто нет слов. Нельзя же так с этим благородным напитком!

— Очень хотелось пить, — отшутился Николо, но понял, что балансирует на грани того, что его союзник может превратиться в врага. — Следующий бокал пойдет по правилам. Я тут, несколько, загрубел.

То, что сказал ему камерленго, вполне укладывалось в концепцию Климента по строительству обновленной Церкви. И то, что восстановлением этого места станет заниматься Рикардо Конти, — хорошо. Из Николо строитель никудышный. Он, скорее, кинжал Престола, но никак не стамеска. И все же ему стало немного обидно, что Папа не стал посвящать его в такие планы.