После его выстрелов лагерь пришел в движение. Истошно завопили какие-то косоварские бабы, к воплям добавился детский плач, но вскоре начали стрельбу пулеметы, установленные на верхних рядах.

Целей перед его солдатами было в избытке, так что выстрелы отправляли в иной мир не только мужчин, но и всех остальных. Мужчины, надо отдать им должное, даже попытались оказать сопротивление: в его людей полетели камни и палки, он своими глазами увидел, как на ближайшего к нему солдата ринулся косовар с топориком в одной рук и длинным ножом во второй. Гектору пришлось даже два или три раза уворачиваться от брошенных камней.

Он сделал несколько шагов в направлении поля и выпустил из магазина остатки пуль, затем быстро перезарядил винтовку и начал делать одиночные выстрелы по всем косоварам, чей вид казался ему подозрительны. Монотонный рокот пулеметов не прекращался, но крики раненых и умирающих начали забивать его.

— Я, кажется, попал в ребенка! — закричал кто-то из комендантской роты. — Я не хотел.

Гектору показался знакомым его голос, он повернул голову и увидел лейтенанта, который прежде не вызывал у него опасений излишней эмоциональностью.

— Продолжайте стрелять, лейтенант.

— Твою мать, он же совсем маленький, — в голосе лейтенанта чувствовались истеричные нотки, и Гектор чуть не пропустил момент, когда в него полетел увесистый кусок бетона. Он отскочил в сторону и пристрелил метнувшего: молодого паренька с длинными черными волосами в ярко-красной куртке.

Гектор по радио приказал включить громкоговорители и, продолжая стрельбу по разбегающимся в панике косоварам, обратился к ним:

— Нам нужны люди из списка. Как только мы их получим, то прекратим огонь.

— Майор, — обратился к нему один из бойцов, — а если они не знают, кто в списке? Мы же убили их старших?

— Все они знают, — зло процедил Гектор, понимая, что боец скорее всего прав.

На поле среди палаток началась давка: те, кто находился возле бортов, устремились к центру, инстинктивно решив, что там будет безопаснее. Метание камней и какие-либо попытки сопротивления прекратились, на освобождаемом пространстве лежали трупы. Несколько детских. Он посмотрел на своих солдат: сосредоточенные, хмурые, но решительные. Очередями никто больше не бил, изредка звучал одиночный выстрел, пулеметы тоже замолчали.

Гектор подумал, что надо организовать тотальную проверку долбаного корма, чтобы вытащить заговорщиков, так как просто ограничиться хаотичным расстрелом — это слишком просто. Нужно показать ублюдкам, что они готовы добиться своих целей любыми путями.

Но все получилось намного проще: со стороны палаток вышли несколько мужчин с поднятыми руками:

— Больше не стреляйте! Пощадите детей!

— Майор, что нам делать с ними?

— Соберите в группу.

Его не тронула эта акция самопожертвования. Она произошла слишком поздно. Имелась возможность обойтись без этой бессмысленной бойни, но корм выбрал именно такой вариант. Тем хуже для них.

Он по головам пересчитал вышедших: двадцать три человека.

— Не хватает одиннадцати ублюдков! Эй, — он обратился к косоварам, — где остальные?

— Мертвы, упырь. Они мертвы, — ответил ему стоявший ближе всех заговорщик.

— Покажи, — Гектор привык качественно выполнять свою работу. — Лайам, Конрад, пусть он покажет вам тела.

Два солдата, держась на безопасном расстоянии от косовара, пошли за ним, останавливаясь, когда тот рукой показывал на чей-то труп. Этот процесс занял минут пятнадцать, так как не все мертвые заговорщики оказались рядом с порталом. Нескольких сразили пулеметные очереди в других местах стадиона.

— Одиннадцать тварей, — доложили ему.

— Отлично, — ответил Гектор и приказал стоявшим заговорщикам:

— Встаньте в шеренгу.

Они подчинились безропотно, двое всхлипывали, остальные держались с достоинством, но ему было плевать на их героизм, слишком поздний и на хер не нужный. Гектор назвал несколько имен своих бойцов, в которых был более-менее уверен, и те встали напротив косоваров. Он скомандовал:

— Огонь.

Дружный залп, и заговорщики уже на прорезиненных дорожках вокруг поля. Он с удовлетворением отметил, что никто из упавших не подает признаков жизни, значит, не придется добивать.

Над стадионом повисла тишина. Он обратился к кососварам:

— Так будет каждый раз, если вы попытаетесь оказать сопротивление или что-то потребовать. Если понадобится, то мы перебьем всех. Еды не будет два дня. Голод прочистит вам мозги.

Он вместе со своими бойцами покинул стадион, где столкнулся с агентом Бюро, имени которого не помнил, но несколько раз видел на совещаниях. Раскрасневшийся и возмущенный бюрошник начал:

— Майор! Черт возьми! Вы что такое устроили? Как мне теперь вести работу с агентурой? Вы же наверняка подстрелили и тех, кто помогал нам! Это — работа мясника!

— Не надо повышать на меня голос, агент. Я выполнил приказ: привел корм в повиновение, и меня ни хера не волнуют ваши сложности. Чем дрочиться с агентурой среди корма, лучше занялись бы поиском предателей, которые подсвечивают цели для внешних.

— Вы своей работой занимайтесь, майор!

— Я ей и занимаюсь, — с издевкой улыбнулся Гектор, — и делаю ее качественно. И еще: не надо, блядь, повышать на меня голос.

Агент хотел что-то возразить, но стушевался и быстро ушел в сторону. Гектор обратился к своим бойцам:

— Вы все сделали правильно. Это не самая чистая работа, но и ее надо выполнять. Нельзя позволять корму поднимать голову! Вы — молодцы!

На лицах некоторых появились улыбки, не очень уверенные, но все же слова командира подбодрили их. Гектор в очередной раз подумал, что принятое несколько лет назад решение прекратить сафари, было ошибочным. Оно лишило возможности молодежь раскрыть свой потенциал охотников, сделало их более мягкими и инфантильными. Фермы, ставшие единственным легальным источником крови, растили в гражданах Республики лень и безответственность. Но очень скоро война, которая пришла в их дом, сделает из мягкотелых юношей и девушек настоящих хищников. Или убьет их.

Глава 19.

Джейн.

Человека Эпштейнов звали Рик, и он прибыл за Барьер в качестве медика. Худощавый дерганый парень лет тридцати с симпатичным лицом, которое немного портил глубокий шрам на левой щеке. Джейн удивилась, что он не убрал его с помощью пластики: такие операции стоили относительно дешево, так что их могли себе позволить практически все, кто имел доход чуть выше минимального. Значит, он оставил его намеренно.

Он пришел к ней сам, через четыре дня после диверсии упырей. Просто постучался в дверь их дома и сказал:

— Привет, меня зовут Рик, я от Эхуда и Ицхака.

— Ну, привет, Рик, — усмехнулась она и вышла на улицу: Иллка и Теренс обедали, а ей не хотелось, чтобы они слышали разговор. — Говори.

— Я, так понимаю, что с нашим делом тишина?

— Если ты про дурь, то правильно понимаешь.

— Есть предложение заработать денег.

— Я ничего не покупаю и ничего не инвестирую, — его фраза подозрительно напоминала стандартное начало операции по обработке доверчивого клиента. Он засмеялся:

— Нет, ты не подумай, я не из этих придурков, что впаривают всякую херню. Нет. Я просто тоже хочу поднять денег, пока прохлаждаюсь тут.

— Вроде бы вас начали обеспечивать работой? — войска коалиции все же начали активные боевые действия в пригородах и появились первые пленные и перемещенные лица, которые подлежали обязательной стерилизации. Она видела, как несколько таких привезли в бронированном фургоне.

— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Ни хера не понятно, но готова выслушать, — возвращаться на кухню ей не хотелось, так как Иллка приготовила какое-то жуткое варево из овощей, запах которого выворачивал нутро Джейн наизнанку.

— Я видел тебя, когда ты участвовала в диско, и здесь ты с кучей танцоров.