Бествик, искатель приключений; правление Индара.

*****

Леостер IV, король башни Гильдии, пробыл с Квеланой более трех часов, потратив время на очищение от пагубного зла, которое витало в ее сознании.

Повреждение ее разума, несомненно, было делом рук могущественного мага неогов; яркая татуировка была достаточным доказательством их работы, но в ней не было необходимости; татуировка была нефункциональной, просто признаком садистского эго черного мага и его ненависти к человечеству.

Сначала Квелана была привязана к кровати веревками, а ее раненая рука — привязана к животу. Позже Леостер успокаивал ее заклинаниями и поглощал часть ее боли своими собственными значительными эмпатическими навыками. Он почувствовал, как ее ужас расцвел кроваво-красной точкой огня, когда  увидел, через что неоги заставили пройти Квелану, когда он почувствовал, как неоги изнасиловали ее разум и принудили убить человека, которого она любила.

Леостер один раз даже закричал вместе с ней, связанный ее болью и страхом. Стражники ворвались внутрь, думая, что шпионка неогов сделала что-то ужасное со стариком, и уставились на таинственные символы, нарисованные на стенах чем-то похожим на кровь и мел, на замысловатые узоры, выгравированные селитрой и измельченными костями на полу, на мерцающие шары света, ярко плавающие у ее головы, рук и ног. Леостер, мокрый от пота, казался диким, он больше не был человеком, рожденным в знати, главой королевского дома. Его тело было напряжено и дрожало от напряжения, когда он высасывал зло из души Квеланы. Он уставился на охранников и крикнул сквозь оскаленные зубы: — Убирайтесь! Убирайтесь сейчас же, или она будет для нас потеряна!

Стражники медленно отступили, уставившись в полузакрытые глаза эльфа, клубящиеся изнутри бледно-голубым туманом. Они закрыли за собой дверь и встали снаружи с мечами наготове. Никогда больше они не будут считать Леостера кем-то меньшим, чем настоящим королем.

Леостер вышел много позже. Его лицо было осунувшимся и бледным, казалось, на десять лет старше, чем когда он вошел в ее комнату. Но он стоял гордо, уверенный, что эльфийка спасена. Под его присмотром ее приступы убийственной ярости были подавлены, и он погрузил ее в сон, чтобы его магия могла легче проникнуть в ее разум и очистить его от всякого злого влияния.

Телдин расхаживал за дверью. Леостер покачал головой, покрытой бисеринками пота. — Они сделали с ней свою работу, я согласен с вами, Владелец Плаща. Какое-то время я думал, что она потеряна навсегда.

Он посмотрел в лицо Телдину. — Часть ее не хотела жить, еще до того, что она пыталась сделать с вами. Я думаю, вам нужно будет позаботиться об этом. Я сделал все, что мог, все, что может сделать любой человек. Ее эльфийская сила помогла ей. Если бы она была человеком, я сомневаюсь, что она пережила бы магию неогов.

Он положил руку на плечо Телдина. — Теперь, если вы любите ее, и если мои старые глаза все еще могут видеть правильно, я думаю, что вы должны вернуть ее. Покажите ей, что вам не все равно, что вы понимаете, что это была не она. Вот чего она боится: что вы ее не простите.

Телдин, молча, кивнул, затем поблагодарил короля за приход. Леостер быстро посоветовал ему дать Квелане немного поспать. — Не заходите пока внутрь. Ей нужен отдых, — сказал Леостер. — Ей нужно исцелиться. У вас будет достаточно времени для примирения.

Телдин позволил ей поспать несколько часов, прежде чем его забота о ней взяла верх. Он покинул встречу с КассаРоком и Чаладаром и поднялся по лестнице в ее покои.

Двое вооруженных охранников стояли снаружи в коридоре. Телдин считал, что в них нет необходимости, но КассаРок настоял на этом в качестве меры предосторожности. — Посмотрите, что случилось в прошлый раз, — сказал он. Телдин потянулся к двери.

В комнате пахло благовониями и лекарствами. Он закрыл за собой дверь и встал над ней, наблюдая за ее лицом в свете от потока.

Ее волосы были влажными и жесткими, там, где она сильно вспотела во время борьбы с магией Леостера. Ее лицо казалось тоньше, бледнее, и она мирно дышала во сне.

Кости ее запястья были заживлены целителями КассаРока, но в качестве меры предосторожности ее рука была крепко забинтована и смазана обезболивающим зельем. Простыни свалились, обнажив ее плечи и выпуклости грудей. Он потянулся, чтобы прикрыть ее, затем с нарастающим гневом уставился на клеймо, которое навсегда испортило ее некогда совершенную плоть.

Телдин знал, что убьет ублюдка неоги, который пометил ее. На этот раз Телдин хотел, чтобы его руки были в крови.

Он накинул простыни ей по шею, сел на деревянный стул рядом с койкой, и наблюдал за Квеланой несколько минут, затем позволил своим глазам закрыться, отдыхая. Слишком многое с ним уже произошло, а он пробыл на борту «Спеллджаммера» всего один день. Теперь он чувствовал это всеми своими костями, и мягкий свет и запахи расслабили его, окутали, как заклинание.

Он проснулся от нежного прикосновения к своему колену, приподнялся и улыбнулся Квелане, которая протянула руку и разбудила его. Он держал ее руку в своей, ощущал ее прохладную, мягкую кожу на своей мозолистой ладони.

Они заговорили одновременно.

— Как ты себя чувствуешь? — сказал он.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Квелана слабо улыбнулся. — Мне жаль, — прошептала она. В уголке ее глаза появилась слеза.

Телдин наклонился и поцеловал ей руку. — Ты ничего не сделала, ты это знаешь. Это были неоги.

Он видел в ее золотистых глазах, что да, она знала это, но все равно считала себя ответственной.

Он провел рукой по ее лицу. — Ты должна перестать винить себя. Ты не могла контролировать то, что они с тобой сделали.

Тогда она тихо заплакала, уткнувшись в руку Телдина. Он вытер ее лицо прохладной влажной тканью.

— Ты не знаешь, как я боролась с ними, — тихо сказала она. — Ты не знаешь, что они сделали со мной.

Телдин посмотрел ей в глаза и ничего не сказал. Что он мог сказать? Он сам прошел через сеанс пыток неогов вскоре после того, как начались его поиски. Он не понаслышке знал их врожденную ненависть к другим расам, их врожденный эгоизм, который называл другие жизни просто «мясом».

Он знал боль, которую слышал, когда трещали его кости, когда он почувствовал теплый привкус собственной крови.

Он знал все.

Он держал ее в своих объятиях. Сказать было нечего.

Через некоторое время она рассказала ему, что на самом деле произошло с ней после их расставания в Санкристе. Ее голос был ровным и бесстрастным, бесцветным,  будто рассказ был просто механическим, способом очистить себя от черных ядов неогов. Но это было нечто большее. Она чувствовала себя высохшей, пустой, никчемной. Прямо сейчас она ничего не чувствовала, кроме стыда. Как мог Телдин что-то чувствовать к ней, если она сама ничего не чувствовала?

— Я сказала правду о пиратах дикого пространства, — начала она, — из района Кринна. Но не все.

— Они схватили меня вскоре после того, как ты ушел. Им нужен был твой плащ, и я почему-то так и не поняла, как они меня выследили. Они думали, что я знаю, куда ты пошел и почему.

— Они держали меня несколько дней, пока нас не настигла эскадра кораблей неогов за пределами Кринна — смертоносные пауки  и пауки разума. У пиратов не было никаких шансов. Силы неогов были больше и сильнее, и пиратов было легко убить.

— Неоги тоже хотели, чтобы я выследила плащ. Меня пытали. Она поперхнулась. Телдин протянул ей кружку с холодной водой. — Я ничего им не сказала, потому что понятия не имела, где ты. Тогда их командир, Б'Лаат'а, решил... сделать меня рабом... психически.

— Он залез в мой разум за информацией. Затем он посадил там какие-то вещи. Он пытался разрушить меня, мой разум. Он хотел твоей смерти, чтобы заполучить плащ. Неоги знают все об абсолютных кормилах и о том, как они служат гидами своих носителей в космосе. Они знали, что это только вопрос времени, когда ты доберешься до «Спеллджаммера». Это была твоя судьба, даже они могли это видеть.