— А Великий Литератор — это Бог? — спросил Ручковский.

— Автор приводит такой эпитет. Само слово «бог» какое значение имеет, знаете, господа?

— Нет, — засмеялся Андросов. — До седых висков дожил, а этимологию не знаю.

— Этимология индоарийская, от слова भगवान (bhagas), что означает: Податель благ. Есть такая книга даже «Бхагавад Гита» — Песнь Господа. Не читали, наверное? Индийское произведение.

— Это про то, как йоги подняли восстание против англичан? — решил отпустить колкость Ручковский.

— Про восстание против англичан там нет, а вот слово йог присутствует. Могу и об этом поведать.

— Извольте, где же еще столько всего узнаешь, вы прям как библиотека Иоанна Четвертого, кладезь знаний, — доброжелательно сказал Андросов.

— Йоги — это не факиры и не жонглеры. Главное, чему учатся йоги — это контроль своего ума, только так они могут достичь единения с Атманом.

— С каким атаманом? — удивился Ручковский.

— Не с атаманом, а Атманом. Так йоги именуют Бога. Единение с богом для них — это соединить свое сознание с сознанием Всевышнего, тогда все ответы им известны станут, тогда и не страдать можно, а весьма даже наслаждаться. Корень страдания по йогическому богословию — это ум разгоряченный, он есть препятствие к блаженству, когда ум свой обуздать сможет человек, тогда и…

Но тут его перебил Андросов:

— Извольте, отец родной, что это за ересь лихая? Как же это они хотят в мысли Бога залезть? Разве возможно такое?

— А вы ни с того конца лучину жжете. Вот, поглядите, что здесь написано, — и Валерьян указал на следующую строчку:

(Vergangenheit und Zukunft ist der Text, aber der Moment ist jetzt die Vision eines Großen Literaten).

— Прошлое и будущее — это текст. Но момент «сейчас» — это зрение Великого Литератора.

— Ничего не понятно, — замотал головой Андросов.

— Все очень даже понятно: невозможно своими мыслями влезть в мысли Великого Литератора, так как ничего кроме мыслей Бога не существует. Я уже говорил, что мир на самом деле существует не во времени, а в Сознании Великого Литератора. Все, что есть, возникает только в сознании Бога в тот момент, когда Он читает свою книгу. Сам момент «сейчас» — это и есть концентрация мысли Великого Литератора на определенном отрезке текста. Вот поэтому и говорит нам писание: «Все через Него начало быть, и без него ничего не начало быть, что начало быть». Все, что существует, может существовать только в одном единственном сознании, которое и пронизывает все Творение.

— Вы хотите сказать, что мы с вами существуем только потому, что нас Великий Литератор читает? — спросил Андросов.

— Именно, — ответил Валерьян.

— Интересно, конечно, но проверить нет никакой возможности, — сказал Андросов.

— Отчего же? Вот посмотрите, — Валерьян взял канделябр со стола и осветил им сразу три картины, которые висели на стене. На одной были изображены прогуливавшиеся по парку люди, на другой — швартовавшиеся у морской пристани корабли, а на третьей — рессорная бричка, мчавшаяся по проселочной дороге. — Видите эти сюжеты? В одном человек, который на самом деле является сознанием Великого Литератора, переживает себя как ребенок, гуляющий по летнему парку; на другом переживает жизнь матроса, путешествующего на корабле; а на третьем — как извозчик, погоняющий лошадей.

— Так человеческая душа — это свет от свечи или картина, которую этот свет освещает? — спросил Ручковский.

— Нет, господа, мы с вами и есть сама эта свеча, наполняющая нас всех светом жизни.

— Ох, господа, давайте оставим эту тему, — попросил Ручковсий, — Валерьян, сыграем еще одну пулю в преферанс?

— С радостью, сдавайте карты. Преферанс игра для писателей.

— Завершая тему мистики, позвольте вас спросить, — сказал Андросов, поправляя пенсне. — Вы слышали про Архивариуса?

— Нет, а кто таков? — спросил Валерьян, ставя канделябр на стол.

— Недавно осел в нашем городе. Весьма интересный человек, ранее служил в государевых архивах, говорят, что собирал всякую мистику и философию. Вам, я полагаю, будет интересно с ним побеседовать, — сказал Андросов. — Он на самой окраине осел, в конце проспекта дом с колонами.

Рессорная бричка неслась по проспекту вперед. Подкованные копыта лошадей с силой ударяли, порой высекая искры из булыжника. Это было прекрасное мартовское утро. То самое утро, когда так хочется жить! Снег таял и вспыхивал яркими искрами в солнечных лучах. Воздух был чистым и приятным, наполненным эссенцией жизни. В нем чувствовалось нечто особое. Что-то, что вызывает в душе самые приятные чувства, которые нельзя выразить словами. А над всем этим возвышался красивый и глубокий синий океан безграничного неба без единого облачка. И как главное украшение светило прекрасное солнце, как огромный золотой фонарь, лучами своими касаясь Творения и наделяя его теплом.

Валерьян комфортно расположился в бричке и смотрел по сторонам. Ветер трепал его и без того взъерошенные волосы. На губах Валерьяна проступала еле заметная улыбка. Ему нравилась жизнь, хотя порой он испытывал из-за нее чувство сильной боли. Но ничего не поделаешь. Сама жизнь есть тайна великая, и что она нам готовит, разгадать до конца не дано никому. Валерьян пережил разные трудности: предательство, одиночество и черное отчаянье. У него не было людей, которым он мог доверять. Он бы и рад был делиться добротой с другими, но люди считали его доброту за слабость. И предавали или просто вытирали об него ноги. Несмотря на это, Валерьян сохранил чистоту души. Какое-то предчувствие говорило: внутри его души скрыто нечто важное; что-то, что даст ему сокровище гораздо ценнее всего этого мира, который принес ему столько зла. Что-то, что по-настоящему его утешит и порадует. Но к этому нужно было подыскать ключи, а после многое станет ясным.

И вот эти ключи Валерьян очень активно искал. Собирал разные книги про тайные знания, общался с умными людьми и постоянно работал над собой. И теперь ему вновь посчастливилось найти важную информацию. Он был просто уверен, что Архивариус расскажет много важного, что ему потом пригодиться.

Дом представлял собой гостиницу, где можно было остановиться и хорошо пообедать. Валерьян поинтересовался у управляющего, в какой комнате разместился недавно приехавший, и поднялся к нему на второй этаж.

Дверь открыл мужчина, одетый во все черное. Его волосы тронула седина, лицо было суровым, глаза очень умными. Он смерил Валерьяна тяжелым взглядом.

— Я прошу прощения за незваный визит, — сказал запинаясь Валерьян, — мне уважаемые люди рассказали о вас, что вы разбираетесь в мистике. Я хотел бы поговорить с вами.

— О вас я ничего не слышал, но от вас сейчас я полагаю услышать многое, — сказал с усмешкой Архивариус. — Ну, проходите, раз пожаловали. — Мужчина вальяжно расположился в кресле и пригубил стакан. — Рассказывайте, что у вас? — спросил он, глядя в окно.

Похоже, Архивариус занимался рассматриванием погоды и до того, как его побеспокоили.

Валерьян сразу решил перейти к делу и достал старинный фолиант.

— Посмотрите на это, — сказал он, протягивая книгу.

Глаза Архивариуса стали круглыми как блюдца. Мужчина выхватил книгу и тут же начал ее листать. Спустя две минуты он поднял взгляд на Валерьяна, который даже не присел на стул.

— Простите, что столь надменно отнесся к вам, — сказал Архивариус. — Теперь я вижу, что вы человек серьезный — подобных вещей у праздных людей не бывает. Да вы присаживайтесь, что стоите как верстовой столб.

Валерьян расположился рядом и начал рассказ:

— Эта книга принадлежала одному чернокнижнику из Австрии. Говорят, что с помощью нее можно попасть в другой мир и обрести огромную силу.

Архивариус опустил голову и пролистал еще несколько листов.

— Знаете что, Валерьян, пойдемте прогуляемся на улицу, погода хорошая.