– Может быть тогда жирафом?

– Ээй! – закрыла рукой мой хмык сестра и с надеждой посмотрела на Зину, – Он просто невыносимый! Ты знаешь, Зина, я думаю, что могу найти тебе более подходящего парня, у меня на примете есть…

Настала моя очередь затыкать ей рот. Софа для приличия побрыкалась, а потом успокоилась и отскочила в сторону.

– Кто-то еще недостаточно взрослый, чтобы лезть в чужие дела, – пригрозил я сестре, попутно любуясь тем, как Зина несмело являет миру свою улыбку. Софа показала мне язык и прыгнула за Шелест, игнорируя саркастично поднятую бровь.

– Кто-то слишком скучный и вяленый!

– Мелкая!

– Ну, братик! Ну, Зина, сделай что-нибудь! Ты же мой друг?!

Зина только еще шире улыбалась и старалась не упасть, участвуя в флешмобе «стань деревом для Софы». Пришлось отодрать пискливое существо от подрагивающей от смеха девушки и усадить на кровать, пообещав связать руки, если она снова начнет чудить.

– Ну капец вы скучные, ребята! – нудила она, впрочем, больше не делая попыток к борьбе, – Смотрите, какие мне плакаты пришли, вот с кровушкой, вот с вампирами… Жизненно!

Мы с Зиной переглянулись и единодушно встали на сторону добра. Я даже предложил помощь в нахождении экзорциста. Но добрый порыв был высмеян и утонул в потоке неясных ругательств и комментариев со стороны зла. Как ни странно, неиссякающий поток перескакивающих с одной на другую мыслей, был как будто необходим мне и Зине, для того, чтобы расслабиться и забыть и проблемах, в которых мы погрязли. Софа без ведома клеила наши рубцы и мастерски игнорировала опустошенную Шелест и злого меня. Однако, оказывается кто-то и правда подрос за последние месяцы.

– Маратик, а почему это ты Зину такую грустную одну бросил? – между прочим спросила она, а я кольнул глазами тут же подобравшую все свои расслабленные мысли Шелест, которая поспешила укрыть их за привычным ей заслоном. Что-то мне подсказывало, что знакомство с бабушкой Мармеладовой прошло не так удачно, как ждала Шелест. И, похоже, она еще не знала того, что знал я.

– Глупости, – поспешила в привычной манере отрешиться Зина, – Просто задумалась…

– Мммм, длинная лапша на моих ушах, – съязвила Софа и прищурилась в сторону Зины, – Такая же, как те слезы, что ты прятала в своих глазах, – она недовольно покачала головой и смерила меня неожиданно осознанным недовольным взглядом, правильно полагая, что мне не понравилось все, что я услышал, – Чего творишь? – замотала она руками, когда я за воротник толстовки выставил ее за дверь.

– Иди, помоги маме накрыть на стол.

– Вообще-то это моя ком…, – я закрыл дверь и повернулся к Зине, которая виновато прятала глаза в многочисленных предметах, наполняющих логово сестры.

– Как ты? – поинтересовался я.

– Нормально, нет, четно, Северский, всё у меня хорошо. Твоя сестра выдумщица.

– Как и ты, – я приблизился к Зине.

– Северский…

– Марат.

– Марат, – Зина облизнула губы, – Все так, как и должно было быть. Глупо полагать, что я смогла бы…

– Что, ожидания оказались выше неминуемой реальности?

– Точно, – недовольно сморщилась она и потерла виски, – Мне ясно дали понять, что я ничего из себя не представляю, и лучше бы вообще никогда не прикасалась к инструменту. Так что мне как раз подходит игра ради игры в одиночестве где-то на задворках города в захудалом театре.

– И ты так просто сдашься? – смерил я ее взглядом, уловив те самые «длинные» слезы, застывшие в уголках темных глаз.

– А что ты предлагаешь? Биться о нерушимые стены? Разбивать гордость о минуты позора, делая вид, что все хорошо? – завелась девушка, всем своим непривычно раздраженным видом показывая, как она расстроена, и как больно ей осознавать свое фиаско.

– Не лучше ли закрыться в куполе и ничего не делать?

– Да, вот именно… Что? – уставилась она на меня, осознав, что я выстроил чуждую ее мыслям тактику.

– Будешь и дальше молча страдать от собственного невыраженного потенциала, боясь критики? Думаешь, твоя гордость научится жить в мире с сожалениями об упущенных возможностях?

– Их нет, возможностей нет.

– Один промах и ты уже ни на что неспособна. Хочешь, чтобы тебя пожалели. Трусливо убегаешь от проблемы вместо того, чтобы ее решить. Ты снова потрясающе неблагодарна.

– Я и не просила о помощи.

– Но ты ее приняла. Будь добра соответствуй чужим ожиданиям.

Не выдержав напора девушка спасовала и опустила глаза, торопливо смахивая слезы с подрагивающих ресниц.

– Прости, – выдохнула быстро и грустно, заставляя меня пожалеть о собственной необходимой жестокости. Я так хотел, чтобы она перестала быть слабой, что совсем забыл о ее ранимой душе, которую она прятала за высоким ограждением. Чертовски сильной душе, способной на глубокие переживания и искренние чувства. Она никогда не была такой равнодушной, как я, не была холодной и черствой. Ее красочный мир был наполнен волшебными теплыми потоками, которые уже давно окутали меня и заставляли заледенелое сердце медленно, но верно двигаться в сторону оттепели. Зина стала для меня оттепелью, а я на самом деле оказался неприлично жесток, и отплатил ей тем, что заставил плакать.

– Прости, – эхом отозвался я и заключил ее в объятия. Не вырвалась, не сделала ни шага навстречу, просто приняла меня, словно успокоительное. Дрожа и успокаиваясь слушала мои спокойные слова и недоумевала от информации, которую мне стоило сказать с самого начала, – Звонила Мармеладова. Она передала, что ее бабушка согласна продолжить ваши занятия лишь при условии, что ты примешь участие в конкурсе. Она сказала, что иначе не желает тратить время попусту. Я думаю она ждет от тебя полной отдачи. Сегодня… не знаю, что произошло, только догадываюсь. Я думаю, она просто поступила, как я ранее. Попыталась вызвать твой гнев, чтобы заставить стать сильнее. Поверь мне, это действительно работает.

– Что? – недоверчиво заглянула она в мои глаза, пытаясь отыскать в них тень лукавства, – Но как такое возможно? Она же… не сказала мне ни одного хорошего слова. И о конкурсе со мной не говорила. Почему?

– Думаю, всё дело в том, что она ждала твоей реакции. Твоих чувств. Ты должна быть по-настоящему крепкой, чтобы она смогла впихнуть в тебя большое количество мощи. Если бы ты сдалась сейчас, не было бы смысла бороться за тебя.

Зина нервно провела рукой по волосам, тяжело вздохнула и явно не до конца осознавала свалившуюся на нее мечту, с которой она уже успела попрощаться.

Я же, словив собственную мечту в свои сети, просто смотрел, как она всё ярче горит для меня, и как в темных глубинах крепнет ее ко мне доверие. Что-то говорило мне, что Зина никогда не сможет принадлежать мне полностью, жертвуя себя предназначению, к которому я ее так активно подталкивал. Но мне бы хватило остального.

А ценные минуты уединения и не сковывающего никого из нас молчания были прерваны на удивление милой Софой, которая даже умудрилась вежливо постучать в дверь, перед тем как войти и позвать нас на ужин. И ничего удивительно, что сестра, после такого миролюбивого захода оказалась той еще пакостницей.

– Вы же там по-любому целовались! – сурово и умудрено произнесла она, едва усевшись за стол. Зина поперхнулась водой и окатила меня брызгами, а я мокрый и недовольный влепил кому-то слишком некультурному подзатыльник.

– А думать, прежде, чем говорить, тебя не научили? – мрачно спросил я, подавая Шелест салфетку. Она, несчастно краснела и стреляла глазами то на мокрые пятна у меня на футболке, то на ухмылку мамы.

– Софа, видимо, хочет, чтобы ее на лето отправили жить к бабушке в деревню, – съязвила мама, отвешивая ей дублирующий мой удар. Горящая от стыда и недовольства сестра пронзала пространство громкими криками.

– Че?! А я, виновата, что они… Уй, браатик, за что? Никто меня тут не любит, никто не слушает! Пойду с Зиной посижу! – она резво юркнула за другую часть стола и навалилась на Шелест, чуть не уронив на ту стакан с водой. Пришла очередь мамы таскать кого-то ушлого за воротник. В итоге, мартышку вернули на место, дав в руки ложку и пообещав, что если кто-то не закроет рот, то кто-то позвонит отцу.