– Не терпится разнести очередную сплетню? – поинтересовался он у девушки, даже не делая попытку вежливости.

Елисеева тревожно нахмурилась, но продолжила мило улыбаться.

– Что ты, Марат! Просто любопытно, вы ведь тут вдвоем, ужинаете, вот я и подумала… Хотя, о чем это я, помню, ты говорил, что не ходишь в кафе с девушками… Не знаю, какие у вас дела, это и не важно, просто хорошо, что мы столкнулись, – она кокетливо облокотилась на стол, придавая голосу загадочность и вперив в Северского хитрый взгляд, – Я хотела тебе кое-что сказать, – опустила она глаза вниз, а потом стрельнула ими в меня, как бы намекая, что я здесь лишняя. Северский не оценил, откинулся на спинку стула и снова посмотрел на меня.

– Говори и уходи. Ты верно заметила – мы вдвоем, и ты здесь лишняя.

– Но я бы хотела наедине…

Я, было, встала, чтобы оставить их одних – мне все равно было не по себе в присутствие девушки, но рука Северского успела быстрее, и рывком вернула меня на место. Я недовольно посмотрела на Марата, который сжимал мое плечо; Елисеева тоже смотрела на его руку, и тревога в ее глазах перерастала в решимость – она еще шире улыбнулась и пожала плечами.

– Ладно, пусть слушает. Марат, я подумала, и решила принять твое предложение, – рука на моем плече утеряла твердость и соскользнула вниз.

– О чем ты? – спросил Северский.

– Ну помнишь, тогда, возле столовой, ты сказал… предложил… к тебе… Я повела себя глупо, но теперь всё взвесила и решила, что это то, чего я на самом деле хочу, – закончила она, повергая в удивление и парня, который, кажется, совсем не ожидал такого поворота, и меня, начинающую понимать, что я вернулась из сказки в реальность, в которой была чужда миру Северского и его друзей. Что бы там ни двигало Маратом, когда он раз за разом помогал мне, я точно не хотела однажды вот так же унижаться перед ним, чтобы получить немного внимания, в котором до черта пошлого и едва ли есть хоть толика теплоты.

Никакая сила, быстрые руки Северского или его холодный взгляд не смогли бы меня остановить и заставить усидеть на месте. Я оставила их и ушла в уборную, чтобы остудить пылающие щеки пригоршнями воды и подумать о собственном сердце, ревниво и болезненно сжавшемся от понимания ничтожности своего положения. Не стоило привязываться к человеку, который наверняка мог предложить мне только то, что сейчас, несомненно специально продемонстрировала мне Елисеева; не стоило ехать к нему домой и провоцировать наше сближение – неминуемые последствия в виде разбитого сердца не шли ни в какое сравнение с тем, что я могла бы оказаться на месте Алены, борясь за крохи внимания мрачного Северского, который едва ли мог бы измениться ради тихой и неприметной Зины Шелест.

Поэтому, когда я, наконец, решилась вернуться в зал и сесть рядом с уже оставшимся в одиночестве Северским, отметив, что и Елисеева и ее спутница куда-то испарились, я была по-настоящему отрезвлена и не собиралась сходить с выбранного мною пути.

– Хочешь что-то спросить? – поинтересовался у меня парень, наблюдая, как я залпом выпиваю стакан вишневого сока.

– Совсем нет. Спасибо, ужин был вкусным, – едва заметно улыбнулась я, косясь в окно.

– Зина, я должен…

– Не должен, – поступаясь собственной манерой поведения, оборвала я Марата. Кажется, он ждал каких-то объяснений, но я просто молчала. Ждала и молчала.

– Скажи хоть что-то, – холодно протянул он, не отрывая от меня взгляда.

– Я боюсь тебя. Боюсь того, что если сегодня поеду к тебе, это никогда не прекратиться – ни чужие взгляды, к которым я так и не привыкла, ни совершенно чуждые мне частицы твоей жизни, которые больно меня ранят. Честно говоря, я до сих пор не до конца понимаю, зачем ты всё это затеял, зачем помогаешь мне? Ты совершенно точно не бесчувственный и не такой холодный, каким кажешься, но то, что ты способен заморозить ранее разгоряченное тобой сердце, я знаю совершенно точно. Я не хочу идти к тебе, потому что не хочу чувствовать себя одной из них, – я вспомнила Тихомирову, Елисееву и других девушек, замеченных в близких отношениях с Маратом, – Ты опасен, ты сам мне это показал, с тобой нужно считаться, и я не уверена, что мне нравится каждая из сторон твоей жизни, чтобы довериться тебе полностью.

Северский с удивлением слушал мою речь, его лицо с каждым моим словом становилось всё мрачнее, словно на чистое небо медленно наплывали грозовые тучи. На миг мне стало совестно, я даже сделала движение рукой, чтобы схватить его ладонь, а потом извиниться, но удержалась и вместо этого переставила пустой стакан с одной части стола на другую.

Я ждала чего угодно, но точно не того, что парень рывком поднимется, схватит меня за руку и буквально силой выволочет на улицу мимо удивленного китайца, едва успевшего отскочить с нашего пути, и заставит остановиться на крыльце, повернув лицом к себе.

– Я уже говорил, что совсем не герой, и не собираюсь извиняться за те части жизни, которые тебе не нравятся. Хочешь меня оттолкнуть? Не сработает. Говоришь, что не доверяешь? Но ты пошла за мной сегодня, даже не зная наверняка, что я хочу тебе показать, позволила слушать свою игру и ни разу по-настоящему не разозлилась на каждый из неприятных моментов, связанных со мной. Думаешь, я и правда поверю, что ты можешь считать себя одной из тех девушек, которые продают себя за мечту? Да, я помогаю тебе, да хочу, чтобы ты поехала ко мне, да ты мне нравишься, но никого другого я бы не стал везти к себе домой, а тем более не для того, чтобы уложить к себе в постель. Думаю, тебе и правда стоит начинать бояться, потому что я больше не стану ничего таить.

Он сказал всё это резко и отрывисто, как будто рвал бумагу, а потом сминал ее в шарики, каждый из которых прилетал мне прямо в распахнутые глаза. Каждая частица моего разволновавшегося тела паниковала и металась из стороны в сторону, замыкая дрожь на руках, на пальцах, которые то соединялись, то разъединялись, с завидным постоянством меняя полюса магнитов. Северский еще пару секунд посмотрел на меня, а потом протянул руку и притянул к себе, вынуждая уткнуться лицом ему грудь и впервые застыть настолько близко к нему, чувствуя на спине его руки и задыхаясь от новизны ощущений.

Скрип шин, раздавшийся совсем рядом, заставил меня оторваться от парня и посмотреть на приехавшего, который быстро заглушил двигатель и вышел из машины, направляясь в нашу сторону.

– Зина! – с тревогой в глазах подошел ко мне брат и взял меня за плечи, заглядывая в лицо, – Что случилось? Он тебя обидел? Почему ты плачешь?

Я с удивлением обнаружила, что по моим щекам проложили путь две тонкие дорожки, которые наверняка предательски блестели в свете фонарей. Я быстро вытерла их ладошками и смущенно глянула на Мишу, который со злостью смотрел на Северского.

– Кажется, я сама себя обидела. Прости, Миш, не нужно было тебе звонить, просто я так устала от всего этого, от того, что мы в ссоре и от… неважно. Просто поверь, что Марат не причем.

Лицо Северского ничего не выражало, скрытое полумраком улицы, но мне показалось, что он обвиняющее прищурился, когда понял, что я и вправду настолько испугалась его, что даже предпочла позвонить брату, отношения с которым видали и лучшие времена. Теперь мне было ясно, что я просто струсила, оказалась той самой улиткой, которая прячется, едва на горизонте мелькнет малейшая опасность. Сбегать всегда проще, чем бороться с собственными чувствами, а жалеть себя после этого и того приятнее. Но почему-то мне больше не хотелось уходить от Марата, а тем более возвращаться домой. Хотя брат, который приехал ко мне, бросив все свои дела, только потому, что я попросила, даже несмотря на то, что мы недавно сильно поругались, заставил меня вспомнить, что я всего лишь глупая девчонка, которая все время пытается спрятаться от тех, кто по-настоящему о ней заботится.

– Зина, ты не должна с ним общаться, я же тебя предупреждал! – Миша сделал движение рукой и притянул меня ближе, как будто пытаясь защитить от неподвижно замершего оппонента, источавшего угрозу одним своим видом.