Один раз он почти меня поймал, но я быстро перевела глаза на яркую табличку, которую до этого даже не заметила. Он тоже посмотрел в ту сторону и понимающе дернул головой.

– Хорошая идея, у меня всё равно ничего нет, чтобы приготовить ужин.

Я внимательнее пригляделась к вывеске и поняла, что парень имел в виду маленькую китайскую кафешку, с причудливыми иероглифами, задорно примостившимися на двери и словно приглашающими войти. Только теперь я почувствовала голод, а при мысли о еде желудок застонал и требовательно скрутился. Поэтому я не стала спорить, когда Марат повернул машину и остановился возле красивого здания, на первом этаж которого находилось приглянувшееся нам заведение.

Всё, от дверного колокольчика, приветственно звякнувшего, когда мы вошли, до пожилого мужчины-китайца, подошедшего к нам, чтобы встретить, было пропитано особым колоритом, насыщено яркими красками, иероглифами, бамбуковыми полотнами с простыми, но тонко отражающими суть вещей набросками и неповторимой собственной эстетикой, которая впустила нас, точно пришельцев, в свой волшебный мир. Мужчина поклонился и сухим, но точным жестом указал нам на свободные столики у окна – они выгодно отличались наличием ширм, что позволяло принимать пищу подальше от чужих глаз и ушей, если бы пришлось вести приватные разговоры. Я неловко глянула на китайца, который ничего не говорил, и только протягивал нам планшеты вместо меню, и растерялась, когда он в ответ на мой вопрос о том, где здесь можно помыть руки странно на меня глянул и пробормотал нечто странное и похожее на заклинание, а потом ушел, оставив нас с Маратом вдвоем. Парень был спокоен и лениво листал странички на выданном ему гаджете так, словно всё шло по плану.

– По-моему, он меня не понял, – вздохнула я и огляделась: на деревянном столе стояли причудливой формы солонка и перечница, в деревянной пузатой коробочке толкались разноцветные салфетки; на стене слева от меня весел бежевый гобелен с вертикальными письменами, а над моей головой завис красный фонарик с кисточкой, – Наверное, у них много проблем с клиентами, раз официанты не говорят по-русски. Но выглядит всё здорово!

– Я сомневаюсь, что всё здесь настолько приближено к оригиналу, чтобы впечатлить – не тот размах. Не удивлюсь, что он лишь придуривается, что не понимает.

– Ты циник, Северский! Нельзя судить, не попробовав.

– А я и попробую. Однако наличие вот этого супа из карпа само наводит меня на такие мысли.

– Что с ним не так? – уткнулась я лицом в странное название – всё, кроме него, было написано иероглифами, так что понять, что имеет в виду Северский, было абсолютно невозможно.

– Этот суп готовят только в одном месте на земле, возле озера Тяньму, в котором и ловят рыбу для приготовления. Вода в озере безупречно чистая, а дно песчаное, отчего у рыбы нет илистого привкуса, – отсюда незабываемый вкус. Сомневаюсь, что у них на заднем дворе приютилась парочка-другая подобных мест. Так что, полагаю, это будет лишь подобие настоящего блюда.

– Откуда ты это знаешь? – подняла я глаза на парня, который не просто абсолютно бессмысленно тыкался в экран, ратуя на картинку с изображением блюда, а разумно и сосредоточенно водил глазами, – Знаком с китайским?

– Достаточно, чтобы понимать такие вещи. Кстати, это кухня провинции Су, так что, если ты действительно хочешь насладиться ее самобытностью, советую знаменитого «Нищего цыпленка» или «Прощай, моя наложница», или фрикадельки из свинины, вот здесь смотри, – он захватил мою руку и провел пальцем по экрану, находя нужные блюда. Я же зачарованно следила за его действиями, точно маленький деревенский ребенок за искусным иллюзионистом, – А на десерт возьми вот это рисовое печенье. Его точно нельзя испортить.

– Если ты такой гурман, то я полагаюсь на твой вкус. Но где ты всё это узнал?

– Я некоторое время жил в Китае. Учился там, – добавил он и, что-то вспомнив, опустил глаза в сторону.

– Правда? Так ты понял всё, что он сказал?

Северский криво улыбнулся и смеющими лазами посмотрел на меня.

– Абсолютно.

– И что же?

– Раковины вон там, – он махнул рукой в сторону, но я оценила его способность уходить от ответа.

Когда я вернулась, пожилой официант следил за рукой Марата, который почему-то молча указывал ему на блюда, вместо того, чтобы просто сказать, что мы хотим заказать. Я подумала, что парень попросту сомневается в своих разговорных способностях – нередко люди, которые спокойно читают на чужом языке и понимают иноземную речь, не могут связать и двух слов, но, когда официант поклонился и собрался уйти, Северский что-то сказал ему вдогонку, отчего тот замер и удивленно повернул к парню голову.

Я сидела и переводила взгляд с одного на другого, не понимая ничего из сухих реплик китайца и не менее лаконичных ответов Марата. В конце разговора Северский улыбнулся, а китаец слишком сердито, как мне показалось, развернулся и быстро ушел.

– И что это было? – заинтересованно спросила я у парня, который сидел с тенью загадочной улыбки на губах.

– Он сказал, что если мне не понравится суп, то обед за счет заведения, – открыто улыбнулся тот.

– По-моему, ты его расстроил…

– А по-моему мотивировал на результат.

– Можно же было мягче…

– А ты любишь защищать других, да, Шелест? Или я в твоих глазах настолько ужасен? – протянул он, сосредоточенно рассматривая мое лицо прямым колючим взглядом, – Всё еще боишься меня?

– Как я могу? – отвела я глаза, закручивая пальцами неожиданно возникшую в них салфетку, – Просто удивляюсь, как можно быть таким черствым с виду, но раз за разом ломать образ на каких-то мелочах, становясь героем для незнакомой девушки вроде меня.

– Если я черствый, то ты слишком непритязательна, когда говоришь о себе, как о мелочи.

– Как есть, так и говорю, – рассердилась я и бросила скомканную салфетку в сторону и уже было потянулась за другой, но тут мою руку накрыла ладонь Северского, и я испуганно перевела взгляд на его лицо. Что это он задумал и почему так внимательно и с легкой игривостью разглядывает мое лицо?

– Это не так, – мягко возразил он и чуть наклонился вперед, беря мою руку двумя ладонями и проводя по ней колючим взглядом, который я ощущала едва ли не лучше, чем прикосновения его пальцев, – Я долго думал, в чем дело… В этом, да? В том, что они такие особенные. Твои руки способны вертеть миром, по крайней мере, той его частью, где сосредоточено всё душевное. Думаешь, легко отпустить их, после того, как узнал силу, которой они владеют?

– Что? – подняла я глаза на Северского, непонятная игра которого сшибала мои мысли сильными вихревыми потоками. По телу плелись, точно змеи, волны мелодий-импульсов, натягиваясь в том месте, где Марат держал меня за руку, как тетива лука, готового выпустить стрелу.

– Если не хочешь, чтобы я и дальше тебе помогал, то и слушать твою игру мне больше не позволяй. Мне тяжело выносить это, – он легонько прикоснулся к тыльной стороне ладошки губами и выпустил ее из рук, а я продолжала смотреть на него замурованными в круглом положении глазами. Он же мягко улыбнулся и опустился на спинку стула, сопровождая глазами официанта-китайца, принесшего нам две круглые чашечки, покрытые темно-коричневой глазурью, и чайник с рукояткой в форме головы дракона. Китаец хмуро посмотрел на Северского и ушел с поджатыми губами, а я вцепилась в свою чашку, как утопающий хватается за соломинку, и сжалась, собираясь делать вид, что ничего не поняла и всё это не имеет ровно никакого значения. Только рука навсегда сохранила отпечаток чужих губ и отправила открытку сердцу, которое восторженно запело от ложных надежд. Из лука выстрелил очень меткий стрелок.

– Значит, ты в Китае научился стрелять? Что ты еще там изучал?

– Ты права. На самом деле отец хотел, чтобы я изучал боевые искусства, но я, еще будучи рядом с ним, доставлял кучу проблем, так что очень быстро я выбрал собственный путь, оставив прилежные занятия всякими бак мэй и ба гуа чжан Ромашко.