«Бам! ― Бам! ― Бам!» — противный грохочущий звук резанул по ушам. Ненавижу просыпаться утром, особенно после долгой ночи чтения. Какой сумасшедший придумал, что утро начинать обязательно нужно спозаранку? Как «сова» с двадцатитрехлетним стажем я этого не понимаю. Все еще пребывая в томной неге сна, я потянулась в сторону звона, чтобы выключить надоедливый будильник. Рука нащупала что-то твердое, но явно не то, что искала. Раздался еще более громкий и совершенно непонятный шум, и я открыла глаза.

Первое, что я увидела — пыльный кожаный ботинок, за который ухватилась спросонья. Откуда в моей кровати ботинок, тем более не мой? Что происходит? Желая получить ответы, я перевела взгляд вверх и замерла: передо мной стоял здоровенный лысый мужик, чьи глаза, кажется, были способны метать молнии. Сковородка, зажатая в его массивном кулаке, вот-вот грозила обрушиться на мою несчастную голову. Теперь понятно, что тут грохотало, мешая мне спать. Мой новый знакомый явно был зол и зол был на меня. Я нервно сглотнула. Он же не съест меня, да? Мужик рывком схватил меня за ворот одежды, встряхнув так, что желудок заплясал чечетку, и басом рявкнул что-то непонятное прямо мне в лицо.

— Аааааааа! — заорала я в ответ.

Этот хам, действительно, ужасал, но мои вопли, кажется, смогли, если не напугать его, то хотя бы ошеломить. Мужик отпустил ворот, и я, воспользовавшись случаем, рванула от него подальше. Краем глаза заприметив дверь, я тут же побежала к ней, не желая находиться с этим бугаем в одном помещении.

Улица встретила меня шумом и гомоном ярмарки. Как бы я ни любила закупаться различными безделушками, сейчас на шоппинг не было времени: нужно убегать от мужика, который уже пустился в погоню. Попасться ему в руки я совсем не горела желанием, поэтому побежала со всех ног. К счастью, прохожие, видимо испугавшись такого зрелища, расступались, освобождая дорогу. Хотя по бегу у меня было «отлично», этот забег точно не казался мне легкой пробежкой. Я уже почти не чувствовала ног от усталости, но мой преследователь, на которого я время от времени оборачивалась, постепенно настигал меня — на передышку рассчитывать не приходилось.

Так я бежала, пока не врезалась в кого-то. Страх быть пойманной не дал мне как следует рассмотреть мое неожиданное препятствие. Я тут же вырвалась и ринулась дальше. Кажется, мне что-то прокричали, но я не разобрала, что именно. То, что это предостережение, я поняла только, когда лошадиное копыто ударило меня по лицу. Боль была адская, и я сразу же отключилась.

Среди улицы лежала девушка. Светлые волосы рассыпались по грязной, вымощенной камнем мостовой, струйки крови по широкому лбу стекали на некрупный круглый нос, заливая веснушки. Столь плачевный вид привлекал людей.

— Бедное дитя, кто же виновник сего несчастья? — воскликнула низенькая старушка в черной тальме[1].

— Да-к известно кто. Вон-а он, виновник, копытом постукивает, — отозвался худощавый юноша, указывая пальцем на гнедого коня. — Где-то ж я его видел.

Внимание людей переключилось на животное. Каждый стремился высказать версию, кому же принадлежит лошадь. Разобраться в этом всем казалось первостепенной задачей: ведь кто-то же должен отвечать за травмы, нанесенные несчастной девушке. Конь же совсем не обращал внимания на людей, преспокойно пожевывая сено.

— Лекаря! Зовите, люди, лекаря! — немолодая женщина в красном платье пыталась докричаться до других, но возгласы ее тонули в пересудах о личности хозяина лошади.

К счастью, тот, кого женщина так старательно звала, ее слышал. Мужчина в бирюзовой мантии спешно наклонился над пострадавшей, измеряя пульс. Складка сосредоточенности на его лбу разгладилась, и лекарь объявил:

— Жива.

— Жива! Жива! — подхватила толпа.

— Так чей конь-то? — снова подала голос старушка.

Внимание людей опять переключилось на коня.

— Конь мой. — отрывистый голос донесся из толпы.

Все тут же уставились на говорившего. Им оказался высокий темноволосый мужчина в камзоле медового цвета. Одежда выдавал в нем человека, приближенного к королевской семье. Пока люди вглядывались в него, пытаясь угадать, кто из небольшого количества герцогов перед ними, молодой человек твердой походкой прошел вглубь толпы. Развевающаяся за его спиной мантель[2] с гербом не оставила места для сомнений в личности мужчины. Род Сква́лло в этой деревне был известен всем. Потрепав радостного коня по холке, его хозяин обратился к собравшимся:

— Кто эта девушка?

— Рабыня она. — подал голос лысый мужик со шрамом на левой руке, в которой сжимал сковородку, — Моя. — видя, что собеседник внимательно слушает, работорговец продолжил, — Хотел ее в веселый дом продать — уж очень личико ее тамошнему хозяину понравилось — но теперь… — мужик развел руки и крякнул, мол «ничего не получится».

— Дак конь-то не только девицу изуродовал, еще-ж человека прибыли лишил. — вклинился в разговор худой юноша, до этого говоривший со старушкой, — Не дело это, не дело, сударь.

Герцог бросил на него ледяной взгляд, и юноша замолчал. Ссориться с одним из богатейших людей страны не хотелось.

— Восстановится? — обратился Сквалло к лекарю.

— Шансы есть. — пробормотал тот, — Учитывая сломанный нос, травму головы и другие повреждения, восстановление займет не менее двух лун.

— Ай, все равно ее уже не продашь… — махнул рукой работорговец, — Иль Вы, монсеньор, купить ее желаете? — прохвост угодливо поклонился, на лице его расплылась лицемерная улыбочка.

Герцог явно был недоволен таким поворотом событий: ему не нужны были новые слуги, а тем более рабы. Однако, выхода не было. Лишить человека прибыли, вне зависимости от его рода деятельности, — грех, но гораздо больший — испортить чью-либо внешность. Сквалло был так невезуч, что в один день невольно обзавелся сразу двумя проступками. И, чтобы сохранить свою честь и не запятнать имидж королевского двора, он должен был разобраться хотя бы с одним из них.

— Сколько ты за нее хочешь? — серьезно проговорил дворянин.

— Хозяин веселого дома давал за нее шесть тысяч динариев, — задумчиво сказал работорговец, — но для племянника Королевы я удешевлю, — хозяин пострадавшей расплылся в улыбке. — пять тысяч динариев, и она Ваша.

Герцог вынул из-за пазухи замшевую мошну, откуда отсчитал ровно столько монет, сколько ему сказали. Для богатого человека это не было проблемой. Сквалло больше удручало пятно на репутации. Кроме того, новая ответственность, свалившаяся на него так нежданно, тоже угнетала.

— Зун! — крикнул мужчина, подойдя к коню.

— Я тут! — из толпы выбежал парень с сияющими русыми волосами, собранными в короткую косу, — Чего изволишь, милорд?

— Бери ее, и пошли, — герцог указал девушку, — Господин лекарь, думаю, Вам следует пройти с нами, — это он сказал уже служителю медицины.

Первое, что я ощутила, когда пришла в себя — жуткая боль. Болело все: лоб, нос, зубы — одним словом, все, что было выше шеи. Даже глаза открыть было проблематично. Не удивительно: только что мое лицо близко познакомилось с лошадиным копытом. Как же больно, черт возьми! Теперь я окончательно убедилась, что не сплю. Как же можно спать при такой боли?

Я совершенно не представляла, где нахожусь. Помня о недавнем инциденте, открывать глаза я не спешила, вместо этого прислушалась.

Около меня кто-то был. Это я поняла из разговора, а вот о чем был сам разговор, разобрать, увы, не получилось. Было слышно только голоса, по ним я и определила, что говорившие были мужчинами. Первый говорил мягко и вкрадчиво, деликатно подбирая слова. Голос его был спокоен и добр, словно у любимого дедушки, встретившего долгожданных внуков. Голос же второго звучал твердо и властно, хотя и были в нем вежливые нотки. Мне показалось, что он похож на иголки снежинок, впивающихся в неприкрытые ладони зимой. Хотя, было в этом голосе что-то приятное и успокаивающее.